Чтение 7–й страницы книги ~Кыш и я в Крыму~

- Внимание! Внимание, товарищи! Сейчас с важным сообщением выступит
Корней Викентич!

В зале стало тихо... Только позвякивали ложечки о края стаканов. Корней
Викентич сообщил:

- Товарищи! Вчера вечером здесь, в этом зале, я поставил вас в
известность о посягательстве на культурные ценности... Был изуродован
Геракл... Почему вы опоздали, ‚шкин? - спросил он у пришедшего вместе с
сестрой-хозяйкой Федю.

Она что-то шепнула на ухо Корнею Викентичу. Тот кивнул. Федя сел за папин
столик. Он сам был похож на Геркулеса. Его мускулы так и играли под белой
майкой.

- Товарищи! Сегодня вновь обнаружены следы варварской деятельности
человека, очевидно находящегося среди нас. На чудесной вазе, работы бывшего
отдыхающего Восторгова, обнаружены слова:

"Крым - это чудо. Берегите его!" Эти же слова вырезаны на скамейке около
фонтана. - В зале возмущ"нно зашептались. - Слов, товарищи, нет! Нужны дела!
Нужны дейст-ви-я! Повторяю: при полнейшем соблюдении режима и выполнении
всех процедур! Нам брошен вызов! - воскликнул Корней Викентич и быстро вышел
из столовой.

- Ах как наивен наш профессор! Публично призывать к борьбе с варварством
неразумно, - сказал Василий Васильевич папе. - Варвар теперь
законспирируется, и поймать его будет трудно. Но не невозможно. У меня,
например, были дела посложнее.

- Вы профессиональный детектив? - спросил папа.

- Да.

- Рассказали бы хоть одно дело. Я совершенно не могу жить без детективов!
- попросил Торий. - Я был бы счастлив!

Василий Васильевич промолчал. Я хотел тут же попросить его помочь мне
поймать огородных воришек, но подумал, что момент сейчас неподходящий.

- Значит, уверены, что поймаете того, кто пишет буковки? - спросил Федя.

- Думаю, да.

- А что, собственно, такого случилось, что подняли шум на весь мир? -
удивился Торий. - Ну, написали... Ну, нацарапали. Ну и что? Что это,
последний Геракл? Их ещ" тысячи в наших парках. Или скамейка? Цацкаются с
ней, как с троном Ивана Грозного. А шахматного столика на всей территории ни
одного.

- Да-а! - только и сказал Милованов, с сожалением смотря на Тория.

- Вот именно, - согласился папа.

- Если я неправ, возражайте, - улыбаясь, пригласил всех Торий.

- Будьте уверены: возразим. Только после завтрака, - пообещал Василий
Васильевич.

- Ал"ша! - позвала мама издалека, и мне стало стыдно, что я заставил е"
долго ждать на жаре.

Я рассказал маме, что кто-то опять испортил культурные ценности.

- Как он ухитряется остаться незамеченным? - удивилась мама. - Вот
наглец!

- Папин сосед по палате, который со шрамом, - сыщик. Он его поймает! -
сказал я.

На этот раз мы с мамой пошли на другой пляж, поближе к папиному
лечебному. Там на берегу лежали громадные камни, скатившиеся когда-то,
наверно, с Ай-Петри, и остроконечные, и круглые, и плоские, на которых
загорали дикари. И в море тоже стояли целые скалы. Со скал ныряли двое
мальчишек из пионерского патруля. Мама нашла для меня бухточку и сказала:

- Вот здесь тебе по грудь. Бултыхайся и учись плавать.

Я сажал Кыша на камень, когда ш"л купаться, и он сидел, пугливо
оглядываясь по сторонам: ведь вокруг было море. И когда на Кыша попадали
брызги от волн, он облизывался. С плаванием у меня ничего не получалось, как
я ни старался. Я только наглотался воды, отяжелел и сразу пош"л ко дну.

Тогда мама рассказала мне, как я учился ходить, держась за бороду
дедушки...

"Я коз"л рогатый! Я коз"л рогатый! - говорил дедушка, встав передо мной
на колени. - Держись за мою бород"нку!"

И я хватал дедушку за бороду, привставал с пола и вот так делал самые
первые шаги в своей жизни...

По совету мамы, я стал держаться двумя руками за зел"ную ж"сткую бороду
камня, ушедшего с макушкой под воду, а ногами учился двигать по-лягушачьи и
как ножницами. Но стоило мне выпустить т рук зел"ную бороду водорослей, как
я захл"бывался и тонул. И меня разбирала такая зависть, что реветь хотелось!
На моих глазах мальчишки и девчонки ныряли с камней, плавали в масках, с
криком и хохотом отво"вывали друг у друга матрацы, спорили, кто дольше
продержится под водой, а я сидел в своей бухточке, как младенец в корыте,
или лежал под самодельным тентом и дрыгал от скуки ногами.

- Тебе нравится вот так отдыхать каждый день? - спросил я у мамы.

- Конечно. А тебе?

- Мне скучно. Прямо зубы ломит от скуки!

- Бери с собой книгу. Ты же прив"з сказки Пушкина.

- На солнце трудно читать. Я их дома почитаю.

- Надо тебе купить т"мные очки.

- Лучше купи мне маску и ласты, - попросил я.

- Сначала научись плавать, - сказала мама. Вдруг из моря е" окликнул
папа:

- Ирина-а!

Мама взмахнула рукой и поплыла к папе. Держась за оранжевый шар-поплавок,
они кричали мне:

- Ал"-"!

- Эгей!

Они плавали наперегонки, пока над всем пляжем не загремел голос из
репродуктора:

- Отдыхающий Сероглазов! Немедленно вернитесь на лечебный пляж! И
приступайте к процедурам! Повторяю: отдыхающий Сероглазов!..

К папе направился катер, но папа быстро поплыл обратно, и диктор
замолчал.

Я лежал под тентом, размышляя о краже огурцов, исцарапанном Геракле и
изрезанной скамейке, и понял, что настал подходящий момент для разговора с
Василием Васильевичем. Вс" же он настоящий сыщик и научит меня расследовать
преступления.

Я сказал маме:

- Вон в заборе щель. Я пойду к папе, он что-то хотел мне сказать, а ты
покупайся и позагорай. Ладно?

- Иди, но ненадолго. И в море не лазить! Кышу я велел ждать в тен"чке, но
он и не рвался со мной. Положив голову на лапы, он ждал, когда из-под камня
покажется крабик.

Я пролез через щель в заборе на лечебный пляж. Здесь лежали на деревянных
лежаках под маленькими тентами одни мужчины. Почти все они молчали и о
ч"м-то думали или читали, а если говорили, то тихо.

Я залез на волнолом и стал высматривать папу. Но его не было ни в море,
ни на лежаках, Я подош"л к лежакам, на которых лежали Федя, Василий
Васильевич, Торий и Милованов.

Милованов с большим выражением читал чьи-то стихи:

И там, где мирт шумит над падшей урной,

Увижу ль вновь сквозь т"мные леса

И своды скал, и моря блеск лазурный,

И ясные, как радость, небеса...

- Слеза!.. Форменная слеза! - сказал дрогнувшим голосом Федя. - Верите,
товарищи, ведь я и сам так думаю! Смотрю вот на это море, на горы, на, так
сказать, рай земной и думаю: как мне своими словами воспеть красоту? Ведь
разрывает же меня от не" на части! Разрывает! Но вот воспеть не могу...

- Я думал, ты состоишь из одних мускулов, а в тебе, оказывается, теплится
Дух! Раздувай его! - Милованов хлопнул Федю по огромному, как у Геракла,
плечу. - А вы, Торий, что скажете? Как вам эти стихи?

- По-моему, в них нет ничего особенного, - заметил Торий. Он, как всегда,
играл сам с собой в шахматы. - Констатация очевидного. Перечисление красот.
Только ритмично организованное. "Своды скал, блеск моря" и, разумеется,
вопрос: "Увижу ль вновь?" Все его себе задают, уезжая из Крыма.

- Слушайте, вы нас разыгрываете или впрямь не чувствуете поэзии? -
спросил с удивлением Милованов. - И вообще чуда Красоты?

Не отрывая взгляда от шахматной доски, Торий скучным голосом ответил:

- Повторяю: поэзия для меня в игре Мысли, в е" попытке проникнуть в тайны
природы. Чудо же Красоты я вижу вот в этом гениальном этюде: белые начинают,
но проигрывают.

- Это вы бесконечно проигрываете, - заметил вс" время молчавший Василий
Васильевич.

- Прошу пояснить, - сказал Торий, передвинув пешку.

- Эх! - только и сказал Василий Васильевич.

- Обратите внимание: вы в очередной раз бессильны доказать, что я неправ,
- невозмутимо заметил Торий.