светом, и каждая улица походила на предыдущую. Пора было возвращаться. За
что бы он ни наказывал себя, предпринимая эту изнурительную прогулку через
обитель смерти и разрушения, кара уже совершилась. Опираясь на руку Лизамон
Гультин, он повернул к палаткам.
Валентин, выкупавшись, отдохнув и немного перекусив, встретился с ними сразу
после заката в своей палатке. При нем был только маленький вроон, Аутифон
Делиамбер. Валентин хотел составить себе мнение об этих метаморфах без помех
со стороны Насимонте и остальных, но магические способности Делиламбера он
ценил высоко: это маленькое, снабженное множеством щупалец существо может
прозреть своими золотистыми глазищами то, что недоступно человеческому
зрению Валентина.
него. Понтифик обвел взглядом всю группу от распорядителя раскопок
Каастисиика на одном конце до палеографа Во-Симифона на другом. Они смотрели
на него спокойно, почти равнодушно, эти пьюривары с резиновыми лицами и
раскосыми глазами, пока он рассказывал им о том, что видел днем - о
кладбище, о разрушенной пирамиде и святилище под ней, о нише, куда убийца
столь бережно поместил отрезанную голову Гуукаминаана.
он. - Расчленение тела на куски, помещение головы в нишу для
жертвоприношений? - Его взгляд задержался на Тиууринен, специалистке по
керамике, миниатюрной метаморфийке с красивой малахитово-зеленой кожей. -
Что вы об этом думаете? - спросил он.
ответила она.
Коллеги доктора Гуукаминаана. Не кажется ли вам, что помещение головы в нишу
означает принесение жертвы?
гипотеза, - чопорно произнесла Тиууринен. - Это не мой профиль.
стратиграф Памикуук, и хранительница древностей Хиээкраад, и Дриисмиил,
специалист по архитектуре, и Клеллиин, эксперт по пьюриварской
палеотехнологии, и Виитаал-Твуу, металлург.
убийстве. Не является ли расчленение тела доктора Гуумиканаана возращением к
похоронным обрядам древнего Велализьера? Не была ли голова, установ ленная в
нише, искупительной жертвой некоему божеству? Не входит ли в пьюриварские
традиции убийство, совершенное именно таким образом? Они не могли сказать.
Или не хотели. Валентин не узнал ничего и о том, были ли у покойного враги
здесь, на раскопках.
было ли у них борьбы за обладание какой-либо ценной находкой и не имел ли
места более абстрактный спор, связанный с задачами экспедиции. И никто не
выказывал негодования по поводу того, что он способен подозревать кого-то из
них в убийстве старого Гуукаминаана на основе подобных мотивов. Они держали
себя так, как будто сама мысль о деянии такого рода превышала их понимание и
была им совершенно чужда.
прямой вопрос каждому из них, но результат всегда был один и тот же. Они не
желали ему помогать, хотя и не увиливали открыто. Они были необщительны, не
выказывая при этом особой хитрости или замкнутости. В их отказе от участия в
следствии не было ничего, вызывающего откровенное подозрение. Они были в
точности тем, кем и казались: учеными, посвятившими себя раскрытию тайн
прошлого своего народа и ничего не знающими о таин ственном событии,
происшедшем в их среде. Да Валентин и сам не чувствовал, что кто-то из
присутствующих здесь - убийца
занявший спустя восемь тысяч лет место полулегендарного короля-воителя
Стиамота, навеки лишившего их независимости. Даже эти восемь мягких,
незлобивых ученых в глубине души не могут не чувствовать гнева против своих
хозяев, людей. У их нет причин помогать ему, и они не видят необходимости
говорить ему правду. Интуиция - а может быть, тайные, глубоко укоренившиеся
расовые предрассудки? - подсказывала Валентину, что здесь ничего нельзя
принимать на веру. Как можно полагаться на впечатление об их кажущейся
невиновности? Как может человек разгадать, что скрывается за непроницаемой
внешностью метаморфов?
Убийцы они или нет?
обходительные. Но они что-то скрывают, я уверен.
слово "хсиртиур"?
кем-то, кто не хочет лгать тебе, но и правды не скажет, если ты сам до нее
не докопаешься. Ты не можешь избавиться от чувства, что под словами, которые
тебе говорят, скрывается нечто важное, но ты никогда не узнаешь, что это,
пока не задашь единственно верный вопрос. Но для того, чтобы задать нужный
вопрос, ты должен обладать той самой информацией, которую ищешь. Это очень
досадное ощущение, хсиртиур, почти болезненное. Точно бьешься клювом о
каменную стену. Я сам сейчас пребываю в состоянии хсиртиура - и вы,
очевидно, тоже, ваше величество.
крайности, но чувствовал потребность покончить со всеми основными моментами
сразу. Поэтому, как только стемнело, он попросил Магадоне Самбису проводить
его в рабочую деревню.
к себе, ваше величество.
Уж лучше я поговорю с ними сегодня, чем завтра прерывать их работу.
Тунигорн слишком устал - полдневная прогулка по руинам его доконала, а
Мириганта лихорадило от легкого солнечного удара, но крепкий старый герцог
охотно согласился ехать с понтификом, несмотря на свои годы. Последним в их
отряде стал Аарисиим, метаморф-охранник. Валентин взял его с собой не
столько для защиты - с этим Лизамон Гультин могла справиться сама, - сколько
из-за проблем, связанных с хсиртиуром.
достойным доверия, чем всякий пьюривар. С опасностью для жизни он выдал
Валентину своего хозяина Фараатаа, когда вождь мятежников, перейдя все гра
ницы, угрожал убить королеву метаморфов. Возможно, он и теперь будет полезен
и сможет обнаружить то, чего даже проницательный взор Делиамбера не смог
разгадать.
центрального сектора раскопок. Эти хлипкие временные строения напомнили
Валентину Иллиривойн, метаморфскую столицу в джунглях Зимроэля, где он
побывал когда-то. Но это место казалось еще более удручающим, чем
Иллиривойн. Там метаморфы, по крайней мере, могли строить свои жилища из
молодых деревьев и лиан, а здесь в их распоряжении не было ничего, кроме
скрюченных кустов, растущих на равнине. И хижины тоже получились кривыми и
жалкими.
подъехал, они уже толпились перед хибарами группами по восемь-десять душ.
Это были тощие, оборванные, голодного вида создания, разительно отличающи
еся от культурных, образованных археологов. Валентин спросил себя, где же
они берут силы, чтобы заниматься своим тяжелым трудом в этом негостеприимном
климате.
пришельцев так плотно, что Лизамон Гультин зашипела и схватилась за свой
вибромеч.
к удивлению Валентина, выказывали ему самые раболепные знаки внимания:
толкали друг друга, чтобы поцеловать край его одежды, падали на колени в
песок, даже простирались ниц.
отталкивали наиболее рьяных. Великанша делала это спокойно и без суеты,
Mасимонте же злился, и на лице его читалось отвращение. Когда передние
отходили, их место занимали задние, рвущиеся вперед с яростной решимостью.
что Валентин не мог не усмотреть в их рвении откровенной фальши. Они явно
перегибали палку. Возможно ли, чтобы какая-то группа пьюриваров, пусть даже
самого простого звания, вдруг ощутила искреннюю радость при виде понтифика
Маджипура? Или так слаженно, по доброй воле, выражала свой восторг?
гостей, и перед ним предстало с полдюжины расплывчатых, искаженных
Валентинов, пара Насимонте и гротескное, в половину натуральной величины,
изображение Лизамон Гультин. Валентину оказывали эту своеобразную честь и
раньше, при его визите в Иллиривойн - тогда это взволновало и неприятно
поразило его. Сейчас он испытал сходное чувство. Пусть меняют обличье, если
хотят, раз уж они наделены этим свойством - но есть что-то зловещее в том,
как они отражают лица посетителей.