Чтение 7–й страницы книги ~Пес войны и боль мира~

лоб.-Очень многое не хотелось бы воскрешать в памяти.
Атэсхапады в Маглебурге все время приходили мне на ум, и не надо было
прилагать особых усилий, чтобы воскресить их.

- Вы часто убивали?

- Конечно.- Было нечестно касаться в разговоре этой темы.

- И грабили? И пытали?

- Когда это было неизбежно, да.-Тема начала меня раздражать. Я подумал,
что она намеренно хочет вывести меня из себя.

- И насиловали?

Я посмотрел на нее. Может быть, моя оценка была неправильной? Возможно,
она была из тех легкомысленных дам, с которыми я познакомился при дворе?
Вот с ними было естественно вести такой разговор. Они радовались любой
сенсации и давно позабыли, что у людей есть совесть и что нужно держать
свое поведение в рамках приличия. С цинизмом, который впитался вместе с
насилиями и убийствами мне в кровь, я рассказывал им все, о чем они
спрашивали. Этих женщин по-настоящему интересовало на свете только
одно-золото, как можно больше золота. Если Сабрина принадлежит к этому
классу, она получит все, чего желает.

В ее взгляде читалось ожидание, и я коротко ответил:

- Да. Солдаты, как я уже говорил, неразборчивы...

Ее не заинтересовал мой ответ. Она продолжала:

- А вы казнили еретиков?

- Я видел, как их сжигают.

- Но вы не принимали участия в их умерщвлении?

- Благодаря стечению обстоятельств и моим убеждениям-нет.

- А вы способны убить хотя бы одного еретика?

- Милостивая госпожа, я определенно не знаю, что собой представляет
еретик. В наши дни существует много значений этого слова. Так можно назвать
любого, кто желает собственной смерти.

- Или ведьмы? Вы казнили ведьм?

- Я солдат, а не священник.

- Многие солдаты выполняют поручения священников, не так ли? И многие
священники стали солдатами.

- Я не из их числа. За свою жизнь я перевидал множество душевнобольных и
старух, причисленных к ведьмам, их по этому обвинению сжигали, милостивая
госпожа. Но я ни разу не сталкивался ни с волшебством, ни с заклинаниями,
ни с вызыванием демонов или духов,-я засмеялся.-Один из встреченных мною
так называемых "колдунов" утверждал, что общался с Мефистофелем, но смог
выговорить его имя только после того, как ему несколько раз это имя
повторили.

- Разве вас не пугает ведьмовство?

- Нет. По крайней мере, то, что я подразумеваю под ведьмовством, меня не
пугает.

- Вы мужественный человек, мой господин.

Я воспринял это как комплимент.

- Мужественный в масштабах нашего общества, но не в моих собственных.

Она живо отреагировала на это.

- Достойный ответ. Итак, вы предъявляете к себе высокие требования?

- Пока я достиг немногого, гораздо большее у меня в планах. У других я
перенимаю то, что мне необходимо.

- Итак, вы-грабитель.

- Пусть я грабитель, если вам угодно, но, надеюсь, не лицемер.

- Разумеется, это зависит только от вас.

- Почему вы так думаете?

- Это неотъемлемая часть вашего существа, раз вы хотите стать тем, кого
описываете. Или, может быть, вы заблуждаетесь в том, что эта часть
существует.

- Не могу уследить за ходом ваших мыслей. Я тот, кто я есть.

- И кто же вы?

- Наверное, я таков, каким сделала меня жизнь.

- Разве вас создал не Бог? А ведь именно он создал мир, так?

- Это не мой случай.

- Еретик?

- Ах, милостивая госпожа. Мятущаяся душа, как и все другие.

- Вы невозможно категоричны.

- Для солдата?

- Для любого, кто живет в наше время.

- Я не настолько категоричен, насколько скрытен. И, как вы уже, наверное,
заметили, я не имею склонности к метафизическим дебатам.

- Неужели вы не признаете, что у вас есть совесть?

- Совесть-слишком дорогое удовольствие, чтобы иметь его в наши дни,
милостивая госпожа.

- И все же это необходимо.

- Скажите, что вы можете предложить? Может, хотите изменить меня в
соответствии со своими идеалами?

- Мои идеалы не во всем сходятся с вашими.

- Я уже заметил это.

- Душа? Эти слова значат немного. Я надеюсь, вы достаточно откровенны со
мной.

- Я почти полностью согласен с вами.

Мы еще некоторое время поупражнялись в красноречии на эту тему, а потом
разговор продолжился в другом русле.

Она оказалась образованной женщиной, знающей неизмеримое количество
историй и анекдотов. Чем больше мы были вместе, тем сильнее я ее желал.

Мы болтали и пили, пили и болтали, так что даже забыли об обеде. Она
цитировала греков и римлян, она читала стихи и цитировала диалоги. Она
определенно была хорошо осведомлена обо всех делах, творящихся в Европе, да
и в большей части мира даже больше, чем я.

Мне стало ясно, что повелитель Сабрины ее высоко ценит, и что более чем
возможно, он не только ее возлюбленный. Она много путешествовала и легко
вступала в обычные дружеские отношения. У меня сложилось впечатление, что
она хорошо знакома почти со всеми близлежащими графскими семьями.

Настал вечер. Мы переместились в кухню, где из немногих припасов
приготовили приличный, насколько это было возможно, ужин. Мы выпили много
вина, а потом поднялись в одну из спален и стали раздеваться.

Простыни, покрывала и альков казались белоснежными в солнечном свете.
Вскоре Сабрина осталась в наряде Евы. Ее белое тело манило, груди оказались
маленькими и твердыми.
Еще ни разу я не видел такой женщины, кроме как воплощенной в статуе или
на полотнах живописцев.

До этого вечера я не верил в совершенство, но когда я увидел ее тело,
освещенное закатным солнцем, я поверил, что оно действительно существует.

Мы легли в постель. В своей страсти она была ласкова и дика одновременно:
пассивность сменялась агрессией. Мне передалось ее настроение-оно подходило
мне по духу. Кроме того не надо забывать, что я долго был лишен женской
ласки.

Я чувствовал, как силы вновь возвращаются ко мне, а потом на душе стало
радостно и появилось громадное облегчение, еще в юности испытанное мной в
фамильном замке Бек.

Все продолжалось бесконечно, она ласкала меня вновь и вновь, и я отвечал
на ее ласки. Я дышал ее дыханием, чувствовал прекрасные прикосновения ее
кожи.

Наша страсть накатывала и утихала, подобно приливам и отливам. Наша
жадность преодолевала усталость.

Насытившись, мы засыпали и просыпались с первыми лучами солнца, чтобы
снова любить друг друга, и я все больше и больше влюблялся в нее.

И вот однажды, утренним рассветом, я прошептал ей в ухо, еще спящей, что
хочу, чтобы она ушла вместе со мной, оставив своих подозрительных слуг,
чтобы мы могли отыскать место, где нас не сможет потревожить война.
- Может ли быть такое место?-спросила она и весело рассмеялась над
подобной несуразицей.

- Возможно и есть, на Востоке. Или в Англии. Мы можем поехать в Англию.
Или в Новый Свет.

Расстроившись, она посмотрела на меня.

- Это невозможно,-сказала она.-Мой повелитель этого не разрешит.

Я обозлился.

- Твой повелитель нас не найдет.

- Он найдет меня и вернет, можешь быть уверен.

- В Новом Свете?! Он что, Папа?!

Она как будто растерялась, и я спросил себя, неужели этим риторическим
вопросом я могу узнать правду?

Я продолжал:

- Я буду с ним сражаться. Если понадобится, я соберу против него армию.

- Ты больше потеряешь, чем приобретешь.

Озадаченный, я все еще спрашивал ее:

- Он-Папа? Твой повелитель?

- О нет,-сказала она с сожалением.-Он гораздо могущественнее, чем Папа.

Я потер лоб.

- Может быть, на твой взгляд. Но не в глазах всего мира.

Она затихла, зарывшись в подушку, а потом сказала тихим шепотом:

- В глазах не только всего мира, но и Неба.

Ее ответ смутил меня. Прошла еще неделя, прежде чем мы возвратились к
этой теме. Меня больше не устраивало такое положение вещей.

- Ты обещала ответить на мои вопросы,-сказал я ей как-то утром.-Неужели
нельзя назвать имя этого могущественного господина? По крайней мере я
должен быть в курсе, пока нахожусь здесь.

- Ты не особенно обрадуешься.

- И все же я должен знать это.

- Я скажу,-прошептала она,-на следующее утро.

- Его имя,-настаивал я днем позже. Я видел испуг в ее глазах, и это