расцвета. Или еще проще: работа человеческого мозга.
здесь мы сталкиваемся с десятками противоречий. Если наш мозг должен
содействовать лишь биологическому процветанию человеческого рода, почему
же он ни с того ни с сего начинает заниматься совсем другими вещами? И
когда речь заходит об этих "других вещах", нам приходится только руками
разводить.
по крайней мере он сам так считает. Он является ортогенистом не потому,
что верит в божественное предопределение, а скорее даже наоборот: он
ортогенист и потому вынужден верить в божественное предопределение. Очень
большую роль здесь сыграл тот факт, что он занялся изучением форм
свертывания у некоторых типов ископаемых раковин. Конечно, это было не
единственной причиной... Он нашел разновидности, у которых свертывание
зашло так далеко, что моллюски, полностью свернувшись, погибали
замурованными, даже не успев развиться. Но, несмотря на такой гандикап,
эти виды не вымерли. Исходя из этого, Диллиген пришел к выводу, что
существует внутренний фактор, внутренняя "воля" к свертыванию, полярная
всякому процессу приспособления. Кутберт, как верный последователь
Дарвина, ответил ему, что этот внутренний фактор по своему происхождению
есть не что иное, как процесс приспособления, просто плохо поддающийся
контролю законов генетики. Уже года три они ссорятся по этому поводу, как
базарные торговки.
человека, вам надо познакомиться сначала с тем, как произошло на земле все
остальное...
вашими раковинами и, например, слоном или даже большими обезьянами...
хорошо... я понимаю, проблема остается той же, поскольку можно проследить
каждый шаг в развитии от одного вида к другому. Но между обезьяной и
человеком или, скорее, видите ли... между обезьяной и человеческой
личностью и даже, если хотите, между животным, от которого произошел
человек, и человеческой личностью лежит целая пропасть. И ее не заполнишь
всеми вашими историями насчет свертывания...
ли вы верующим?
такой же безбожник, как и вы.
Даже если не веришь в ее существование, надо все-таки признать, что,
поскольку ее пришлось придумать, и придумать специально для человека,
чтобы отличить его от животного, значит, в самом человеке, во всем его
поведении есть нечто такое... Но вы, конечно, поняли, что я хочу сказать?
есть нечто такое, нечто совсем особенное, единственное в своем роде, чего
не найдешь у представителей всех других видов. Вот хотя бы даже то... что
каждое поколение людей ведет себя по-разному. Образ жизни людей постоянно
меняется. Животные же на протяжении тысячелетий ничего не меняют в своем
существовании. Тогда как между взглядами на жизнь моего деда и моими
собственными не более сходства, чем между черепахой и казуаром.
челюсти?
извилинами мозга.
головного мозга не изменились с того времени, когда жил мой дед. Черт
возьми, как трудно выразить мысль, чтобы она стала понятной.
был профессор Крепе, человек такого огромного роста, что, когда в салоне
он проходил мимо окна, в комнате на мгновение становилось темно. Он всегда
носил слишком узкие, обтягивающие ляжки, поношенные, без намека на складку
брюки, что еще больше увеличивало его сходство с толстокожим животным.
Даже в гневе глаза Крепса под припухшими, тяжелыми веками не теряли
сходства с вечно смеющимися глазками слона. У него были тюленьи усы, в
которых постоянно застревали крошки пищи. Но самым удивительным был его
голос - высокий и тонкий, как у подростка.
Германии, и, хотя уже давно жил в Лондоне и хорошо говорил по-английски, в
его речи попадались чисто немецкие обороты.
Такая чудная ночь!.. Впрочем, а сами-то вы почему гуляете?
часов ночи и к тому же еще читал в постели. Сон одолевал его, он начинал
дремать, потом снова просыпался, и так, не выключая света, дожидался
первых лучей солнца. Тогда он глубоко засыпал на час, а затем вставал
свежий, отдохнувший и бодрый.
звездами, пароход выходил из Аденского залива в Индийский океан. Ночь была
такая нежная и сияющая, такая теплая, такая свежая от ветерка, что они
втроем просидели на палубе до самой зари.
английский язык, немного тяжеловесно, но довольно поэтично. И когда он
процитировал строфу из "Пения под открытым небом":
горького счастья.
ГЛАВА ПЯТАЯ
дороги. Отклонение в сторону на 80 миль приводит экспедицию как раз в то
место, куда хочется автору. Приматы забрасывают лагерь камнями. Спор о
том, где живут обезьяны. Преимущество полной неискушенности в науке перед
шорами, закрывающими глаза ученых. Дуглас откровенно торжествует. Находка
Крепса производит сенсацию.
(Аполлинер, так же как и Верлен, был любимым французским поэтом Дугласа).
Вот мы и в Сугараи. Подумать страшно, как далеко мы забрались... Лондон
остался на другой стороне земного шара, которую мы теперь попираем ногами,
так что по отношению к Вам я хожу вниз головой. Но прошедшие недели ничто
по сравнению с теми, которые нам еще предстоят, когда мы пустимся сквозь
девственный лес к месту раскопок - шутка ли, восемьсот миль! Десять
месяцев назад наш могучий Крепе проложил дорогу среди тропических лесов,
лиан и папоротников (должно быть, он разрывал их, как носорог), но от нее
уже давно ничего не осталось. Фактически весь этот район еще совершенно не
изучен. Это одно из последних "белых пятен" на карте мира.
на берег, ничего не растеряв из многочисленного багажа. Все остальное было
приготовлено здесь заранее и ожидало нас. Признаться Вам откровенно? Я уже
успел увлечься..."
мальчика! Она не удержалась и со словами: "Фу, как глупо!" - прижала
письмо к губам.
Хотя сам он задыхался от сильного запаха мелиссы, насекомые, казалось, не
обращали на него никакого внимания. Дуглас уже не верил, что когда-нибудь
наступит утро.
достигла, наконец, опушки леса. Они шли уже семьдесят шесть дней по