Чтение 7–й страницы книги ~Похитители бриллиантов~

ли, Александр?

- Еще бы! - ответил Александр Шони со своим великолепным хладнокровием.
- Впрочем, мне кажется, что этот маскарад не больше чем шутка. Просто
милые чудаки захотели повеселиться.

Во время этого короткого разговора оркестранты, которые раньше
разглядывали белых с неким почтительным любопытством, подошли ближе. Затем
тот, кто, по-видимому, был их вождем, повернулся к Александру Шони,
которого он по солидному виду принял за начальника, и заговорил с ним на
ломаном английском языке.

Внушительный арсенал трех европейцев и запасное оружие, которое держали
их слуги, видимо, подействовали на черного вождя. Он подал знак, и из
густых зарослей мгновенно выскочила целая регулярная рота, вооруженная
копьями и старыми ружьями.

Одежда - верней, неописуемые лохмотья, которые висели на этих людях, -
придавала им вид одновременно и смешной и свирепый. Вождь был в серой
фетровой шляпе с белым пером, в изодранной куртке, в коротких штанах из
светлой кротовой кожи, в сапогах с отворотами; он представлял собой
законченный пример того, как сын природы превращается в смешную
карикатуру. К воротнику его, по туземному обычаю, были подвешены
коробочка, ожерелье, нож, табакерка и хвост шакала, который служит носовым
платком.

- Мой белый брат знает, конечно, что за переход через землю бечуанов
надо заплатить?

- С удовольствием. Но кому?

- Мне.

- Кто вы?

- Я вождь. Меня послал царь Сикомо.

- Знаете, любезный, уж я лучше заплачу самому господину Сикомо.

Посланец казался несколько растерянным, но скоро освоился и сказал:

- Мой брат даст мне синий костюм, красную рубашку и шляпу с пером.

- У меня нет никакого старья, милый вы мой. Зайдите как-нибудь в другой
раз.

- Мой брат даст мне ружье и порох...

- Ваш брат - раз уж на то пошло - даст вам монету в сто су и
благословение, если вы хотите. Что касается всего остального, то мы
поговорим с Сикомо.

- Но, чтобы проводить вас к Сикомо, мне нужен синий костюм.

- Мы это знаем: рубашка, шляпа с пером и так далее. Но мы надеемся
обойтись без ваших услуг, так что я не вижу, почему я должен дать вам все
эти вещи. Наконец, есть еще одна важная причина, заставляющая меня
отказать вам: у меня попросту нет этих вещей.

- То есть как это? - воскликнул вождь с раздражением балованного
ребенка. - Белый путешествует без фургона?

- Совершенно верно.

- И белый не имеет вещей, которые он мог бы обменять на слоновую кость?

- Как видите.

- Однако зачем же вы сюда приехали?

- А мы просто прогуливаемся. Для укрепления здоровья.

- У всех белых есть фургоны, и все белые покупают слоновую кость.
Почему вы этого не делаете? Кто вы?

- Ну, знаете, любезный, вы все-таки чудак. Уж не собираетесь ли вы
потребовать у меня документы? Я вам буду благодарен, если вы прекратите
этот допрос. Он уже начинает мне надоедать. И еще: раньше вы еле лопотали
на каком-то почти непонятном английском языке, а теперь вы вдруг
заговорили слишком правильно для жителя этой дикой страны. Вы, быть может,
умеете также читать? Тогда я вам сообщаю, что мое имя записано у меня в
паспорте, а этот важный документ служит мне в настоящий момент пыжом и
лежит у меня в ружье. Если вам угодно его прочитать, я к вашим услугам.

Посланец царя Сикомо опустил голову. Он был совершенно сбит с толку.

- Я и мои воины, мы проводим наших белых братьев к Сикомо.

- Ваши белые братья обойдутся без вас и пойдут, куда им
заблагорассудится.

Тем временем Альбер де Вильрож сделал знак Жозефу. Тот ушел и через
минуту вернулся, ведя лошадей под уздцы.

Европейцы вскочили в седла и приказали черным слугам следовать за ними.

- Мои братья не найдут ни чем питаться, ни на чем переправляться через
реки, - все еще настаивал вождь.

И так как круг сужался, то Александр, Альбер и Жозеф быстро зарядили
свои карабины на случай неожиданного нападения. Щелканье затворов и
решительный вид трех европейцев подействовали мгновенно. Ряды сразу
разомкнулись, копья и ружья опустились.

Александр, уже готовый дать шпоры своему коню, стал искать глазами
проповедника, чтобы попрощаться с ним, но его преподобие исчез.

- Вперед! - зычным голосом скомандовал Шони.

И трое всадников, сопровождаемые двумя слугами, скакавшими, как
антилопы, тронулись в путь, и совершенно беспрепятственно: никто им не
помешал.

- Или я сильно ошибаюсь, - сказал Альбер де Вильрож, - или вся эта орда
не больше, чем сброд самых отъявленных грабителей. Во всяком случае, раз
мы отказались от их услуг, они объявят нам войну. Довольно скверно для
начала. Как по-твоему?

- Ну вот еще! - возразил Александр. - Если они начнут на нас наседать,
мы их перещелкаем одного за другим, вот и все... А что касается
проповедника, пусть сам устраивается как умеет.

А проповедник устроился очень хорошо. Почтительно окруженный своими
недавними преследователями, он с великолепным аппетитом уписывал
недоеденную кабанью тушу и, оказывая честь жаркому, завел с вождем
оживленный разговор, свидетельствовавший об их довольно-таки странной
близости.

Его преподобие явно пользовался влиянием среди недавних
преследователей, что не совсем обычно для жертвы.

Не была ли вся эта комедия лишь прологом кровавой трагедии?

Чернокожие требуют плату за проход через их территорию. - О французских
исследователях. - Не имея ничего другого, три француза хотят платить
припасами. - Голод среди туземцев. - Рядом с хищниками. - Стадо слонов. -
В чем опасность охоты на слонов. - Ужасное положение. - Под ногами
толстокожего. - Волнение Жозефа отражается на его речи. - Раненые гиганты.
- Лошадь под Александром пугается, на Александра наступает слон.

Всякий скажет, что затея наших трех путников была безумием. Не столько
из-за намерения найти клад, самое наличие которого еще могло быть отнесено
к царству химеры, сколько из-за почти непреодолимых препятствий,
создаваемых и природой, и людьми.

Весело, с чисто французской беззаботностью отправиться на поиски
драгоценных камней, зарытых неизвестно где на этом огромном континенте,
без проводника, не имея ничего, кроме компаса и грубого чертежа,
нанесенного на тряпку, да и то по указаниям невежественного кафра, -
конечно, такая затея может принести много бурных переживании, но главная
цель рискует остаться недостижимой, - верней, она не может быть
достигнута.

Во все времена и у всех народов исследователи, поставив перед собой
цель, пускай даже химерическую, все же иногда успевали сделать памятные
открытия. Однако люди, жаждущие неизвестного, верящие легенде об Эльдорадо
[легендарная страна между Ориноко и Амазонкой, которую якобы открыл
Орельяно, сподвижник Писарро, и которая, по его предположению, была богата
золотом], все эти изобретатели философского камня и открыватели Северного
полюса всегда располагали тем, что им бывало нужно для работ.

А наши три француза пустились в глубину незнакомой страны без припасов,
с оружием, которое, как хорошо знают охотники, всегда может выйти из
строя, и с лошадьми, которых муха цеце, этот бич Южной Африки, может
уничтожить в несколько часов. Как правильно заметил вождь чернокожих, они
не имели фургона, этого дома на колесах, где путешественник всегда может
укрыться в непогоду и где, что весьма существенно, он может возить всякий
хлам, которым расплачивается за проезд.

Между тем надо отметить, что многие африканские царьки чрезвычайно
ревниво относятся к неприкосновенности своих владений. Не то чтобы они
были так уж свирепы (я говорю главным образом о тех, которых можно
встретить между экватором и крайним югом) и чтобы они вообще отказывались
пускать к себе путешественников, но за разрешение пересечь их территорию
они требуют плату, и нередко довольно высокую.

Сколько исследователей застревало на долгие месяцы, едва вступив во
владения этих наивных и алчных тиранов! Сам знаменитый Ливингстон бывал
вынужден, исчерпав аргументы и материальные возможности, менять свои
маршруты и, преодолевая новые большие трудности, обходить эти
негостеприимные земли. Только один Стенли сумел противопоставить силу
этому налогу на транзит. Но Стекли, который завалил трупами весь свой путь
от Занзибара до Конго, весьма и весьма подорвал дело мирного завоевания
Экваториальной Африки.

Он поступил плохо с точки зрения гуманности. Наука имеет неотъемлемые
права, но и права гуманности непререкаемы, и не может быть антагонизма
между гуманностью и наукой.

Должен ли я напомнить об уничтожении жителей Тасмании, об истреблении
австралийцев, о массовых расстрелах населения Капской колонии, о вымирании
краснокожих на Дальнем Западе? Почему мне не привести прославленные имена
французских исследователей, которые вдохновляются только благородными