Чтение 7–й страницы книги ~Четыре пути к прощению~

Йосс решила поменьше ходить к Абберкаму. Он уже вставал и мог сам себя
обслуживать и даже готовить завтрак; ей же оставалось следить, чтобы ящик
для торфа у очага всегда был полон, а в буфете не убавлялось припасов. Обед
она ему принесла, но есть с ним не стала. Абберкам снова пребывал в мрачном
расположении духа, да и Йосс не очень хотелось разговаривать. Оба были
напряжены как струны. Что ж, она лишилась удовольствия проводить время на
верхней террасе, но ведь это был лишь еще один мираж, сон, самообольщение,
мечта о покое.

Однажды днем к Йосс зашла Эйд.

-- Боюсь, я не смогу больше сюда приходить, -- угрюмо сказала она,
пряча глаза.

-- Что-то случилось?

Девушка неопределенно пожала плечами.

-- За тобой следят?

-- Нет. Не знаю. Я подумала, может, вы знаете. Я, похоже, залетела.

Это старое словечко, означавшее беременность, осталось из лексикона
рабов.

-- А ты пользовалась контрацептивами? -- Йосс закупала их специально
для парочки в Вео и постоянно пополняла запас.

Эйд судорожно кивнула и, сжав губы, чтобы не расплакаться, прошептала:

-- Не надо было этого делать.

-- Чего? Заниматься любовью или предохраняться?

-- Не надо было этого делать! -- почти выкрикнула девушка, и глаза ее
злобно сверкнули.

-- Ладно, -- только и оставалось сказать Йосс. Эйд повернулась и, даже
не попрощавшись, почти бегом направилась к тропинке.

-- До свидания, Эйд! -- крикнула ей в спину Йосс и с горечью повторила
про себя: "Держись истины и благородства".

Она побрела к могиле Тикули, но не смогла пробыть там и нескольких
минут: холодный зимний ветер пробирал до костей. Она вернулась в дом и
заперла двери. Ее жилище вдруг показалось ей таким маленьким, таким темным и
неуютным. Горящий в очаге торф давал мало огня, зато нещадно дымил. Пахло
гарью, как на пепелище. Стояла полная тишина: ветер внезапно улегся, и даже
тростник не шелестел.

"Я хочу настоящих поленьев, о Владыка, как я хочу настоящего, жаркого,
яркого огня, что с треском лижет сухой хворост, танцует на поленьях,
рассказывает дивные истории. Огня, возле которого я так любила сидеть в
бабушкином доме у нас на плантации".

На следующий день она сходила в полуразвалившийся пустой дом, стоявший
на расстоянии примерно мили от ее хижины, и отодрала там несколько досок от
крыльца. В тот вечер у нее снова был настоящий огонь в очаге. Она стала
наведываться в тот дом почти ежедневно, и вскоре рядом с очагом выросла
небольшая поленница. К Абберкаму она больше не ходила: старик полностью
оправился, и, чтобы пойти туда снова, ей пришлось бы придумывать предлог. Ни
топора, ни пилы у нее не было, и потому крупные куски досок она просто
совала одним концом в огонь, постепенно, по мере сгорания, пропихивая их
глубже, к тому же при таком способе одной доски хватало на целый вечер.
Теперь Йосс большую часть времени проводила в кресле у яркого огня, пытаясь
заставить себя выучить первую главу из "Аркамье". Рядом на коврике
укладывался Губу, который то дремал, то, щурясь на огонь, выводил свое тихое
"мур-мур-мур". Он совершенно перестал выходить из дому, считая, что делать в
обледеневших тростниках совершенно нечего. Йосс пришлось даже поставить для
него в уголке ящик с песком. Он это оценил и при надобности делал все свои
дела только туда.

Морозы все не кончались. Еще ни разу, с тех пор как Йосс поселилась на
болотах, не было такой холодной зимы. Оказалось, что в дощатых стенах лачуги
полным-полно щелей, и Йосс замучилась, забивая их чем попало, но так и не
добилась почти никакого эффекта -- по дому все равно раз гуливали
сквознячки, и от стен тянуло холодом. Если очаг хоть на час потухал, в доме
становилось не теплее, чем на улице, -- даже вода в чашке подергивалась
ледком. По ночам Йосс оставляла тлеть в очаге торф, но днем обязательно
подкидывала хоть одно поленце, чтобы как-то осветить свою безрадостную
жизнь. Она любила огонь, как доброго друга: когда в очаге плясало пламя, она
чувствовала себя не так одиноко.

Продукты кончались, и пора было идти в деревню, однако Йосс день за
днем оттягивала поход, надеясь, что морозы прекратятся, но становилось все
холоднее. Торф промерз настолько, что теперь не столько горел, сколько
чадил, и в очаг приходилось все время подкладывать поленья, чтобы в доме
сохранилось хоть какое-то тепло. Но однажды, поняв, что откладывать больше
нельзя, Йосс напялила на себя все теплые вещи, которые имела, закуталась
двумя шалями и взяла продуктовую сумку. Губу сонно посмотрел на нее.

-- Лентяй, деревенщина, -- сказала Йосс, -- мудрое животное.

Мороз был жутким. Она с ужасом представила себе, как, поскользнувшись,
падает, ломает ногу и лежит беспомощная на обледеневших мостках. И
замерзает, потому что никто из деревни не придет ее спасать. Стоит всего
пару часов полежать так, и все будет кончено. "Ну и пусть -- я в руках Камье
великодушного, и смерть все равно уже близко. Так не все ли равно, сейчас
или через пару лет! Только позволь мне, милостивый Владыка, добраться до
деревни и хоть чуть-чуть согреться".

И она добралась и долго с наслаждением отсиживалась в кондитерской
лавке, жадно слушая местные сплетни, а потом прочитала старую газету -- всю,
до последнего словечка. В передовице говорилось о новом восстании,
вспыхнувшем в одной из провинций на востоке. Опять война! Тетки Эйд и
родители Вады расспрашивали Йосс о самочувствии Вождя. И все по очереди
говорили, что ей нужно зайти к хозяину ее домика Кеби, потому как он кое-что
припас для своей постоялицы. Оказалось, пачку дешевого скверного чая. Йосс
все же поблагодарила Кеби, чтобы тот почувствовал себя благодетелем и душа
его стала богаче. Он тоже забросал ее вопросами об Абберкаме. "Вождь
серьезно болел? А сейчас ему лучше?" "Как они мне все надоели, -- думала
Йосс, скупо и без всякой охоты удовлетворяя его любопытство. -- Век бы не
слышала их противных голосов. Одной жить лучше".

Она и продолжала-то беседовать с хозяином лишь потому, что очень не
хотела выходить из жарко натопленной комнаты на трескучий мороз. Но
отправляться лучше было сейчас, пока светло. Сумка оказалась тяжелее, чем
обычно (Йосс отоварилась с запасом), и приходилось очень осторожно выбирать
дорогу на покрытой замерзшими лужицами тропке к мосткам. И все же она
припозднилась, заболтавшись, и не заметила, как прошло время.

Солнце опустилось почти к самому горизонту и спряталось за
одну-единственную тучку на тусклом пустынном небе, словно не желало отдавать
даже те крохи дневного тепла и света, на которые было так скупо нынешней
зимой. Чтобы поскорее добраться до дому и сесть у очага, Йосс решила
сократить путь и зашагала напрямую по промерзшей трясине.

Она глядела прямо под ноги, чтобы не поскользнуться, и поэтому сначала
услышала крик Абберкама и только потом увидела его самого, бегущего прямо на
нее с выпученными глазами. Ну, точно, снова с ума сошел!

-- Йосс! Йосс! Все в порядке!

Вождь подбежал уже так близко, что Йосс разглядела в его волосах клочья
сажи и льдинки, да и сам он был покрыт копотью и грязью с головы до ног.
Огромный свихнувшийся дикарь!

-- Идите домой! Не подходите ко мне! Назад! Домой! -- закричала она.

-- Все в порядке, -- задыхаясь от бега, повторил он. -- Все в порядке.
Вот только дом(

-- Какой дом?

-- Ваш дом. Он сгорел. Я пошел в деревню и увидел дым(

Он что-то еще говорил, но Йосс уже не слушала, застыв, словно в
столбняке. Сегодня она заперла дверь. Машинально опустила щеколду. Раньше
она никогда так не делала, а вот сегодня заперла дверь на щеколду! Губу
остался в доме и не мог выбраться. Он был заперт, метался с ошалевшими
глазами, истошно вопя(

Она бросилась к дому, но Абберкам встал на пути.

-- Пустите меня! -- закричала она. -- Мне нужно туда!

Бросив сумку, она обогнула гиганта и побежала, не глядя под ноги.

Но Абберкам схватил ее за руку и дернул с такой силой, что ее
крутануло, словно в водовороте. Его огромное тело было сейчас совсем-совсем
близко, а звучный голос над самым ухом сказал:

-- Я же сказал: все в порядке. Ваш любимец жив. И сейчас у меня дома.
Да выслушайте же меня, Йосс. Ваш дом сгорел. Но зверек не пострадал.

-- Что? Что случилось? -- яростно забилась она, пытаясь вырваться. --
Пустите меня! Я ничего не понимаю! Что случилось?

-- Сначала успокойтесь, -- сказал он, отпуская ее руку. -- Мы пойдем
туда вместе. Вы сами все увидите. Хотя теперь там почти не на что смотреть.

Трясясь в ознобе, Йосс покорно двинулась за ним. Вождь стал
рассказывать все по порядку, но смысл слов еще не доходил до нее.

-- Но как это могло случиться? -- вдруг спросила она. -- Как же так?

-- Думаю, случайная искра. Вы ведь не погасили очаг перед уходом? Ну
да, конечно, ведь стоят такие морозы. А когда горит дерево, то всегда летят
искры, и одна могла попасть на половицу или в тростник на крыше. А в такую
сушь, как сейчас, все загорается, как порох. О Владыка милостивый! Я же
думал, что вы там, внутри! Я шел в деревню и вдруг почувствовал запах дыма,
оглянулся -- огонь, и сразу оказался у ваших дверей, не знаю уж как --
летать я не умею. Короче, я вмиг очутился там; толкнул дверь, а она на
щеколде, тогда я толкнул сильнее, и она распахнулась, а внутри уже все
пылает -- пол, потолок -- все. И повсюду дым, так что я не видел, там вы или
нет. Тогда я вошел и в углу, куда огонь еще не добрался, обнаружил
перепуганного кота. Я вспомнил, как вы страдали, когда умерла ваша собака, и
попытался его поймать, но он пулей выскочил за дверь, а я глянул, нет ли в
доме еще кого, и поспешил следом. И тут рухнула крыша. -- Абберкам гордо
расхохотался. -- Свалилась прямо мне на голову! Вот, смотрите! -- Он
остановился, но Йосс была слишком мала ростом и не увидела, что у него там,
на макушке. -- Я вылил пару ведер воды из вашей бочки на наружную стену,