Стэддок". Они были ровесницы, и холостяк не заметил бы различия в их
одежде; поэтому не было ничего удивительного в том, что Фиверстоун
направился к прислуге, когда Марк сказал: "Моя жена". И ошибка эта не
украсила тех минут, которые мужчины провели у Джейн в доме.
сегодня я ее не вынесу, - думала она, - говорит без умолку". Без умолку
говорил и лорд Фиверстоун, и громко, неестественно смеялся, и рот у него
был поистине акулий, а уж манеры... Сразу видно, что круглый дурак. На что
он Марку? Наверное, он и над Марком смеется. Марка так легко провести. И
все это колледж... Что Марку делать с такими, как Кэрри, или тот мерзкий,
бородатый? А что делать ей весь этот день и всю ночь, и дальше? Когда
мужчина уезжает на два дня, это значит - спасибо, если на неделю. Пошлет
телеграмму, даже не позвонит - и все в порядке.
относилась к своему близнецу, как только и может относиться сестра к
такому талантливому брату. Она будет говорить о его здоровье, рубашках и
носках, подразумевая, что Джейн неслыханно повезло. Нет, Миртл звать
нельзя. Может, пойти к доктору? Но он будет задавать такие вопросы... А
что-то делать надо. Вдруг она поняла, что все равно поедет в Сент-Энн, к
мисс Айронвуд. И подумала: "Нет, какая же я дура!"
увидели, что к югу быстро движется черное пятнышко, а восточней, у реки,
гораздо медленней ползет дымок паровоза.
временно расположился при своей же станции переливания крови. Машина Марку
понравилась. Сиденья были такие, что хотелось откусить кусочек. А как
ловко, как мужественно (Марка сейчас мутило от женщин) сел Фиверстоун за
руль, сжимая в зубах трубку! Даже по улочкам Эджстоу они ехали быстро, и
Фиверстоун отпускал краткие, но едкие замечания о пешеходах и владельцах
других машин. За колледжем св.Елизаветы, где когда-то училась Джейн, он
показал, на что способен. Мчались они так, что даже на полупустой дороге
мимо них непрерывно мелькали другие машины, нелепые пешеходы, какие-то
люди с лошадьми и собаки, которым, по мнению Фиверстоуна, "опять повезло"!
Курицу они все-таки раздавили. Опьяненный воздухом и скоростью, Марк
покрикивал: "Ух ты!", "Ну и ну!", "Сам виноват", - и краем глаза глядел на
Фиверстоуна, думая о том, насколько он интереснее тех зануд. Крупный
прямой нос, сжатые губы, скулы, манера носить костюм - все говорило о том,
что перед тобой настоящий человек, который едет туда, где делают настоящее
дело. Раза два Марк все же усомнился, достаточно ли хорошо лорд Фиверстоун
водит машину, но тот кричал: "Что нам перекресток!", и Марк ревел в ответ:
"Вот именно!" "Сами водите?" - спросил Фиверстоун. "Бывало", - ответил
Марк.
везет Джейн Стэддок в деревню Сент-Энн. Лондонцам казалось, что за Эджстоу
пути нет; на самом же деле маленький поезд из двух-трех вагонов ходил и
дальше. В поезде этом все знали друг друга, и порой вместо третьего вагона
прицепляли платформу, на которой ехали лошади или куры; а по перрону
ходили охотники в шляпах и гетрах и привыкшие к поездам собаки. Выходил он
в половине второго. В нем и ехала Джейн, глядя на красные и желтые листья
Брэгдонского леса, а потом - на луга, а потом - на парк, мимо Дюк Итон,
Вулема, Кьюр Харди. На каждой станции, где поезд со вздохом
останавливался, немного подаваясь назад, звенели бидоны, стучали грубые
башмаки, а потом наступала тишина и длилась долго, и осенний свет грел
окно, и пахло листьями, словно железная дорога - такая же часть природы,
как поле или лес. На каждой станции в купе входили мужчины, похожие на
яблоки, и женщины в шляпах с искусственными вишнями, и школьники; но Джейн
едва замечала их, ибо, хотя она считала себя крайним демократом, все
классы, кроме ее собственного, были для нее реальны только в книге. А
между станциями мимо проплывали островки, сулящие райское блаженство, если
только ты успеешь сейчас, именно сейчас, спрыгнуть вниз и застать их
врасплох: домик, а за ним - стог сена, а за стогом - поле; две пожилые
лошадки, стоящие голова к хвосту; небольшой фруктовый сад, в котором
виднелось вывешенное для просушки белье, и кролик, изумленно таращившийся
на поезд. Его глазки были похожи на точечки, а ушки торчали вверх, как
двойной восклицательный знак.
станцией железнодорожной ветки, и концом всего сущего. Когда она вышла со
станции, наружный воздух подействовал на нее, как холодное тонизирующее
средство.
подъем, ей все же предстояло еще подниматься вверх пешком, ибо Сент-Энн
была одной из тех деревень, расположенных на вершине холма, которые скорее
встречаются в Ирландии, чем в Англии, и станция была расположена на
некотором отдалении от деревни.
церковь, она свернула налево, как ей объяснили в Саксон-Кроссе. Слева от
нее домов не было, только ряд буковых деревьев и неогороженная пашня,
круто спускающаяся к основанию холма, а за ней, насколько хватало глаз,
простиралась изрезанная оврагами пустошь, упирающаяся в голубизну неба.
Джейн находилась в самой верхней точке этого района. Вскоре она подошла к
высокой стене, которая, казалось, бесконечно тянулась справа от нее.
Когда звон колокольчика затих, за ним последовало столь долгое молчание,
что Джейн начала было подумывать, что дом необитаем. Затем, когда она уже
начала колебаться, позвонить ли ей снова или повернуться и уйти, за стеной
послышались чьи-то шаркающие шаги.
своего спутника. Клочок ваты, закрывавший ранку, растрепало ветром, и
теперь над губой гневно торчал белый ус, а под ним темнела засохшая кровь.
Фиверстоун, как всегда, владел и собой, и ситуацией. Через несколько
секунд Марк очутился в комнате с большими окнами и пылающим камином и
понял, что его представляют Уизеру, исполняющему обязанности директора
ГНИИЛИ.
вдаль, словно он не замечал собеседников, хотя манеры его, повторю, были
безупречны. Он сказал, что исключительно рад видеть здесь м-ра Стэддока и
еще больше обязан теперь лорду Фиверстоуну. Кроме того, он надеялся, что
полет не утомил их. Фиверстоун поправил его, и тогда он решил, что они
прибыли поездом из Лондона. Затем он поинтересовался, нравится ли м-ру
Стэддоку его комната, и тому пришлось напомнить, что они только что
приехали. "Хочет, чтобы я себя легче чувствовал", - подумал Марк. На самом
деле ему становилось все труднее. "Предложил бы сигарету!.." - думал он,
постепенно убеждаясь, что Уизер не знает о нем ничего. Обещания
Фиверстоуна растворялись в тумане. Наконец, Марк собрал все свое мужество
и заметил, что ему еще не совсем ясно, чем именно он может быть полезен
институту.
незачем... э-э... совершенно незачем беспокоиться. Мы ни в коей мере не
собираемся ограничить круг вашей деятельности, не говоря уже о вашем
плодотворном сотрудничестве с коллегами, представляющими другие области
знания. Мы всецело, да, всецело учтем ваши научные интересы. Вы увидите
сами, м-р... Стэддок, что, если мне позволено так выразиться, институт -
это большая и счастливая семья.
другое. Я просто хотел узнать, что именно я буду делать, если перейду к
вам.
- Мы отнюдь не настаиваем, чтобы в данной фазе решался вопрос о вашем
местопребывании. И я, и все мы полагаем, что вы будете проводить
исследования там, где этого требует дело. Если вы предпочитаете, вы можете
по-прежнему жить в Лондоне или Кембридже.
пытаюсь объяснить м-ру... э... Стэддоку, что мы ни в малейшей мере не
собираемся предписывать, или даже советовать, где ему жить. Надеюсь, вы со
мной согласны. Где бы он ни поселился, мы предоставим ему, в случае
надобности, и воздушный, и наземный транспорт. Я уверен, лорд Фиверстоун,
что вы объяснили, как легко и безболезненно решаются у нас такие вопросы.
думал... То-есть, я могу жить где угодно. Я просто...
голосу:
угодно. Мы ни в малейшей степени...
малейшей мере не сомневается в вашей полнейшей пригодности. Я не предлагал
бы вам войти в нашу семью, если бы не был совершенно уверен, что все до
единого оценят ваши блестящие дарования. Вы среди друзей, м-р... э-э. Я
первый отговаривал бы вас, если бы вы думали связать свою судьбу с каким
бы то ни было учреждением, где бы вам грозили... э... нежелательные для
вас личные контакты.
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Мурич Виктор
Ибсен Генрик