Чтение 7–й страницы книги ~Любовь инженера Изотова~

повышение производительности каталитического крекинга, решать ее будем на
Комаровском заводе. Об этом мы договорились.

- Как... уже?! - воскликнула Тася, и в ее голосе прозвучала обида.

- Сколько я могу ходить безработным погоревшим директором? Ну пять
дней, от силы неделю. Поэтому я тебе вчера ответственно заявил, что
времени мало. А ты не придала моим словам никакого значения. Отнеслась
легкомысленно.

- Я виновата, - покорно согласилась Тася. - Я как-то забыла, какой вы
человек. Одержимый проблемой повышения производительности. Когда ж вы
уезжаете?

- До моего отъезда еще пять дней. Это не важно, потому что я хочу
забрать тебя с собой и никогда никуда не отпускать. Непонятно?

- Понятно, - ответила Тася.

Алексей поцеловал ее, не обращая внимания на то, что в кафе было много
народу.

За соседним столом дети продолжали есть мороженое, их родители -
чебуреки.

- Это железные дети, - сказал Алексей, - и железные родители.

- Рассказать сказку? - спросила Тася.

- Это не притча? - усмехнулся Алексей.

- Нет, сказ-ка, простая сказка.

В детстве сказки Тасе рассказывала бабушка. У бабушки были поучительные
сказки про девочку Машу и мальчика Ваню, которые кончались так: "Вот
почему надо слушаться взрослых и ничего не брать без спросу", или: "Вот
почему надо в первую очередь помогать другим, а потом думать о себе". Если
бабушка рассказывала что-нибудь из жизни принцев и принцесс, то все равно
с моралью: "Вот, не будь принцем, а будь хорошим человеком".

Мать рассказывала классические сказки, пересказывала книги, очень
сокращенно. Золотую рыбку. Спящую красавицу. Руслана и Людмилу. Аленький
цветочек.

Был еще дядя, военный человек, майор. Он рассказывал военные истории,
сказки про великанов и машины, смешные рассказы про солдат. "А вот был у
меня молоденький солдатик, красноармеец..." Дядю Тася слушала охотно, тем
более что он всегда рассказывал новое.

И только у отца была в запасе одна-единственная сказка, которую Тася
любила больше всего. Отец рассказывал эту сказку годы подряд, ничего в ней
не изменяя.

Один маленький мальчик по имени Махмутка-перепутка пошел на мостик
погулять. Пришел Махмутка-перепутка на мостик и увидел, что в речке
плавают утки. Видит Махмутка-перепутка белую утку, видит
Махмутка-перепутка серую утку, видит он черную утку, видит он фиолетовую
утку, видит он розовую утку, видит он оранжевую утку. Отец перечислял все
известные ему краски монотонным, серьезным голосом. Тася слушала его с
напряженным вниманием, поеживаясь от захватывающего интереса.

Отец кричал жене:

- Есть цвет электрик? - И продолжал: - Видит Махмутка-перепутка утку
цвета электрик.

- Перестань, - укоризненно говорила мать. - Перестань над ребенком
смеяться.

- Не мешай, - отвечал ей отец. - Видишь, мы слушаем.

И гладил Тасю по светлым рассыпающимся волосам.

- Дальше, - просила Тася. - Какую еще он утку увидел?

- Еще, еще... - вспоминал отец. - Ну как же, он еще увидел бежевую
утку, и еще увидел наш Махмуточка-перепуточка серебряную утку. И еще
коричневую.

- Коричневую он уже видел, - поправляла Тася, внимательно следившая за
сказкой.

- Ну и что же? Он ее еще раз увидел. Он многих по два раза видел, -
отвечал беспечный отец.

- А потом? - спрашивала Тася.

- А потом события развивались следующим образом. Махмутка-перепутка
вынул из кармана булку и стал кидать крошки в воду. Синей утке крошку,
красной утке крошку, зеленой утке крошку, желтой утке крошку, малиновой
утке крошку...

- Малиновой утке крошку, - шептала Тася.

Другие старались, выдумывали новые подробности к старым сказкам, мать
перечитывала Пушкина, дядя Саша называл своих героев смешными именами, над
которыми сам хохотал, а отец по-прежнему выводил своего Махмутку-перепутку
на мостик, давал ему в руки булку и начинал перечислять уток.

- Ну, рассказать тебе сказку? - спрашивал отец. Спрашивал не часто,
чтобы не обесценивать сказку.

- Про Махмутку-перепутку? - кричала Тася.

- Про Махмутку-перепутку, - неторопливо подтверждал отец.

Тася мчалась к нему со всех ног, садилась рядом и, не отрывая глаз от
его лица, слушала.

Когда сказку про Махмутку-перепутку предлагали рассказать другие, Тася
отказывалась.

- ...Потом я думала, почему я так любила эту сказку? Вы скажете -
глупая сказка, а в моих глазах Махмутка-перепутка был герой, к нему
слетались утки со всех озер и рек. Позднее в моем воображении
Махмутка-перепутка совершал небывалые подвиги. Теперь я понимаю, что он
был всего-навсего несчастный мальчишка, у которого была только одна булка,
а голодных уток было в те времена очень много, - рассказывала Тася.

Алексей засмеялся.

- "Мне сегодня вечером захочется понравиться вашим, так что держите
меня, чтобы я не начала врать.

- Ври сколько влезет, - сказал Алексей.

Они ушли из кафе и задержались в книжных магазинах на Кузнецком мосту.
Искали какую-то нашумевшую книжку с таким упорством, как будто их счастье
зависело от того, достанут они ее или не достанут.

- Мне она не нужна, - говорила Тася.

- Мне тоже, - говорил Алексей, и они шли дальше искать эту книжку. Они
все-таки нашли ее в Петровском пассаже на лотке, втиснутом между
выставкой-продажей гардин и витриной парфюмерии.

Они шли по Моховой, мимо старого здания университета, в университетском
саду, расположился книжный базар и толпились студенты. Потом через
Арбатскую площадь и дальше по Арбату. У высотного здания Министерства
иностранных дел, как всегда, было ветрено. У выхода из Смоленского метро
цветочницы с негородскими красными лицами предлагали цветы. Алексей купил
Тасе тюльпанов и нарциссов - весенних цветов.

"Я понял, - размышлял Алексей, - бог дал ей самое дорогое - простоту.
Как она ходит, говорит, смеется... Нельзя быть лучше".

Тася подняла глаза на него:

- Что?

- Любуюсь тобой, нельзя быть лучше... Только почему ты не можешь мне
"ты" говорить?

- Еще не могу, - улыбнулась Тася.

- Скорее бы, - сказал Алексей.

Они свернули с Садовой, посидели в скверике, где гуляли породистые
собаки. Потом еще побродили по арбатским переулкам, которых Тася не знала,
а Алексей знал и любил.

Прошел мимо них человек со скрипкой и запомнился. Остановилась посреди
дороги машина, у которой кончился бензин, и они остановились посмотреть.
Прошли женщины с кошелками, донесся обрывок фразы: "...Взяла еще три
калориечки по рублю..." - и женщинам Тася посмотрела вслед. Была во всем
та неповторимость обыденного, которая присуща первым дням любви и
запоминается навсегда.

"Пришел Махмутка-перепутка на мостик и увидел, что в речке плавают
утки..."

6

Алексей и Лена выросли в дружной и трудовой семье. У отца была
профессия будничная и неблагодарная. Он был инженер-строитель, уходил на
работу в семь часов утра, возвращался бог весть когда. Он никогда никого
не ругал, понимал любые людские слабости, для него мир был населен
хорошими людьми.

Отец ходил в синем бостоновом костюме, который блестел на заду и на
локтях, любил поспать, потому что никогда не высыпался. Любил играть в
карты, читать газету, слушать радио, любил летом поудить рыбу и поспать на
берегу под кустом, чтобы, проснувшись, подмигнуть и улыбнуться своим
суровым детям, которые не понимали, как можно жить такой неинтересной
жизнью, и осуждали отца.

Алексею и Лене профессия отца, его работа, его большой потертый
портфель, набитый сметами, расчетными справочниками и тонкими брошюрами об
опыте передовиков-каменщиков и штукатуров, не нравились. Но, сами того не
сознавая, они учились у него отношению к труду.

Мать преподавала в школе. Когда-то, в первые годы после революции, она
работала с беспризорниками. То были для нее неповторимые и прекрасные
годы. Годы ее молодости и молодости республики. Беспризорники, бездомные
горемыки, вшивые и голодные, на ее глазах, с ее помощью, какой бы малой
она ни была, становились людьми. Спустя десятилетие она встречала рабочих,
инженеров, директоров, которым когда-то протягивала жестяные миски с
пшенной кашей и учила грамоте.

Потом она работала в Наркомпросе, потом была директором школы, а потом
пошла учиться - стали требовать диплом, которого у нее не было, - и
окончила педагогический институт, когда ее собственные дети уже
раздумывали над тем, в какой институт им поступать.