знает; кроме Декера, никто носа не высовывает из поселка. А Декер, я ду-
маю, далеко в горы забирался. Гастра, конечно, исследована получше. Но и
там полно необработанной и неизученной земли. На Харизме, похоже, нет
туземной разумной жизни, но это не более чем предположение. Просто ее
там никто не искал, а она там, может быть, есть, только хорошо прячется.
Там есть травоядные; животные и хищники, которые питаются травоядными.
Некоторые из хищников, если верить болтовне в колонии, очень страшные. Я
как-то спросил Декера про них, но он мне ничего не ответил. А я больше
не спрашивал. Ну, а вы, - спросил капитан, обернувшись к Теннисону, -
долго прожили на Гастре?
лись выпытывать? Никто не видел, как он попал на корабль. Никто не зна-
ет, что он здесь. Бояться вам нечего, дело это не ваше.
то я могу совершенно честно сказать, что никакого преступления я не со-
вершил. Меня, правда, в этом подозревают. Вот и все. А на Гастре быть
под подозрением означает, что тебя могут запросто пристрелить на месте
без суда и следствия.
будем на Харизму, вы можете сойти с корабля в полной уверенности, что мы
с вами никогда ни о чем не говорили. Думаю, так будет лучше для нас обо-
их. Я уже говорил и повторю еще раз: мы, люди, должны держаться друг за
дружку.
да вымыта, огонь в очаге полыхает вовсю, дверь в мир закрыта; Шептун
пристроился за столиком в уголке: трудится, шлифует кусок топаза, прине-
сенный домой неделю назад, Декер поудобнее устроился в кресле, стащил с
ног мокасины, забросил ноги на теплый камин очага. Полено, самое
большое, прогорело, и пламя перекинулось на другие, поменьше, разбрасы-
вая во все стороны брызги искр. Огненные язычки вспыхивали и пробегали
по поверхности горящих ветвей, В дымоходе гудело, и этому гулу вторило
завывание ветра в верхушках деревьев, окружавших хижину.
не было видно. Шептун порой был виден, а порой - нет. На уголке стола
стоял замысловато ограненный кусок бледно-зеленого жадеита.
человек бы так не обработал его, картина огранки совершенно не соот-
ветствовала законам человеческого мышления и видения: начнешь разгляды-
вать и растеряешься. Наметишь линию, а она тут же переходит в другую;
представишь себе некий образ камня, но он у тебя на глазах рассыпается;
только успеешь подумать, что разгадал загадку огранки, как немедленно
убеждаешься, что ошибся. И так бесконечно, как ни верти камень, с какой
стороны ни разглядывай. Да, можно было запросто провести остаток дней
своих, держа в руках этот камень, рассматривая его, пытаясь понять его
тайну, но так и не находя ответа...
продвинулась со вчерашнего дня. Но Декеру никогда не удавалось угадать,
что будет делать Шептун с камнем дальше. Камень время от времени менял-
ся, вот и все. Это не было огранкой в прямом смысле слова, потому что
Шептун работал без инструментов, не было заметно ни крошек, ни пыли, и
все-таки на камне проступали сглаженные, отшлифованные места. Да, конеч-
но, у Шептуна и в помине не было никаких инструментов - он ими не мог
пользоваться и не умел. Он ничем не пользовался - абсолютно ничем. А ра-
бота была налицо. Он умел разговаривать мысленно, телепатически, он умел
изменять очертания камней, он приходил и уходил, он умел быть везде и
нигде одновременно.
ленькое облачко сверкающей пыли - это и был Шептун.
меня не всегда видишь.
скажем, светиться немножко поярче? Вечно ты таишься.
да знаешь, когда я здесь.
Шептун был здесь. Он чувствовал его присутствие, но как, не смог бы
объяснить даже себе. Ощущение ли, чутье ли, сознание ли - неясно, знание
того, что это крошечное облачко алмазной пыли где-то рядом. Хотя он до-
гадывался, что Шептун - нечто большее, чем скопление пылинок.
тун? №Можно было бы спросить, думал Декер. - Можно было бы спросить хоть
сейчас¤.
следует. Поначалу ему казалось, что достаточно того, что он думает об
этом, интересуется этим - и Шептун может прочитать его мысли, этот его
немой вопрос - он думал, что все творившееся у него в сознании должно
быть ясно Шептуну. Но прошли долгие месяцы, и он понял, что это не так,
что это странное создание не могло или не хотело читать его мысли. Для
того чтобы общаться с Шептуном, ему приходилось концентрировать слова,
которые он хотел сказать, в определенном участке мозга и направлять их
Шептуну. Это было для Шептуна равносильно разговору, а мысли, высказан-
ные вслух, для него речью не были. Само то, как он говорил с Шептуном,
как понимал сказанное в ответ, до сих пор было для Декера загадкой. Не
было этому объяснения, не было человеческого объяснения возможности та-
кого общения.
ходный, ради него одного стоило сходить. А ведь это ты его высмотрел. Ты
показал мне, где его найти. По породе невозможно было догадаться. Ни
единого признака, сплошная галька. Но ты показал мне, где надо поко-
паться. Будь я проклят, если понял, как ты узнал, что он там.
иногда - моя. В прошлый раз ты сам нашел рубин.
будешь его обрабатывать или нет?
ботки еще меньше станет. Для тебя мал, я хотел сказать. Тебе придется в
лупу на него смотреть, чтобы увидеть красоту огранки.
кое-что другое найдется.
лось освещение в хижине?¤ Однако он знал, что Шептун здесь, в хижине,
его присутствие было очевидно. Он его чувствовал. Но что он чувствовал?
Что такое Шептун, что это за существо? Он, конечно, сейчас в хижине, где
же еще он мог быть? Какого он размера? Большой или маленький? Крошечная
вспышка блестящих пылинок или существо, способное заполнить всю Вселен-
ную?
жет быть, связанное какими-то узами с этой планетой, а может - только с
какой-то ее частью. Размышляя подобным образом, Декер все более и более
понимал, что все дело - в выборе Шептуна. Он сам решил, он сам почему-то
хотел быть здесь. Скорее всего, ничто не мешало ему находиться где угод-
но - блуждать в верхних слоях атмосферы или за ее пределами, в открытом
космосе, поселиться внутри сияющей звезды, зарыться в гранит гор плане-
ты. Весь космос, все состояния вещества могли быть доступны Шептуну.
маленькая частичка, только кусочек какого-то громадного Шептуна? Может
быть, настоящий Шептун - что-то непостижимо огромное, величественное,
существующее на протяжении всего пространства, а быть может, и всего
времени - настоящее порождение Вселенной? Скорее всего, - думал он не
без сожаления, - я так никогда и не дознаюсь правды, так ничего и не
пойму¤.
спрашивать о том, чего понять не в силах, обременять себя тайной, кото-
рая ляжет на тебя непосильным, тяжким грузом, который породит новые бес-
конечные мысли и вопросы, из-за которых будешь просыпаться среди ночи в
холодном поту, которые не дадут спокойно жить днем, из-за которых просто
потеряешь разум. Чужак, непостижимое создание, порождение Вселенной...
ся. Дома сидят.
охотиться? В лесу самое разумное - это молиться, чтобы на тебя самого
глухоман не поохотился.