обслуживать и даже готовить завтрак; ей же оставалось следить, чтобы ящик
для торфа у очага всегда был полон, а в буфете не убавлялось припасов. Обед
она ему принесла, но есть с ним не стала. Абберкам снова пребывал в мрачном
расположении духа, да и Йосс не очень хотелось разговаривать. Оба были
напряжены как струны. Что ж, она лишилась удовольствия проводить время на
верхней террасе, но ведь это был лишь еще один мираж, сон, самообольщение,
мечта о покое.
пряча глаза.
рабов.
для парочки в Вео и постоянно пополняла запас.
злобно сверкнули.
не попрощавшись, почти бегом направилась к тропинке.
про себя: "Держись истины и благородства".
минут: холодный зимний ветер пробирал до костей. Она вернулась в дом и
заперла двери. Ее жилище вдруг показалось ей таким маленьким, таким темным и
неуютным. Горящий в очаге торф давал мало огня, зато нещадно дымил. Пахло
гарью, как на пепелище. Стояла полная тишина: ветер внезапно улегся, и даже
тростник не шелестел.
яркого огня, что с треском лижет сухой хворост, танцует на поленьях,
рассказывает дивные истории. Огня, возле которого я так любила сидеть в
бабушкином доме у нас на плантации".
на расстоянии примерно мили от ее хижины, и отодрала там несколько досок от
крыльца. В тот вечер у нее снова был настоящий огонь в очаге. Она стала
наведываться в тот дом почти ежедневно, и вскоре рядом с очагом выросла
небольшая поленница. К Абберкаму она больше не ходила: старик полностью
оправился, и, чтобы пойти туда снова, ей пришлось бы придумывать предлог. Ни
топора, ни пилы у нее не было, и потому крупные куски досок она просто
совала одним концом в огонь, постепенно, по мере сгорания, пропихивая их
глубже, к тому же при таком способе одной доски хватало на целый вечер.
Теперь Йосс большую часть времени проводила в кресле у яркого огня, пытаясь
заставить себя выучить первую главу из "Аркамье". Рядом на коврике
укладывался Губу, который то дремал, то, щурясь на огонь, выводил свое тихое
"мур-мур-мур". Он совершенно перестал выходить из дому, считая, что делать в
обледеневших тростниках совершенно нечего. Йосс пришлось даже поставить для
него в уголке ящик с песком. Он это оценил и при надобности делал все свои
дела только туда.
болотах, не было такой холодной зимы. Оказалось, что в дощатых стенах лачуги
полным-полно щелей, и Йосс замучилась, забивая их чем попало, но так и не
добилась почти никакого эффекта -- по дому все равно раз гуливали
сквознячки, и от стен тянуло холодом. Если очаг хоть на час потухал, в доме
становилось не теплее, чем на улице, -- даже вода в чашке подергивалась
ледком. По ночам Йосс оставляла тлеть в очаге торф, но днем обязательно
подкидывала хоть одно поленце, чтобы как-то осветить свою безрадостную
жизнь. Она любила огонь, как доброго друга: когда в очаге плясало пламя, она
чувствовала себя не так одиноко.
днем оттягивала поход, надеясь, что морозы прекратятся, но становилось все
холоднее. Торф промерз настолько, что теперь не столько горел, сколько
чадил, и в очаг приходилось все время подкладывать поленья, чтобы в доме
сохранилось хоть какое-то тепло. Но однажды, поняв, что откладывать больше
нельзя, Йосс напялила на себя все теплые вещи, которые имела, закуталась
двумя шалями и взяла продуктовую сумку. Губу сонно посмотрел на нее.
падает, ломает ногу и лежит беспомощная на обледеневших мостках. И
замерзает, потому что никто из деревни не придет ее спасать. Стоит всего
пару часов полежать так, и все будет кончено. "Ну и пусть -- я в руках Камье
великодушного, и смерть все равно уже близко. Так не все ли равно, сейчас
или через пару лет! Только позволь мне, милостивый Владыка, добраться до
деревни и хоть чуть-чуть согреться".
лавке, жадно слушая местные сплетни, а потом прочитала старую газету -- всю,
до последнего словечка. В передовице говорилось о новом восстании,
вспыхнувшем в одной из провинций на востоке. Опять война! Тетки Эйд и
родители Вады расспрашивали Йосс о самочувствии Вождя. И все по очереди
говорили, что ей нужно зайти к хозяину ее домика Кеби, потому как он кое-что
припас для своей постоялицы. Оказалось, пачку дешевого скверного чая. Йосс
все же поблагодарила Кеби, чтобы тот почувствовал себя благодетелем и душа
его стала богаче. Он тоже забросал ее вопросами об Абберкаме. "Вождь
серьезно болел? А сейчас ему лучше?" "Как они мне все надоели, -- думала
Йосс, скупо и без всякой охоты удовлетворяя его любопытство. -- Век бы не
слышала их противных голосов. Одной жить лучше".
хотела выходить из жарко натопленной комнаты на трескучий мороз. Но
отправляться лучше было сейчас, пока светло. Сумка оказалась тяжелее, чем
обычно (Йосс отоварилась с запасом), и приходилось очень осторожно выбирать
дорогу на покрытой замерзшими лужицами тропке к мосткам. И все же она
припозднилась, заболтавшись, и не заметила, как прошло время.
одну-единственную тучку на тусклом пустынном небе, словно не желало отдавать
даже те крохи дневного тепла и света, на которые было так скупо нынешней
зимой. Чтобы поскорее добраться до дому и сесть у очага, Йосс решила
сократить путь и зашагала напрямую по промерзшей трясине.
услышала крик Абберкама и только потом увидела его самого, бегущего прямо на
нее с выпученными глазами. Ну, точно, снова с ума сошел!
сажи и льдинки, да и сам он был покрыт копотью и грязью с головы до ног.
Огромный свихнувшийся дикарь!
Вот только дом(
столбняке. Сегодня она заперла дверь. Машинально опустила щеколду. Раньше
она никогда так не делала, а вот сегодня заперла дверь на щеколду! Губу
остался в доме и не мог выбраться. Он был заперт, метался с ошалевшими
глазами, истошно вопя(
крутануло, словно в водовороте. Его огромное тело было сейчас совсем-совсем
близко, а звучный голос над самым ухом сказал:
Да выслушайте же меня, Йосс. Ваш дом сгорел. Но зверек не пострадал.
Пустите меня! Я ничего не понимаю! Что случилось?
туда вместе. Вы сами все увидите. Хотя теперь там почти не на что смотреть.
рассказывать все по порядку, но смысл слов еще не доходил до нее.
да, конечно, ведь стоят такие морозы. А когда горит дерево, то всегда летят
искры, и одна могла попасть на половицу или в тростник на крыше. А в такую
сушь, как сейчас, все загорается, как порох. О Владыка милостивый! Я же
думал, что вы там, внутри! Я шел в деревню и вдруг почувствовал запах дыма,
оглянулся -- огонь, и сразу оказался у ваших дверей, не знаю уж как --
летать я не умею. Короче, я вмиг очутился там; толкнул дверь, а она на
щеколде, тогда я толкнул сильнее, и она распахнулась, а внутри уже все
пылает -- пол, потолок -- все. И повсюду дым, так что я не видел, там вы или
нет. Тогда я вошел и в углу, куда огонь еще не добрался, обнаружил
перепуганного кота. Я вспомнил, как вы страдали, когда умерла ваша собака, и
попытался его поймать, но он пулей выскочил за дверь, а я глянул, нет ли в
доме еще кого, и поспешил следом. И тут рухнула крыша. -- Абберкам гордо
расхохотался. -- Свалилась прямо мне на голову! Вот, смотрите! -- Он
остановился, но Йосс была слишком мала ростом и не увидела, что у него там,
на макушке. -- Я вылил пару ведер воды из вашей бочки на наружную стену,