Чтение 7–й страницы книги ~Оса~

Моури.

Полицейский огрызнулся:

- Не лезь не в свое дело, коротышка!

Затем он громко фыркнул, вошел в магазин и потребовал управляющего.
Этот почтенный гражданин вышел на улицу и с ужасом воззрился на свою
витрину, после чего стал проявлять симптомы глубокого нервного потрясения.

- Мы-мы-мы ничего не знаем, офицер. Я уверяю вас... уверяю, что мы
тут ни-ни-ни при чем. Ведь эта... эта гадость наклеена снаружи, а не
изнутри! Кто-то из прохожих устроил такую мерзость, ясно же! И я ума не
приложу, почему он выбрал нашу витрину. Наш патриотизм ни у кого не
вызывает сомнений и...

- Кайтемпи понадобится не больше пяти секунд, чтобы это проверить, -
с ухмылкой заявил полицейский.

- Но я сам офицер запаса в..

- Заткнись. - Полицейский ткнул толстым пальцем в возмутительную
листовку. - Сорвать!

- Будет сделано, офицер! Так точно, офицер! Я немедленно очищу
витрину!

Управляющий подцепил край листовки и попытался оторвать ее от стекла.
Но не тут-то было; земная технология достигла совершенства в создании
клеящих веществ. После нескольких неудачных попыток управляющий смущенно
посмотрел на полицейского, зашел в магазин, взял нож и снова принялся за
работу. Ему удалось оторвать по маленькому треугольному кусочку по углам;
текст при этом не пострадал.

- Принеси горячей воды и попытайся ее размочить, - скомандовал
полицейский, быстро теряя терпение. Он повернулся к толпе и приказал всем
убираться. Любопытные неохотно двинулись прочь.

Перед тем, как завернуть за угол, Моури оглянулся: управляющий возил
тряпкой по стеклу витрины; рядом стояло ведро, над которым подымался пар.
Моури ухмыльнулся: вода, особенно горячая, легко вступала в реакцию с
гидрофлуоресцирующим веществом, входившим в состав типографской краски.

По пути Моури прилепил еще пару листовок - там, где их трудно не
заметить, где они могли вызвать приличный переполох. Прошло двадцать
минут; вода уже должна была прореагировать с краской, и он не устоял -
вернулся к злополучному магазину.

Листовки на витрине уже не было, но на ее месте четкие белые буквы
красовались прямо на стекле. Теперь уже не только ведро, но и полицейский
с управляющим исходили паром; они метались около витрины и яростно орали
то на дюжину граждан, пытавшихся прочитать текст, то друг на друга.

Проходя мимо, Моури слышал, как полицейский вопил:

- Мне плевать, что твоя поганая витрина стоит две тысячи гильдеров!
Или забей наглухо, или меняй стекло! Либо то, либо другое!

- Но, офицер! Две тысячи...

- Делай, как тебе сказано! Умышленно или нет - ты предоставил свою
витрину для подрывной пропаганды! Это серьезное преступление во время
войны!

Моури не спеша удалился; его никто не видел и ни в чем не заподозрил.
У него еще оставалось восемнадцать листовок, так что работы хватило до
темноты. В этот день он нашел себе подходящее убежище.

ГЛАВА 3

Моури остановился у гостиничной стойки и с деланным сожалением
обратился к портье:

Ох уж эта война! Все так сложно, ничего нельзя планировать заранее! -
Он всплеснул руками; земляне в подобном случае пожимают плечами. - Я
должен уехать завтра, может быть, дней на семь. Так неудачно все
сложилось!

- Вы хотите отказаться от номера, господин Агаван?

- Нет. Я забронировал его на десять дней и заплачу за это время. -
Моури вытащил из кармана пачку гильдеров. - Если я вернусь вовремя,- то
смогу снова занять свой номер, в противном случае. - Он опять сделал
руками волнообразный жест и добавил: - Ну, что ж, не повезет, так не
повезет.

Как вам будет угодно, господин Агаван, - ответил портье, выписывая
квитанцию и протягивая ее постояльцу. Речь шла о чужих деньгах, и его
ничуть не волновало, как постоялец их растранжирит.

- Спасибо, - поблагодарил Моури. - Долгих лет!

- Долгих лет, - ответил портье, но судя по интонации - скончайся
клиент прямо у стойки, он бы и глазом не могнул.

Моури зашел в ресторан и поужинал. Затем поднялся в номер, вытянулся
на кровати, дав отдых гудящим ногам, и стал ждать наступления темноты.
Когда погасли последние блики заката, он достал из чемодана новую пачку
листовок, взял кусок мела и вышел.

На этот раз все было намного проще. Тусклое уличное освещение было
ему на руку; к тому же теперь он был хорошо знаком со всеми заслуживающими
внимания местами и мог не отвлекаться на поиски квартиры. В течение
четырех часов Моури постарался обезобразить листовками как можно больше
стен и витрин самых шикарных магазинов, которые днем особенно привлекали
внимание прохожих.

Выйдя из отеля в семь тридцать, в полуночи он наклеил ровно сто
листовок и вывел большими четкими буквами "ДАГ" на двадцати четырех
стенах.

Надписи были сделаны особым мелком земного производства, очень
похожим на обычный, но с одной интересной особенностью - мел въедался в
поры кирпича при попытке смыть его водой, чем больше тратилось усилий,
чтобы избавиться от надписи, тем ярче она проступала на стене. Существовал
единственный способ уничтожить надпись - снести стену и построить новую.

Утром Моури позавтракал и покинул отель вместе со своим
заминированным чемоданом. Игнорировав динокары, что ждали пассажиров у
двери отеля, он влез в автобус. Моури пересаживался девять раз, меняя
направления и маршруты без всякого плана. Пять раз он оставлял чемодан в
автоматической камере хранения и путешествовал без багажа. Возможно, не
стоило так тщательно запутывать следы, но - кто знает! - все могло
случиться; он был обязан не только скрыться от реальной опасности, но и
предупредить возможность ее появления. Например, вполне возможен такой
вариант:

"Мы из Кайтемпи. Предъявите-ка регистрационную книгу Хм-м - вроде
имена те же, что и в прошлый раз... Кроме этого Шир Агавана. Кто он такой,
а?"

"Из службы лесной охраны, офицер".

"Вы узнали зто из его документов?"

"Да, офицер. Они были в полном порядке".

"В каком учреждении он служит?"

"В Министерстве природных ресурсов".

"Вы видели печать министерства на его личной карточке?"

"Не номню... Возможно... но я не могу точно сказать".

"Следует обращать внимание на такие вещи. Вы ведь знаете, что ими
заинтересуются при проверке".

"К сожалению, офицер, я не могу запомнить каждую деталь документов,
которые проходят через мои руки за неделю".

"Не мешало бы вам посерьезней относиться к работе... Правда, с этим
Агаваном все, кажется, в порядке. Сделаю на всякий случай запрос о его
личности. Где тут у вас телефон?"

Любопытный агент набирает номер, задает несколько вопросов, бросает
трубку и раздраженно обращается к клерку:

"В списках сотрудников министерства Шир Агаван не значится! У этого
типа фальшивые документы! Когда он покинул отель? Был ли встревожен? Не
говорил, куда направляется? Отвечай, идиот! И ключ от его номера, быстро!
Он взял динокар? Опиши мне его поподробнее. Так, у него был чемодан...
Какой, а?"

С подобным риском неизбежно сталкиваешься, когда ищешь пристанища в
местах известных, находящихся под постоянным наблюдением. Риск невелик, но
все же он существует. Когда приговоренный к смертной казни шпион будет
ожидать исполнения приговора, мысль о том, что его поймали чисто случайно,
покажется не особенно утешительной. Чтобы продолжать борьбу и победить,
воин-одиночка должен всегда и во всем быть хитрее врага.

- Довольный, что теперь самый настырный сыщик не сможет проследить
его маршрут по городу, Моури втащил свой чемодан на четвертый этаж грязной
и тесной многоквартирной коробки, вошел в нанятую вчера двухкомнатную
квартиру, и в лицо ему ударил спертый воздух, - комнаты пропахли какой-то
кислятиной. Остаток дня пришлось посвятить уборке.

Найти его здесь будет непросто. Хозяин, тип с подозрительно бегающими
глазами, не потребовал никаких документов, сдавая квартиру Густ Хуркину,
мелкому железнодорожному служащему, честному, трудолюбивому, простому
парню, который станет платить регулярно и в срок. Хозяин ничего не имел
против сомнительных постояльцев - в этом квартале темные личности
пользовались уважением: как правило, у них было гораздо больше гильдеров в
карманах.

Закончив с уборкой, Моури купил газету и изучил ее от корки до корки
в поисках каких-либо упоминаний о его вчерашних похождениях. Но об этом в
газете не было ни слова. Сначала Моури почувствовал разочарование, но,
поразмыслив, приободрился.

Выступление против войны и открытая оппозиция правительству - это не
та новость, которую станут расписывать в передовых статьях; ни один
редактор не пропустил бы подобную информацию. Конечно, будь у него выбор .
такая сенсация! Но выбора-то у местных журналистов как раз и не было; все
их материалы наверняка подвергались цензуре. Это означало, что его
деятельность была замечена и уже приняты кое-какие меры, пока еще самые
простые.