полностью согласен с предположением Фандорина -- вернее всего "зутулый", как
и покойный Кокорин, учился в университете и очень возможно, что на том же
самом юридическом факультете.
истертым чугунным ступеням парадного крыльца, миновал бородатого служителя в
зеленой ливрее и занял удобную позицию в полукруглой амбразуре окна, откуда
отлично просматривался и вестибюль с гардеробом, и двор, и даже входы в оба
крыла. Впервые с тех пор, как умер отец и жизнь молодого человека свернула с
прямого и ясного пути, смотрел Эраст Петрович на священные желтые стены
университета без сердечной тоски о том, что могло сбыться, да не сбылось.
Еще неизвестно, какое существование увлекательней и полезней для общества --
студенческая зубрежка или суровая жизнь сыскного агента, ведущего важное и
опасное дело. (Ладно, пусть не опасное, но все же чрезвычайно ответственное
и таинственное.)
внимательного наблюдателя, носил пенсне, причем многие именно на шелковой
ленте. Примерно каждый пятый имел на физиономии некоторое количество прыщей.
Хватало и сутулых. Однако сойтись в одном субъекте все три приметы никак не
желали.
колбасой и подкрепился, не покидая поста. К тому времени у Эраста Петровича
успели установиться вполне приязненные отношения с бородатым привратником,
который велел звать его Митричем и успел дать молодому человеку несколько
ценнейших советов по поводу поступления в "нивирситет". Фандорин, который
представился говорливому старику провинциалом, мечтающим о заветных
пуговицах с университетским гербом, уже подумывал, не переменить ли версию и
не расспросить ли Митрича напрямую о "зутулом" и прыщавом, когда привратник
в очередной раз засуетился, сдернул с головы фуражку и распахнул дверь. Эту
процедуру Митрич проделывал, когда мимо проходил кто-нибудь из профессоров
или богатых студентов, за что время от времени получал то копейку, а то и
пятак. Эраст Петрович оглянулся и увидел, что к выходу направляется некий
студент, только что получивший в гардеробе роскошный бархатный плащ с
застежками в виде львиных лап. На носу у щеголя поблескивало пенсне, на лбу
розовела россыпь прыщиков. Фандорин так и напружинился, пытаясь разглядеть,
что там у студента с осанкой, но проклятая пелерина плаща и поднятый
воротник мешали поставить диагноз.
поклонился привратник.
-- Ну тогда пройдусь, засиделся. -- И двумя пальцами в белой перчатке уронил
в подставленную ладонь монетку.
франта. Вроде сутулится?
благоговейно сообщил Митрич. -- Кажный раз не меньше пятиалтынного кидает.
душеприказчиком указан!
физики, а когда обернулся, его ждал сюрприз: уважительный провинциал будто
сквозь землю провалился.
подозреваемого в два счета, но окликнуть не решился: что, собственно, он
может этому Ахтырцеву предъявить? Ну, предположим, опознают его и приказчик
Кукин, и девица Пфуль (тут Эраст Петрович тяжко вздохнул, снова, уже в
который раз, вспомнив Лизаньку). Так что с того? Не лучше ли, согласно науке
великого Фуше, непревзойденного корифея сыска, установить за объектом
слежку?
Ахтырцев не спеша, прогулочным шагом шел в сторону Тверской, назад не
оборачивался, лишь время от времени провожал взглядом смазливых модисток.
Несколько раз Эраст Петрович, осмелев, подбирался совсем близко и даже
слышал, как студент беззаботно насвистывает арию Смита из "Пертской
красавицы". Похоже, несостоявшийся самоубийца (если это был он) пребывал в
самом радужном настроении. Возле табачного магазина Корфа студент
остановился и долго разглядывал на витрине коробки с сигарами, однако внутрь
не зашел. У Фандорина начало складываться убеждение, что "объект" тянет
время до назначенного часа. Убеждение это окрепло, когда Ахтырцев достал
золотые часы, щелкнул крышкой и, несколько ускорив шаг, двинулся вверх по
тротуару, перейдя к исполнению более решительного "Хора мальчиков" из
новомодной оперы "Кармен".
резво, что Эраст Петрович был вынужден поотстать -- иначе больно уж
подозрительно бы выглядело. К счастью, не доходя модного дамского салона
Дарзанса, "объект" замедлил шаг, а вскоре и вовсе остановился. Фандорин
перешел на противоположную сторону и занял пост возле булочной, благоухающей
ароматами свежей сдобы.
нервозность, прохаживался у фигурных дубовых дверей, куда то и дело входили
деловитые дамы и откуда рассыльные выносили нарядные свертки и коробки.
Вдоль тротуара ждало несколько экипажей, некоторые даже с гербами на
лакированных дверцах. В семнадцать минут третьего (Эраст Петрович заметил по
витринным часам) студент встрепенулся и кинулся к вышедшей из магазина
стройной даме в вуалетке. Снял фуражку, стал что-то говорить, размахивая
руками. Фандорин со скучающим видом пересек мостовую -- мало ли, может, ему
тоже угодно к Дарзансу заглянуть.
самой последней парижской моде, в лиловое муаровое платье с шлейфом. --
После. В восьмом часу приезжайте, как обычно, там все и решится.
двухместному фаэтону с открытым верхом.
студент. -- Я в некотором роде рассчитывал на приватное объяснение!
остолбенел. Эти ночные с поволокой глаза, этот египетский овал, этот
капризный изгиб губ он уже видел, а такое лицо, раз взглянув, не забудешь
никогда. Вот она, таинственная А.Б., что не велела несчастному Кокорину
отрекаться от любви! Дело, кажется, принимало совсем иной смысл и колер.
(сутулый, определенно сутулый, убедился Эраст Петрович), а тем временем
фаэтон неспешно увозил египетскую царицу в сторону Петровки. Нужно было
что-то решать, и Фандорин, рассудив, что студент теперь все равно никуда не
денется,махнул на него рукой -- побежал вперед, к углу Большой Дмитровки,
где выстроился ряд извозчичьих пролеток.
Быстро вон за тем экипажем! Шевелись же! Да не трясись, получишь сполна.
вожжами, да еще и гаркнул, и чубарая лошадка звонко зацокала копытами по
булыжной мостовой.
так и перегородил всю проезжую часть. Эраст Петрович в крайнем волнении
вскочил и даже приподнялся на цыпочки, глядя вслед успевшему проскочить
фаэтону. Хорошо хоть, сумел разглядеть, как тот поворачивает на Большую
Лубянку.
нырнул в узкий горбатый переулок. Колеса запрыгали по ухабам. Фандорин
увидел, что фаэтон останавливается, и ткнул извозчика в спину -- мол, кати
дальше, не выдавай. Сам нарочно отвернулся в сторону, но краешком глаза
видел, как у опрятного каменного особнячка лиловую даму, кланяясь, встречает
какой-то ливрейный немалого роста. За первым же углом Эраст Петрович
отпустил извозчика и медленно, как бы прогуливаясь, зашагал в обратном
направлении. Вот и особнячок -- теперь можно было разглядеть его как
следует: мезонин с зеленой крышей, на окнах гардины, парадное крыльцо с
козырьком. Медной таблички на двери что-то не видно.
нему Эраст Петрович и направился.
двугривенный. -- Чей это дом?
пальцами Фандорина.
А приехала квартирантка, госпожа Бежецкая, Амалия Казимировна.
народу бывает?
происходила какая-то непонятная работа.
Фандорина за рукав. -- Ты погоди-ка.
бронзового колокольчика.
тебя... Да ты знаешь, с кем...?!
песочными бакенбардами и бритым подбородком -- сразу видно, не русских
кровей.
голосом донес подлый дворник. -- И деньги предлагали-с. Я не взял-с. Вот я,
Джон Карлыч, и рассудил...