Чтение 7–й страницы книги ~В паре с "сотым"~

люди, внимательно ловившие каждое слово диктора. Здесь же были и старики,
которым молодые грузины торопливо пересказывали суровые слова первой
фронтовой сводки. В нашем сознании как-то не укладывалось, что именно
сейчас, ясным июньским утром, от Балтийского до Черного морей идут жестокие
бои. Но это было так...

Когда мы прибежали на аэродром, наши курсанты и летно-технический
состав были уже на построении. Мы быстро переоделись в форму и тоже встали в
строй.

Начальник школы полковник Попов открыл митинг. Слово взял заместитель
начальника школы по политчасти батальонный комиссар Аристархов. Коротко
сообщил он о вероломном нападении гитлеровской Германии, о развернувшихся
ожесточенных боях по всей нашей западной границе, о мобилизации всех сил
страны на отпор врагу.

Затем выступали летчики, техники, механики. Люди возмущались,
негодовали, заявляли о своем желании отправиться на фронт. Мой друг Баланин,
крепко сжав зубы, сказал:

- Ну, смотрите, фашистские псы! Придет время - завоете, да будет
поздно!

Каждому из нас весть о войне оборвала какие-то планы, мечты, в каждом
сердце заныла щемящая тревога за нашу Родину, за родных, близких...

Потянулись длинные военные дни. По радио передавали тревожные вести:
враг рвется к столице нашей Родины - Москве. Армия сражается за каждую пядь
земли. В воздушных боях, несмотря на численное превосходство вражеской
авиации, наши летчики показывают образцы мужества и героизма.

Подвиги капитана Гастелло и многих других наших собратьев волновали и
вдохновляли нас. Мы искренне верили в нашу славную авиацию, верили в то, что
не сегодня-завтра враг будет остановлен и разбит.

Школа наша перешла на уплотненную программу подготовки
курсантов-летчиков. С самого рассвета и до темноты в небе беспрерывно стоял
гул моторов. Мы летали в две смены, делая по .пятьдесят вылетов в смену на
один самолет: фронту нужны летчики!

В один из дней после окончания полетов нас прямо здесь же, на
аэродроме, собрал начальник школы. Рядом с ним стоял батальонный комиссар.

- Товарищи летчики! - сказал полковник Попов, - фронту нужны
бойцы-истребители. Кто желает поехать на фронт и готов драться с фашистами -
шаг вперед!

Весь наш строй сделал шаг вперед - только загудела земля.

- Спасибо! - растроганно произнесли в один голос Попов и Аристархов.

Затем начальник школы, немного помолчав и справившись с волнением,
сказал:

- Мы подумаем... Мы отберем необходимое число добровольцев. А кто
останется - не огорчайтесь: должен же кто-то и здесь, в тылу, готовить
летные кадры для фронта!..

На следующий день нам зачитали список отъезжающих на фронт. Моя фамилия
была названа в числе десяти фамилий летчиков-добровольцев. На сборы - два
дня. Собираясь, я кое-что из своих вещей роздал друзьям, кое-что оставил
хозяевам, где жил на квартире.

И вот долгожданный час настал. Нас торжественно провожали. На плацу был
построен весь личный состав школы. Полковник Попов и батальонный комиссар
Аристархов произнесли напутственные речи. Мы в ответ заверили товарищей, что
на фронте не посрамим чести нашей школы, что задание партии и правительства
выполним!

Через два дня мы приехали в тот город, где формировалась наша
истребительная часть. Еще издали заметил наспех замаскированные самолеты
И-15 "бис". Видимо, будем воевать на них.

Бывалые летчики, уже понюхавшие пороху, проводя меня с чемоданом в
дверь, тут же незамедлительно стали изощряться в остротах:

- Эй, парень, куда это ты с таким пульманом собрался?

Понятное дело - авиация без шуток не может, и шутников во все времена
на аэродромах хоть отбавляй. Но как бы там ни было, мне стало неловко, и уже
на следующий день я поспешил избавиться от "пульмана" и лишних вещей. Себе
оставил только пару белья да фотоаппарат "ФЭД", с которым я впоследствии
прошел всю войну и который мне помог многое сохранить на память.

Фронтовики нас встретили дружелюбно. Распределили по эскадрильям - и
началась наша новая жизнь. Мы готовили материальную часть, расчищали
взлетно-посадочную полосу, которую все время заносило снегом...

Время было трудное. Полеты производились редко: не хватало горючего,
запасных частей. А тут еще мартовская слякоть, грязь, перемешанная со
снегом.

Унты и одежда у нас были вечно мокрые, а за день так находишься, что к
вечеру еле добираешься до койки. На наш вопрос "Почему мало летаем?" майор
из штаба недовольно буркнул:

- Погодите, налетаетесь еще!

Каждый вечер, сгрудившись у старенького репродуктора, мы слушали сводки
Совинформбюро, спорили, обсуждали создавшуюся обстановку. Бои на всех
фронтах шли по-прежнему ожесточенные.

Я, как и большинство из нас, все время думал о фронтовой жизни, рвался
поскорее начать боевые дела. Но вот к нам приехал начальник штаба полка и
зачитал приказ Верховного Главнокомандующего, в котором говорилось: всех
летчиков-инструкторов, прибывших в марте, вернуть обратно в свои школы.

Это известие свалилось на нас, как снег на голову. И хотя мы понимали,
что возражать и доказывать что-то бесполезно, - приказ есть приказ, - все же
попросили командование полка повременить денек-другой: может, в Москве
передумают - все бывает! - летчики-то очень нужны фронту.

- Вот именно, очень нужны фронту, - отпарировал начальник штаба полка.
- Так что езжайте и готовьте летчиков фронту.

Как же мы теперь будем смотреть в глаза своим товарищам, когда вернемся
в школу? Но ничего не попишешь - приказ! Как назло, и документы на этот раз
нам выдали тут же, незамедлительно, без всяких проволочек. А мы еще
надеялись: пока оформят документы, пока то, да се... А там глядишь... Но
ничего этого не случилось, и пришлось нам возвращаться обратно.

Настроение у всех было пресквернейшее. Но мы зря расстраивались. В
школе нас встретили как фронтовиков, хотя ни одного вражеского самолета мы
не видели, даже в воздухе.

Командир эскадрильи майор Михайлов сказал:

- А мы знали, что вы вернетесь - и ваши группы курсантов снова
закреплены за вами.

Вскоре мы привели себя в порядок, успокоились: кто-то ведь должен,
действительно, готовить летные кадры для фронта.

И все же вышло по-нашему! Правда, не сразу, но вышло. Как-то нам,
"горемыкам", поручили перегнать самолеты УТИ-4 на один из аэродромов,
расположенных на юге страны. Здесь находился центр комплектования и
пополнения фронтовых частей летным составом. Был, это, своего рода,
перевалочный пункт летчиков. И с кем ни поговоришь - каждый уверен, что без
него фронт не обойдется и что именно ему кто-то из штаба обещал ускорить
оформление в боевую часть. Мы сдали самолеты и ждали оформления документов,
прислушиваясь, кто что говорит.

- Ну вот что, хлопцы! - сказал как-то один из нашей группы, Дубровский.
- Победителей не судят. Давайте, пока мы здесь находимся, потревожим
начальство, "постучимся", может, и нам откроют? А выгонят - так выгонят, нам
не привыкать!

Так мы и постановили. И уже на следующий день с утра обратились к
начальнику штаба запасного авиаполка со своей просьбой, рассказав ему по
порядку всю историю, приключившуюся с нами.

- Ну и народ! - сокрушенно покачал он головой. И к нашей неописуемой
радости вдруг сказал:

- Хорошо. Обещаю. Заберем вас в действующую авиацию! Только сразу это
сделать пока невозможно. Сейчас у нас организуются ККЗ - курсы командиров
звеньев, хотите там заниматься? Начало занятий со следующей недели.

Хотим ли мы? Что за вопрос? Конечно. Мы с радостью согласились. Наш
острослов Ахапкин тут же расшифровал ККЗ по-своему - "кое-как зацепились!".

Начальник штаба свое слово сдержал, и через несколько дней мы
приступили к занятиям. Они были организованы хорошо; проводили их опытные
фронтовые летчики и инженеры. Учеба нас захватила, особенно нам нравилось
изучать тактику воздушного боя и использование самолетов различных типов в
воздушном бою.

Недели две спустя нашу группу вызвали утром в отдел кадров полка.
Начальник отдела кадров сказал, что с нами желает побеседовать командир
штурмового полка. Встреча с ним состоялась в тот же день. Мы, конечно,
догадались, что нам будут предлагать перейти в штурмовую авиацию, которая
уже тогда становилась грозной силой в борьбе с наземными войсками фашистских
захватчиков.

Командир штурмового полка оказался опытным боевым летчиком и хорошим
агитатором. На его груди сверкали орден Ленина и три ордена Красного
Знамени. Он радушно встретил нас в штабе, познакомил с летчиками своего
полка, у которых на гимнастерках, как и у него, сверкали ордена и медали.

Тут, в части, мы неожиданно для себя увидели портрет нашего товарища по
Ульяновской школе Сынбулатова. На его груди было немало орденов. Внизу под
портретом надпись, говорящая о том, что этот летчик является гордостью
полка. Сынбулатов смотрел на нас с фотографии и точно спрашивал: "Что
задумались, друзья? Профессия штурмовика не хуже профессии
летчика-истребителя!" Командир полка повел нас к самолету Ил-2, показал нам
его, сообщил тактико-технические данные и боевое применение.

- Это, товарищи, грозная машина, фашисты называют ее "черная смерть".
Летчик-штурмовик, как никто другой, видит плоды своей работы, видит панику и
ужас в фашистских колоннах. Его, как родного брата, любят и ждут наши
пехотинцы.

Так говорил командир полка, и мы почувствовали, что он по-настоящему
влюблен в свое оружие и в совершенстве владеет им.

- Ну что, товарищи, кто желает в наш полк? Мы быстро переучим - и на