показалось, что я, как заколдованный, перенесся по мановению волшебного
жезла с площадки лестницы в доме мадам Лебри в свой собственный кабинет.
напрягаю я все усилия, чтобы вычеркнуть из памяти ваш пленительный образ.
Вы заполонили мою душу, и я ощущаю сладостную тяжесть этих наложенных вами
оков с того самого вечера, когда впервые мельком увидел вас. Всю ту ночь я
метался как в лихорадке от охватившей меня радости и, не веря самому себе,
громко повторял: "Я люблю, я люблю, я люблю!" О, эти упоительные и полные
ужаса воспоминания! Фанни, белокурая Фанни! Вы приближались ко мне легкой
и грациозной походкой, окруженная ореолом своих золотистых волос и
окутанная дымкой воздушных тканей. Вы были словно Диана, спешащая к
Эндимиону... Увы! Я все еще вас люблю!
прогулку, я снова увидел ее.
прогулки, а Цезарина была вечно занята домашними делами. Ввиду этого я
решил ежедневно посвящать Жану Лебри часть своего свободного времени. В
тех случаях, когда мои больные лишали меня этого отдыха и когда месье
Пуисандье не имел возможности меня заменить, Жан прогуливался один вдоль
хорошо знакомой ему лесной тропинки, нащупывая дорогу концом своей
палочки. Лес начинался непосредственно за домом госпожи Лебри. Именно эта
близость тенистой рощи и заставила мадемуазель Грив поселиться здесь на
лето.
когда я пришел к Лебри, мадемуазель Грив находилась там же.
исключительную красоту, грацию ее движений, чарующий взгляд ее бархатистых
глаз и аромат цветущей розы, которая была приколота у ее корсажа и на
которую сама она так походила. А теперь и голос ее показался мне
музыкой...
хотелось как можно скорее скрыться, и в то же время я горел желанием
никогда с ней не расставаться.
на прогулку.
без меня. Цезарина, проводившая его до опушки леса, уже возвращалась
сейчас обратно.
счастлив!
упрека мадемуазель Грив. - Я с удовольствием прошлась бы с вашим сыном...
столько доброты, что у бедной матери навернулись на глаза слезы. Мне
показалось, что звучавшие в ее голосе доброта и ласка способны были
придать всякому банальному слову оттенок самого нежного признания.
Вся окружавшая меня природа внезапно открыла мне все свои красоты и сулила
мне сказочное счастье. Никогда в жизни не видел я ничего более
прекрасного, чем эта тропинка, извивавшаяся среди диких трав и окаймленная
зеленеющим кустарником. Яркое солнце сияло сквозь молодую листву и
придавало всему окружающему праздничный вид. И мне казалось, что это
праздник в честь меня и для меня. Цветы распускались, птицы щебетали в
ветвях только для того, чтобы поздравить меня. Весна наступала только
потому, что я полюбил. Я шептал: "Я счастлив! Я люблю! Благодарю вас,
маргаритки, благодарю тебя, красногрудый снегирь... Благодарю тебя, солнце
и голубое небо, и вас, пестрые мотыльки... Какие вы все милые! Спасибо
вам". И я возносил свое сердце ввысь, как дарохранительницу, как священный
ковчег...
скорее летним, нежели весенним. Непомерный зной преждевременно раскалил
землю, и с юго-запада надвигалась тяжелая грозная туча, напоминавшая
своими очертаниями какую-то исполинскую снежную гору.
внимание на то, что Жан Лебри шел до странности быстро, потому что я до
сих пор и не мог догнать его. Или, может быть, он пошел в другом
направлении? Как раз за моей спиной тропинка разветвлялась, и можно было
предположить, что слепой ошибся. Но нет, ответвление вело влево, а Жан
имел обыкновение нащупывать своей палкой правый край дорожки: так, по
крайней мере, он сам говорил мне. Но, если уж на то пошло, имел ли я
основание ему доверять? Случай с часами не давал мне покоя.
слышные лесные шорохи. Издали доносился заглушенный шум маленького
городка. Я хотел крикнуть Жану, но вовремя удержался; мне, безусловно,
следовало сохранять молчание. Жан несомненно считал себя здесь в полном
одиночестве. У меня созрел план: незаметно подкрасться к нему и последить
за его движениями. Можно было вернуться назад к разветвлению дорожки и там
подождать его, спрятавшись в кустарнике и не производя никакого шума.
отрывистый кашель.
наступали сумерки. Я тихонько крался вперед.
которая здесь вилась среди леса по совершенно ровному месту. Ко мне он был
обращен спиной.
пня и за ним притаился. Отсюда, несмотря на то, что я все еще был за
спиной Жана, мне удалось уловить, что он несомненно рассматривает какой-то
находившийся в руках предмет. Но какой? Занимаемая мной позиция и все
сгущавшиеся сумерки мешали мне его различить. Тем не менее мне почудилось,
что я уловил металлический звук в то время, как Жан перекладывал этот
предмет из руки в руку.
гнетущее настроение, которое с трудом переносит человек. Эта удручающая
атмосфера казалась предвестником той поры, когда на земле уже нечем будет
дышать.
кармана перочинный нож с громким стуком ударился о камень. Жан Лебри
мгновенно вскочил на ноги и повернулся ко мне лицом.
на меня сквозь толщу огромного пня, за которым я спрятался, и его
устремленные на меня глаза, эти широко раскрытые загадочные глаза
испускали из себя слабые лучи света!
светящихся точек на его лице или сознание, что они были сознательно
устремлены на меня, несмотря на преграду, отделявшую меня от Жана Лебри,
или же то обстоятельство, что этот смотревший на меня человек, который был
моим другом, меня не узнавал.
Отвечайте мне немедленно, или я буду стрелять!
это был револьвер. Он направил его на меня с абсолютной точностью прицела.
сейчас же спрятал в карман свое оружие.
единственным обладателем вашей тайны. Вы несомненно нуждаетесь в помощи.
Вы явно чего-то боитесь. И, если судить по тому волнению, которое вы
только что испытали и которое выдало вас с головой, вам грозит серьезная
опасность. Недаром же вы готовы были принять такие решительные меры в
отношении вашего предполагаемого врага. Не думаете ли вы, что вам было бы
полезно приобрести союзника?
всех эту... странную историю, в которой вы являетесь действующим лицом?
Неужели же вы надеетесь, что вам удастся собственными силами защититься от
любопытствующих людей и от... своих врагов? Ведь вы, по-видимому,
подозревали, что за этим деревом скрывается враг? Не правда ли?
свои фосфоресцирующие глаза.
причиной моего молчания является только то, что я не хочу, чтобы на меня
смотрели, как на какой-то феномен. Я не хочу, чтобы меня выставляли
напоказ и обращались со мной, как с сокровищем витрины, как с уродом,
которым неутомимо будут хвастать друг перед другом врачи и ученые...
кажется, что... наука...
Не трудитесь мне возражать: вы вчера выслушали меня и знаете это так же
хорошо, как и я. Ну, так вот, мне хочется провести свои последние дни в