прекратить. Через этот усик должно проходить много сигналов, и я не
уверен, выдержит ли он.
застыл.
пружинистую и теплую поверхность Бейли.
направление. Ты же занималась этим однажды, хотя и без успеха.
очень сдержанный темп. Это не было погребальное песнопение; на самом деле,
в начале темпа не было вообще. Это была симфоническая поэма свободной
формы. Она двигалась с ледяной медлительностью, абсолютно лишенной той
несдержанной сексуальности, которой он ждал. Барнум наблюдал за ней и
услышал, как развивается глубоко скрытый мотив; тут он понял, что в его
собственном мозгу пробуждается ощущение происходящего. Это было его первой
реакцией.
он попытался сделать какое-нибудь движение. Его музыка прибавилась к ее,
но они оставались раздельными, и гармонии не получалось. Они сидели в
разных комнатах и слушали друг друга сквозь стены.
провела рукой по его телу, и звук был таким, как у ногтей, скребущих по
классной доске. Это были стук и скрип, раздиравшие нервы. Его затрясло, но
он продолжал танец.
тем же результатом. Он успокоился, войдя в этот звук, понимая, что это -
часть их музыки, хотя та и была резкой. Дело было в ее напряженности.
повернулась; звук при этом был как у ржавой металлической тарелки,
катящейся по бетонному полу. Она продолжала вращаться, в звуке появились
модуляции, он стал приобретать ритм. Он пульсировал, акценты в нем
смещались, он был как бы производным их сердцебиений. Постепенно звуки
стали мягче, лучше сочетаясь друг с другом. Когда Литавра стала вращаться
быстрее, кожа ее покрылась потом. Затем, как по неосознанно воспринятому
сигналу, он поднял ее в воздух и, когда они обнялись, полился водопад
звуков. Она радостно болтала ногами, и это, в сочетании с громовыми басами
протестующих мускулов его ног, родило последовательность летящих
хроматизмов. Их громкость неудержимо нарастала, затем они постепенно
стихли, когда ее ноги коснулись пола и они упали в объятья друг друга.
Звуки что-то бормотали сами по себе, пока Барнум и Литавра баюкали друг
друга, затаив дыхание.
Литавра, а симбиотик-синаптикон улавливал нервные импульсы в ее рту, ушах
и языке, порожденные этими словами, и смешивал их с импульсами,
возникавшими в ушах Барнума. Результатом был затухающий ряд арпеджио,
строившийся вокруг каждого слова, эхо от которых долго звучало вокруг. Она
засмеялась, услышав эти звуки; они были музыкой, хотя и лишенной
украшений.
собираясь в темные лужицы у их ног, и пульсируя на фоне их тяжелого
дыхания исчезающим алегретто.
вызов мощи музыки. Когда Барнум поднял глаза, чтобы оглянуться вокруг, он
увидел, как ее слова сплетаются в ткань вокруг его головы. Когда ее сердце
уловило очертания темного на темном, темп чуть-чуть ускорился.
тебя в мыслях.
звезды. Литавра лежала навзничь на поверхности, которая начала проседать
под ней, наподобие песка или какой-то плотной жидкости. Она позволила ей
облечь себе лопатки, а Барнум тем временем своими руками извлекал музыку
из ее тела. Он обнаружил пригоршни чистых, колокольных тонов, которые не
были обременены тембром и отзвуками, а существовали сами по себе.
Коснувшись ее губами, он втянул в себя полный рот аккордов, и выдувал их
один за другим, так что они, как пчелы, роились вокруг его бессмысленных
слов, все время изменяя гармонии его голоса.
который был для нее на ощупь таким же настоящим, как и ее собственное
тело. Вот здесь и была та сексуальность, которой искал Барнум. Она была
бесстыдна и чувственна, как богиня индуистского пантеона, ее тело кричало,
как кларнет диксиленда, и звуки достигали раскачивающихся над ними стволов
деревьев и при столкновении друг с другом хлопали, как тряпки. Она,
смеясь, подняла руки к лицу и следила за тем, как между кончиками пальцев
проскакивают белые и голубые искры. Искры скакали к Барнуму, и там, где
они попадали на него, появлялось сияние.
Искры с рук Литавры прыгали в темное, облачное небо, и возвращались оттуда
стрелами молний. Те были пугающи, но не страшны. Литавра знала, что они -
создания разума Бейли. Но ей они нравились. Когда над ней образовались
смерчи, и, извиваясь, заплясали вокруг ее головы, ей понравилось и это.
темпа их музыки. Постепенно Литавра перестала следить за происходящим.
Огонь в ее теле превратился в безумие: рояль, катящийся с холма или арфа,
используемая вместо гимнастической сетки. Была там и пьяная развязность
тромбона, играющего на дне колодца. Она провела языком по его щеке - это
был звук капелек масла, падающих на малый барабан. Барнум искал вход в
концертный зал, издавая звук сталкивающихся клавесинов.
замедляясь, продолжала прокручиваться в их головах, пока они отдыхали.
Музыка что-то настойчиво бормотала им, напоминая, что это лишь краткий
перерыв, что ими командуют силы, им неподвластные. Они примирились с этим.
Литавра присела на колени Барнуму, лицом к нему, и позволила ему укачивать
себя на руках.
исходили из ее рта в виде букв, а не звуков. Она трогала маленькие буквы,
порхавшие вниз.
перегружаются. - Эти слова дважды обогнули его голову и исчезли.
раскатистые звуки. Кончиками пальцев он придавал им форму. Благодаря жизни
в Кольце он привык к ощущению торжества над чем-то огромным. С помощью
Бейли он мог сократить могучее Кольцо до таких размеров, чтобы его мог
охватить человеческий разум. Но ничто, когда-либо испытанное им, не могло
сравниться с чувством власти, когда он касался Литавры и вызывал музыку.
которое нависало над ними. В разгар бури любовники оставались - земле; а
сейчас ветерок поднял их в воздух и донес до сереющих облаков.
то, что они снова в чистилище, наедине с музыкой. А музыка рождалась
снова.
расхождений. Наконец они играли без фальши, подчиняясь палочке одного и
того же дирижера. Пьеса, которую они импровизировали, была торжествующей.
Она была шумной и протяженной, и, похоже, превращалась во что-то
вагнеровское. Но где-то смеялись боги.
Барнум набрасывал мелодическую линию, а она ограничивалась тем, что время
от времени добавляла орнаменты - те неотвязные оттенки, которые мешали ей
сделаться скучной.
которую перенес их Бейли. Она была неотчетливой, но огромной. Литавра
открыла глаза и увидела...
Под ней была бесконечная золотистая поверхность, а над ней - звезды. Ее
глаза обратились к этой поверхности под ней... Та была тонкой.
Нематериальной. Сквозь нее можно было видеть. Прикрыв глаза от солнечного
блеска (и добавив в музыку жалобную минорную тему) она вгляделась в то
кружащееся чудо, взглянуть на которое они и принесли ее сюда; и ее уши
наполнили вопли ее невысказанных страхов, по мере того как их улавливал
Бейли. Там были звезды, они окружали ее и двигались к ней, и она проходила
сквозь них, и они начали вращаться, и...
зеленый усик втягивался обратно в стенку. И исчез.
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Прозоров Александр
Акунин Борис