Чтение 7–й страницы книги ~Что может быть проще времени~

Фредди.

Он почувствовал, что Розовый зашевелился в нем, как будто выбираясь
из своего уголка.

- Нет! - закричал Блейн. - Нет!

Но было уже слишком поздно. Розовый выбрался и заполнил весь его
мозг. И хотя он продолжал оставаться собой, он был и еще кем-то. Он стал
сразу двумя существами - и это было очень странное ощущение, - и вдруг
произошло что-то непонятное.

Комната застыла как мертвая, только на стене стонали часы. И это было
тоже непонятно, потому что прежде с часами ничего подобного не случалось,
они жужжали, но никогда не издавали ничего похожего на стон.

Блейн быстро шагнул вперед, но Фредди не двинулся с места. Стоял,
держа руку в кармане, и не шевелился.

Еще один шаг, и Фредди едва шелохнулся. Его глаза, не мигая,
уставились в одну точку. Но выражение лица стало медленно и необычным
образом меняться, и рука пошла вверх из кармана, но настолько медленно,
что движение лишь угадывалось, как будто и рука, и пальцы, и то, что
пальцы сжимают в кармане, пробуждались от глубокого сна.

И вот еще один шаг, и Блейн подошел к нему почти вплотную. Его кулак,
как поршень, рванулся вперед. У Фредди медленно, как на проржавевших
шарнирах, отвисла челюсть и веки, видимо моргая, поползли вниз.

Кулак обрушился на челюсть. Блейн попал точно, куда целился, и вложил
в удар всю силу, всю тяжесть своего тела. Но даже когда боль от удара
обожгла ему костяшки пальцев и отдалась в запястье, он знал, что это ни к
чему. Потому что Фредди практически не шевельнулся, не сделал ни малейшей
попытки защититься.

Фредди падал, но падал как-то странно. Он падал медленно и плавно -
так падает дерево после смертельного удара топора. Тело медленно кренилось
к полу, и только теперь, в падении, рука с зажатым в ней револьвером
выплыла из кармана. Выскользнув из ослабших пальцев, револьвер со стуком
опустился на пол.

Блейн нагнулся и, прежде чем Фредди ударился об пол, поднял
револьвер, и стоял так, сжимая его в руке, и глядел, как Фредди наконец
упал - вернее, не упал, а, скорее, улегся на пол и, как бы расслабившись,
замер на его поверхности.

Часы по-прежнему стонали на стене, и Блейн, обернувшись, посмотрел на
них, увидел, сто секундная стрелка едва ползет по циферблату. Ползет,
вместо того чтоб бежать... И этот стон вместо жужжанья: часы, наверное,
тоже рехнулись, подумал Блейн.

Что-то произошло со временем. Об этом говорили и едва ползущая
секундная стрелка, и почти пропавшая реакция у Фредди.

Ход времени замедлился.

И это было невозможно.

Ход времени не замедлился; время - величина постоянная. Но если это
каким-то образом и произошло, то почему время не замедлилось для него?

Если только...

Ну, конечно, если только не время замедлилось, а он сам стал
двигаться быстрее, настолько быстро, что Фредди не успел ничего сделать,
не сумел защититься и ни при каких обстоятельствах не смог бы достать из
кармана револьвер.

Блейн вытянул руку и взглянул на револьвер. От этой тупорылой
уродливой вещицы веяло смертью.

Да, Фредди не шутил. И "Фишхук" тоже. Тот, кто собирается лишь
немного поиграть, отделываясь шуточками и улыбками, не станет брать с
собой оружие. А если взял, значит, готов был пустить его в ход. Фредди,
несомненно, был готов к этому.

Блейн повернулся и посмотрел на Фредди. Тот по-прежнему безмятежно
лежал на полу. Пожалуй, он еще немного тут полежит, прежде чем придет в
себя.

Блейн сунул револьвер в карман и направился к выходу, мимоходом
взглянув на часы. За все это время секундная стрелка едва сдвинулась с
места.

Открыв дверь, он обернулся и еще раз окинул взглядом кухню. Идеально
стерильная кухня по-прежнему безжизненно сияла посудой, единственное, что
теперь нарушало порядок, было тело Фредди, распластавшееся на полу.

Блейн вышел и зашагал по выложенной плитами дорожке к длинной
каменной лестнице, перечеркнувшей склон огромной скалы.

Человек, который, развалившись, сидел на ступени, начал медленно
подниматься, увидев, как Блейн бежит ему навстречу.

Свет одного из окон верхнего этажа падал человеку на лицо, и Блейн
заметил, что оно выражает крайнее недоумение. Казалось, застывшие черты
лица высечены на каменной маске.

- Извини, приятель, - Блейн уперся раскрытой ладонью в эту маску и с
силой толкнул ее.

Человек стал медленно отступать осторожными шажками, с каждым шагом
наклоняясь назад все больше и больше. Прошло еще несколько времени, и он
упал на спину.

Но Блейн не стал ждать. Он продолжал бежать, перескакивая через
ступени. В стороне от темных рядов автомобилей, припаркованных на стоянке,
тихо урчала мотором машина с включенными подфарниками.

Это ждет Гарриет, понял Блейн. Но она повернула машину не в ту
сторону - не вниз по дороге, к выходу из каньона, а в самую глубь его. И
он знал, что это ошибка, потому что вверх дорога сужается, и через
милю-две проехать уже невозможно.

Блейн перескочил через последнюю ступеньку и, осторожно пробираясь
между автомобилей, вышел на дорогу.

Гарриет сидела в машине. Блейн обошел вокруг, открыл дверцу с другой
стороны и скользнул на сиденье.

На него вдруг обрушилась страшная, до ломоты в костях усталость, как
после бега. Казалось, он пробежал слишком длинную дистанцию. Откинувшись
на спинку сиденья, он посмотрел на лежащие на коленях ладони и увидел, что
руки дрожат.

- Как ты быстро, - обернулась к нему Гарриет.

- Представилась возможность, - ответил Блейн. - И я не стал ждать.

Она включила скорость, и машина двинулась вверх по дороге. Эхо
подхватило гул реактивного двигателя, разнося его по всему ущелью.

- Надеюсь, - заметил Блейн, - ты знаешь, куда едешь. Дорога скоро
кончится.

- Не бойся, Шеп, я знаю.

У него не было сил спорить. Он чувствовал полное изнеможение.

И я имею на это право, сказал он себе, потому что двигался в десять
или в сто? раз быстрее, чем обычно. Человеческий организм просто не
рассчитан на такие перегрузки. Я расходовал энергию со страшной скоростью:
сердце колотилось, как сумасшедшее, легкие готовы были разорваться от
напряжения, мышцы сокращались в невероятном темпе.

Он сидел и молчал, размышляя и удивляясь, как могло это произойти. Но
удивление было формальным, он удивлялся, потому что должен был удивляться;
на самом же деле он знал объяснение происшедшему.

Розовый больше не давал о себе знать. Он поискал его и нашел в том же
убежище.

- Спасибо, - поблагодарил он.

Это было несколько забавно - благодарить существо, ставшее частью его
самого, ведь оно пряталось у него в голове, в его мозгу. И все-таки оно не
стало частью его самого, пока еще нет. Хотя уже и не было просто беглецом,
укрывшимся в чужом разуме.

Машина неслась вверх по каньону. Свежий, прохладный ветер, казалось,
был напоен брызгами прозрачного горного ручья, и от стен ущелья доносился
тонкий и нежный аромат сосен.

- Что-нибудь случилось? - спросила Гарриет.

- Я встретил Фредди.

- Ты имеешь в виду Фредди Бейтса?

- Существует один-единственный Фредди.

- Безобидный дурачок.

- Когда мы встретились, у твоего безобидного дурачка глаза налились
кровью, и он вынул револьвер.

- Неужели он...

- Гарриет, - сказал Блейн, - становится слишком жарко. Лучше высади
меня.

- И не надейся, - ответила Гарриет. - Я еще никогда не участвовала в
столь забавной игре.

- Мы вряд ли куда-нибудь приедем. Дорога скоро кончается.

- Шеп, может, глядя на меня, в это трудно поверить, но голова у меня
работает неплохо. Я много читаю, и больше всего мне нравятся книги по
истории. Проклятой истории войн. Особенно я люблю изучать карты боевых
действий.

- Ну и что из этого?

- А то, что я сделала одно наблюдение. Я пришла к выводу, что всегда,
во всех случаях, необходимо заранее подготовить путь к отступлению.

- Только не по этой дороге.

- По этой, - сказала Гарриет.

Блейн повернул голову и вгляделся в ее профиль. Нет, она не похожа на
хладнокровную, практичную журналистку, хотя такая она на самом деле. И
пишет не сентиментальные статейки, не заметки в колонку светских сплетен,
а вместе с дюжиной других репортеров, составляющих элиту своей профессии,
дает гигантскую панораму "Фишхука" для одной из крупнейших газет Северной
Америки.

И несмотря на это, шикарна, словно сошла с обложки модного журнала.
Шикарна, но без вычурности, и полна спокойной уверенности в себе, которая
в любой другой женщине выглядела бы высокомерием.

Он был уверен, что все, что только можно знать о "Фишхуке", она