спустились на землю те, кто постарше. Донесся тот же звонкий голос:
лицо, руки и даже пышные локоны каштановых волос были измазаны маслом. Она
обняла меня, прижалась горячей щекой и заплакала. Впервые я увидел ее слезы.
Но ничего ей сказать не успел. С противоположной стороны аэродрома, там, где
стояли замаскированные в кустах самолеты нашего отряда, на небольшой высоте
с глухим рокотом моторов появился самолет. От его фюзеляжа отделились дна
темных предмета и упали в район стоянки. Это был фашистский самолет Ю-88.
"юнкерс". Застекленная кабина штурмана с пулеметной установкой выдавалась
немного вперед от гондол двух моторов. Толстый, круглый и длинный фюзеляж
заканчивался массивным хвостовым оперением. На желтоватом фоне широких
эллипсовидных крыльев чернели большие кресты с белой окантовкой, а на
высоком киле - паучья свастика. Прямо из-под фюзеляжа, чуть сзади гондол
убранных шасси, торчал ствол пулемета.
ливень трассирующих пуль летел в сторону ангаров и служебного здания. Потом
стрельбу открыли штурман и нижний стрелок. Они вели огонь по стоянке
самолетов второго отряда и звена управления.
винтовок и одного пулемета, установленного недалеко от палатки командира
эскадрильи. Три И-16 второго отряда прямо из-под самолета Ю-88 начали взлет
на его перехват. Нижний стрелок "юнкерса" дал по ним длинную очередь, пули
подняли впереди и левее взлетавших истребителей столбики пыли. Видимо,
фашист стрелял торопливо и неприцельно...
военно-морской базы Ручьи. Наши истребители убрали шасси и всем звеном
сделали правый разворот, погнались за скрывшимся за лесом "юнкерсом". Это
был дальний разведчик, предвестник возможного бомбового удара в сумерках или
в период короткой и светлой июньской ночи. А так как я входил в расчет
экипажей, выделенных для ночных действий, то нужно было срочно бежать на
аэродром. Я крепко обнял растерявшуюся и испуганную супругу.
том же месте.
автостартере (машина для запуска моторов самолета) повезли раненого
механика. Вот и первый ручеек крови пролился в нашей авиационной семье. А
как этот ручеек будет течь дальше, превращаясь в огромную реку, я тогда не
думал.
сбросили вместе с предохранителями от ветрянок взрывателей. Наверное, руки
тряслись у разбойника - не успел спять. Сейчас оружейники готовят длинные
тросы, будем оттаскивать бомбы к болоту и подрывать. Во втором отряде и в
звене управления есть поврежденные самолеты и ранен механик...
самый боекомплект, который готовили наши жены.
им не удалось, он ушел на финскую территорию.
лег не раздеваясь на матрац, лежавший поверх душистых березовых веток. Я
испытывал беспредельное недовольство собой. С четырех часов утра и до восьми
вечера дежурил в истребителе, вылетал перехватывать противника, оказавшегося
на поверку нашими же самолетами. А когда прямо на аэродром прилетел
"юнкерс", я оказался с женой около дома и беспомощно смотрел, как над
головой пролетел враг, сбросивший бомбы и стрелявший из пулеметов...
третий?.. А может быть, и сотый? Тогда никто не мог предполагать, что
впереди без малого полторы тысячи боевых дней, боль потерь, пьянящая радость
побед.
летчик 13-го полка Алексей Антоненко собьет первый фашистский самолет. Это
будет первой победой в Балтийском небе. Но рассказать об этом придется позже
со слов друзей-очевидцев, потому что в бою я не участвовал. К тому же
последовательность событий приходится несколько смещать, иной раз
возвращаться к прошлому...
ТРИЖДЫ ТРИНАДЦАТОЕ
природы. И случается, что суеверия эти вроде бы подтверждаются реальными
событиями. А вернее, человек, внушив себе что-то, неосознанно ищет
совпадений. В самом деле, издавна считается, что понедельник - день тяжелый,
а отчего - неизвестно. Тринадцатое число - чертова дюжина... И тому
подобное.
трусливым, ходил один в лес за ягодами, по грибы, умышленно захаживал в
соседние деревни, где не раз меня, чужака, лупцевали мальчишки. Суевериям я
не был подвержен, хотя в юности, да и на воинской службе, не раз случались
различные неприятности, и приходились они, как нарочно, на тринадцатое
число.
Полтараком. Он был назначен командиром отдельного отряда в Петергоф. Как
только У-2 скрылся за лесом, мы по приказу нового командира отряда заняли
места в кабинах самолетов. Ждать долго не пришлось. Часов в восемь по
сигналу красной ракеты мы пошли на взлет. Но только начали разбег, как на
аэродром посыпались бомбы. Фашистские "юнкерсы"!
не позволили противнику после сброса бомб встать в круг и методически
расстрелять все обнаруженное на земле.
или звеньями. Я летел на своем N 13.
чуть выше и левее шли четыре Ю-88. Я решил атаковать их с наиболее уязвимой
стороны - в лоб, и был немало удивлен тем, что вражеские пилоты не боятся
лобовой атаки и сами доворачивают навстречу.
противник опередил меня, начал стрелять с большей дистанции. Темная дымовая
трасса прошла рядом. И вдруг пламя взметнулось у меня перед лицом: снаряды
попали в мотор. Я машинально двинул ручку управления вперед. Самолеты
противника мелькнули выше меня. На одном было двухкилевое хвостовое
оперение. Я поежился, поняв, что ошибся: это был вовсе не "юнкерс", как я
предполагал, а штурмовик Ме-110, вооруженный четырьмя двадцатимиллиметровыми
пушками и двумя пулеметами. С ним на встречном курсе шутки плохи.
аэродром был справа под крылом.
Гитлеровец видел, что я иду на вынужденную, и решил меня добить - это
никакого груда ему не составляло. Нужно было левым разворотом вновь выйти
мне навстречу и дать прицельную очередь.
положение. Он прекратил свою атаку и атаковал наседавшего на меня Ме-110.
Увидев, что я уже на аэродроме, Князев погнался добивать "мессера", который
на одном моторе заметно отставал от основной группы.
жилой городок. Весь облитый маслом, я вылез из кабины и, не снимая парашюта,
подошел к мотору. Как я не сгорел в воздухе, трудно понять. Три нижних
цилиндра и передняя крышка мотора были полностью разбиты. Видимо, в мотор
попало несколько снарядов.
произвел посадку, лихо подрулил к моему самолету и громко спросил: "Ну что,
Василий, не ранен?" Я мотнул головой и сказал только: "Нет".
ошибки едва не стали в жизни последними, они остаются в памяти надолго, если
не навсегда.
шепнул: "Товарищ командир, давайте перепишем номер самолета на
четырнадцатый". Поняв его предложение, я ответил: "Не надо, смеяться будут
над нами. Суеверие же это... Подбили меня правильно - это моя ошибка.
Спасибо Князеву, что не дал добить".
бомбардировщикам, прорывающимся к Ленинграду, на штурмовку к Лужскому
оборонительному рубежу, где бомбами и реактивными снарядами мы ежедневно
уничтожали десятки автомобилей, броневиков и танков врага. Совершали мы и
полеты на разведку в тыл врага, вели бои с "мессершмиттами" и "хейнкелями".
полетели мы на разведку фашистских войск, продвигающихся от Пскова на Струги
Красные. Зная, что главную опасность представляют "мессеры", я принял
решение весь полет выполнить на малой высоте.
пушки "эрликоны", установленные на машинах, движущихся в боевых порядках
фашистских войск.
повреждено управление, лететь Дмитрий мог только по прямой и только на
пониженной скорости (при большей скорости самолет валило на крыло). Я
пропустил Князева вперед, отстав на необходимую дистанцию. Нетрудно понять,
что испытали мы, увидев выше себя четыре "мессершмитта".