освободившемся месте возвести новую структуру, куда более впечатляющую. И
возвести ее, не стесняя себя никакими ограничениями, не потому, что тебе
надо что-то скрыть, а потому, что тебе это по силам. Новая структура, к
такому выводу я пришел, была взята не из головы. Та Сорелла, что предстала
нынче моим глазам, не соорудила себя, а выявила свою сущность.
на террасе "Царя Давида". На ней было светло-бежевое платье. Его корсаж
украшал большой, отделанный фестонами квадрат. В нем было что-то военное и
одновременно таинственное. На память почему-то пришли мальтийские рыцари,
хотя какая связь между ними и еврейской дамой из Нью-Джерси? Впрочем,
стена, которой оградили Старый город в средние века, была совсем рядом -
через долину. В 1959 году израильтян еще не допускали в Старый город; там
в ту пору было еще небезопасно. Впрочем, я тогда не думал ни о евреях, ни
о жителях Иордании. Я пил весьма утонченно сервированный чай с толстенной
дамой, при этом определенно и победоносно изящной. От высоко взбитой
прически не осталось и следа. Светлые волосы ее были коротко подстрижены,
маленькие ножки обуты в турецкие шлепанцы с загнутыми носами и
бесхитростно скрещены под столиком-подносом чеканной меди. Долина
Енномова, некогда орошавшая всю Оттоманскую империю, зеленела и цвела. Не
могу не сказать, что тут я ощутил, мне буквально передалось, как бьется
Сореллино сердце: шутка ли, снабжать кровью такую махину. Дерзкая задача,
помасштабнее турецких оросительных сооружений. Я чувствовал, как мое
сердце в восторге бьется в унисон с ее сердцем, - подумать только,
справляться с работой такого размаха!
с пространством. Как-то его изменили, переворошили.
им очень нужен?
Ноев ковчег. Боятся что-то упустить, хоть в чем-то отстать от передовых
стран. Им непременно нужно быть на уровне мировых достижений, быть
завершенным микрокосмом.
экзамен?
раз у вашего отца?
полосочку, и гагатовые серьги.
дирижабль "Граф Цеппелин", названный в честь изобретателя дирижаблей этого
типа графа Фердинанда Цеппелина (1838-1917)].
пятьдесят лет назад?
сочувствие: ну к чему обременять себя таким количеством ненужной
информации.
института вполне обоснован. Интересно, помните ли вы, как звали женщину,
которую Билли Роз послал на Эллис-Айленд поговорить с Гарри?
навестила нас, потом мы ее. Я поддерживала знакомство с ней. Мне нравилась
старуха, да и она мне симпатизировала. Мы часто виделись.
санатории неподалеку от Уайт-Плейнс. Я навещала ее. Мы, можно сказать,
привязались друг к другу. У нее практически не было родственников...
объяснялось ностальгией по канувшему в небытие искусству: Вильненской
труппе, Второй авеню. Ну и еще потому, что она была воительницей от
природы. Характер невероятно сложный, целеустремленный. Бездна упорства. И
вдобавок ко всему еще и бездна скрытности.
Вела, как умела, его досье - отмечала уходы, приходы, записывала
телефонные разговоры с указанием дат, хранила копии писем.
насколько это возможно, когда перебиваешься из кулька в рогожку и
чувствуешь, что тебя третируют. Но я не думаю, чтобы она хотела
пригвоздить Билли, разоблачив его грешки. Для нее он был человек с именем;
она его иначе как "имя" и не называла. Она обедала в закусочной-автомате,
ему же, с его-то именем, где и есть, как не у "Сарди", Демпси или в
заведении Шермана Биллингсли. Она не держала на него зла. В автомате брали
по совести, не наживались на тебе, и она часто говорила, что питается куда
разумнее Билли.
переваривают его. А что ваш приятель Вольф говорил?
равно Вольф был рад-радехонек, что у него связи на Бродвее. В
Гринвич-Виллидже, если ты работал на Билли, тебе были обеспечены почет и
уважение. Это давало тебе фору перед конкурентами у стильных девиц из
Вассарского или Смитовского колледжа. Вольф не принадлежал к числу
интеллектуальной элиты Виллиджа, не был он и прославленным остроумцем, но
он хотел расти над собой, а коли так, соответственно, готов был терпеть
всевозможные надругательства - и еще какие! - от записных теоретиков,
знаменитых мужей науки, лишь бы получить необходимое в современной жизни
образование, предполагавшее умение сочетать Кьеркегора и "Бердленд". Он
был большой ходок. Но над девчонками не измывался и не выставлял их.
Приступая к обольщению, для начала преподносил коробку конфет. На
следующей стадии, не мудрствуя лукаво, всякий раз дарил кашемировый свитер
- и конфеты и свитер приобретал у скупщиков краденого. Когда роману
приходил конец, Вольф передавал очередную девицу кому-нибудь попроще и
пониже его на тотемном столбе...
заставило меня остановиться. Еврей в Иерусалиме, да еще такой, который
может объяснить, что к чему: как Иисус Навин наследовал закон от Моисея,
судьи от Иисуса Навина, пророки от судий, а раввины от пророков. И все для
того, чтобы в конце этой цепи еврей из неверующей Америки (этой диаспоры
внутри диаспоры) бойко трепался про разгульные нравы Гринвич-Виллиджа, про
тотемные столбы, про бродвейских подонков и всякую гнусь. Особенно если
учесть, что вышеупомянутый еврей сам не определил бы, какое место
принадлежит ему в этом великом историческом ряду. Я давно пришел к
заключению, что избранный народ был избран разгадать замысел Божий. Прошла
не одна тысяча лет, и оказалось, что мы остались при пиковом интересе.
представил себе ее лицо, белое, по описанию Фонштейна, точно сахарная
пудра, явственно, как если бы знал ее.
ее никто не приглашал, она ввязывалась в игру.
они должны быть заодно уже в силу своего сходства - оба они люди с
изъянцем. Бракованные, отбросы - и им надо объединиться, чтобы облегчить
друг другу бремя жизни.
с именем. А миссис Хамет прессу прельстить было нечем - старая, ни кожи,
ни рожи, ни денег, ни положения. Пенициллин ее уже не мог спасти. Но она
задалась целью разведать о Билли все. Когда она давала себе волю, она
сквернословила почем зря. Сквернословила, о чем бы ни шла речь. Лексикон у
нее был обширнейший. Мужику впору.
своих изысканий?
со мной. Они редко встречались. Почти никогда.
осветлил его, да и сахар оказался как нельзя более кстати - к концу дня
мне не мешало взбодриться. Я сказал Сорелле; - Вам-то зачем ее записи? Вам
ведь от Билли ничего не нужно?
Хамет оставила прелюбопытные документы. Думаю, вы бы тут со мной
согласились.