Чтение 7–й страницы книги ~Мастодония~

полностью логично.

- Но тогда кто же это? Что вы об этом думаете? Вы же думали об этом?

- Ну конечно. Размышлял. Но ни к чему не пришел. Я говорил себе, что,
может быть, это что-то, сохранившееся с доисторических времен. Никакой это
не призрак. А что думаешь ты, Эйса?

- Временами он кажется немного нечетким, - сказал я. - Немного
размытым, может быть, но он не призрачен.

- А почему бы вам обоим заодно и не поужинать у меня? - предложил
Эзра. - Мы могли бы проговорить всю ночь. Я ведь еще не все рассказал. У
меня так много тем для разговора, что я могу беседовать часами. У меня
целый котел черепахового жаркого, гораздо больше, чем я могу съесть, даже
с помощью Бродяги, и я поймал пару щурят в маленьком озерце неподалеку.
Старая щука сравнительно жесткая, а молодые изумительно вкусны. Ничего
другого предложить не могу, но если вы поедите черепаховое жаркое, то вам
ничего другого и не захочется.

Райла взглянула на меня.

- Не остаться ли?

Я покачал головой:

- Заманчиво, но нам нужно возвращаться. До дороги, где мы оставили
машину, две мили, и я не хотел бы идти в темноте. Так что нам лучше бы
отправиться прямо сейчас, пока светло - тогда мы не собьемся с тропы.

Уже в машине, по дороге домой, Райла спросила:

- Почему ты мне не рассказал про этого Кошарика?

- Я о нем упоминал, - ответил я, - но не стал рассказывать, как он
выглядит. Ты могла бы мне не поверить.

- И ты подумал, что я поверю Эзре?

- А разве нет?

- Я еще сама не поняла, поверила ли я. Это похоже на бабушкины
сказки. Как и сам Эзра, отшельник-философ. Мне и не снилось, что есть
такие люди.

- Их немного. Он - высыхающая ветвь вымирающей породы. Когда я был
мальчиком, их было уже мало. Но прежде, когда-то давно, их было масса.
Старого замеса, как говорила моя бабушка. Мужчины, которые никогда не
женились, имели склонность жить сами по себе, отделяясь от общества. Они
сами себе готовили, стирали, выращивали небольшие огородики, держали собак
или, реже, кошек для компании. Жили, нанимаясь на лето к фермерам, а зимой
- на заготовку дров. Некоторые промышляли ловлей зверей - скунсов, куниц и
так далее. Другие жили землей - охотились, ловили рыбу, возделывали дикие
съедобные растения. Как правило, они не имели никаких запасов, но тем не
менее обычно выглядели счастливыми. Забот у них было мало, потому что они
отрицали ответственность. Когда они становились слабыми и неспособными
обслужить себя, их или отвозили в старорежимные дома призрения, или иные
соседи брали их к себе и заботились о них за поденную работу, с которой те
еще справлялись. Бывало и так, что кто-нибудь заглянет в хижину и
обнаружит, что хозяин уже неделю как умер. Они были большей частью
беспомощны и незначительны. Когда они наскребали немного денег, то
отправлялись выпить, пока не кончались деньги, а затем разбредались назад
по своим хижинам и следующие несколько месяцев собирали деньги для другой
эпизодической выпивки.

- Мне такая жизнь кажется непривлекательной, - сказала Райла.

- По современным стандартам, - заметил я, - так и есть. Но посмотри
на это с точки зрения пионеров заселения этого края. Некоторые из наших
молодых людей вновь поднимают эту идею. Они зовут назад, к земле. Вряд ли
это во всех отношениях плохо.

- Эйса, ты говорил, что видел это создание и что в селениях бывает
страх перед пантерой. Значит, другие тоже видели его.

- Видимо, они неотчетливо видели кошачью морду.

- Но улыбающаяся пантера!

- Когда люди видят пантеру или то, что они считают пантерой, они не
слишком расположены замечать какую-то там улыбку. Они боятся. В их
интерпретации улыбка может стать оскалом.

- Не знаю. Все это так фантастично. И еще твои раскопки. И Боусер,
раненый наконечником Фолсона. И зеленые кости динозавров.

- Райла, ты просишь объяснения. А объяснения у меня нет. Есть
искушение связать все это. Я не уверен, что все эти загадки как-то
связаны. И не упрекнул бы тебя, если бы ты уехала. Не так-то приятно
столкнуться со всем этим.

- Пожалуй, неприятно, - согласилась она, - но все это важно и
волнует. Если бы мне рассказал это кто-нибудь другой, я бы непременно
уехала. Но я знаю тебя. Ты всегда честен в своих мыслях, даже если тебе
это неприятно. Все это немного пугает. У меня ощущение, что я стою на краю
чего-то, чего не понимаю, возможно, какой-то великой действительности,
которая заставит нас выработать новый взгляд на мироздание.

Я засмеялся, но смех вышел немного натянутым.

- Давай не будем воспринимать это так серьезно, а будем делать шаги
постепенно. Этот путь легче.

- Пусть будет так, - согласилась она, и в голосе ее прозвучало
облегчение. - Интересно, как там Боусер.

Когда через несколько минут мы добрались до дома, стало очевидно, что
с Боусером все в порядке. Хайрам сидел на задней веранде, а Боусер
распластался у его ног. Увидев нас, Боусер приветливо завилял хвостом.

- Как он? - спросила Райла.

- Да все нормально, - отвечал Хайрам. - Мы с ним провели хороший
день. Сначала сидели и наблюдали за малиновкой и много разговаривали. Я
промыл ему рану; она теперь выглядит хорошо. Крови там больше нет, и рана
начинает по краям затягиваться. Боусер - хорошая собака. Он спокойно
лежал, когда я очищал рану, даже не дернулся. Он знает, что я ему помогаю.

- Ты ел что-нибудь? - спросил я.

- В холодильнике был кусок жареного мяса, и мы с Боусером поделили
его. Остаток я дал Боусеру на ужин, а себе сделал яичницу. Мы сходили и
собрали яйца. Их оказалось одиннадцать.

Хайрам медленно поднялся на ноги.

- Раз уж вы здесь, пойду-ка я домой, а утром вернусь, чтобы
позаботиться о Боусере.

- Если у тебя есть дела, можешь не приходить, - сказал я. - Мы
позаботимся о нем.

- Конечно, дела есть, - сказал Хайрам с достоинством, - всегда есть
что делать, но я обещал Боусеру. Я сказал ему, что буду ухаживать, пока он
не выздоровеет.

Он спустился по ступенькам и уже пошел было к воротам, но вдруг
остановился.

- Забыл, - сказал он, - я не закрыл курятник. Его нужно закрыть.
Здесь полно скунсов и лис.

- Можешь идти спокойно, - сказал я. - Я сделаю это сам.

Шум прямо подбросил меня в постели.

- Что случилось? - сонно спросила Райла со своей подушки.

- Что-то с курами.

Она протестующе пошевелилась.

- Неужели здесь по ночам нельзя спать? Прошлой ночью Боусер, теперь
куры.

- Это все проклятая лиса. Их тут стало втрое больше, чем раньше.
Курятник как решето.

В ночи слышался шум испуганных птиц.

Я выдернул ноги из постели, нашел на полу шлепанцы и впихнул в них
ноги.

Райла села.

- Что ты собираешься делать?

- На этот раз я до нее доберусь. Не зажигай света. Спугнешь.

- Сейчас темно, ты ее не увидишь.

- Светит полная луна. Увижу.

В закутке на кухне я нашел дробовик и коробку патронов. Два я загнал
в стволы. Боусер в своем углу заскулил.

- Ты останешься здесь, - сказал я, - и будешь молчать. А то
всполошишь все вокруг и спугнешь лису.

- Будь осторожен, Эйса, - предостерегла меня Райла, стоя в дверном
проеме.

- Не тревожься. Все будет нормально.

- Накинь что-нибудь. Не следует выбегать туда как есть, в пижамных
штанах и шлепанцах.

- Все будет в порядке. Я не задержусь.

Ночь была светла как день. Огромная золотая луна сияла прямо над
головой. В мягкости лунного света двор выглядел как японская гравюра. В
ночном воздухе висел тяжелый запах сирени.

Из курятника все еще неслись неистовые, пронзительные птичьи крики. В
углу двора была клумба махровых роз. Идя крадущимся шагом по мокрой
холодной траве, тяжелой от росы, как и предсказывала Райла, я подумал, что
лиса не в курятнике, а в розовом кусте. Я подкрался к розам с ружьем
наготове. Глупо, говорил я себе. Лиса либо в курятнике, либо удрала. Она
не станет прятаться в розах. Но предчувствие упорствовало: здесь. Думая об
этом, почти зная это, я еще подивился, откуда я знаю, как это может быть,