Чтение 7–й страницы книги ~Не стреляйте в белых лебедей~

-- Слой им не вышел,-- пояснил Колька, и ноги его сами собой шаг к этому
биноклю совершили.-- Грибы слоями идут: сперва маслятки, потом -- серяки, за
ними -- красноголовик с боровиком пойдут. Ну, а следом настоящему грибу слой:
груздям и волнухам.

-- Слой -- это когда много их, да?

-- Много. Тогда и берут. А так -- баловство одно.

И еще шаг к биноклю сделал: почти что животом в него уперся. И глядеть
никуда не мог: только на бинокль. Настоящий ведь бинокль, товарищи милые!

-- Хочешь посмотреть?

Колька "да" хотел сказать, рот разинул, а вместо "да" бульканье
какое-то произошло. Непонятное бульканье, по рыжая бинокль все-таки
протянула:

-- Только не урони.

-- Не-а.

Пока тятька мотор получал да наставления от Якова Прокопыча выслушивал,
Колька в бинокль смотрел. Если в маленькие окошечки глядеть -- большое все
видится. А если в большие окошечки, то все, наоборот, маленькое. Непонятно
совершенно: должно же большое, если в большое, и маленькое, если в
маленькое, правда? А тут все не так. Не так, как положено. И это
обстоятельство Кольку куда больше занимало, чем прямое назначение бинокля:
он все время вертел его и глядел на ворону с разных концов.

-- Зачем же ты его вертишь? -- спросила рыжая.-- Смотреть надо в окуляры,
вот сюда.

-- Я знаю,-- тихо сказал Колька.

-- А для чего жевертишь?

-- Так,-- застеснялся Колька.-- Интересно.

-- Сынок! -- позвал Егор.-- Подсоби-ка мне тут, сынок.

Сунул Колька бинокль в руки рыжей, хотел "спасибо" сказать, но из
глотки опять сип какой-то вылез, и пришлось убежать без благодарности. А
пегая сказала:

-- Туземец.

-- Оставь,-- лениво отмахнулась рыжая.-- Обычный плохо воспитанный
ребенок.

Под недреманным оком Якова Прокопыча Егор нацепил "Ветерок" на корму
"девятки" (бывший "Утенок"- пузатенький, важный, Егор про это помнил),
установил бачок с горючим. Колька весла приволок, уключины, черпачок -- все,
что положено.

-- Все ладно-хорошо, Яков Прокопыч,-- доложил Егор.

-- Опробуй сперва,-- сказал заведующий и пояснил туристам:- Первая
моторная навигация, можно сказать. Чтоб ошибок не было.

-- Нельзя ли поживее провернуть весь этот ритуал? -- ворчливо
поинтересовался лысый.

-- Так положено, граждане туристы: техника безопасности. Давай,
Полушкин, отгребайся.

Про технику безопасности Яков Прокопыч с ходу выдумал, потому что
правил таких не было. Он про свою безопасность беспокоился.

-- Заведи, Полушкин, мотор на моих глазах. Кружок сделай и обратно
пристань, где я нахожусь.

-- Ясно-попятно нам.

Колька на веслах отгреб от причала. Егор поколдовал с мотором, посовал
в него пальцы и завел с одного рывка. Прогрел на холостых оборотах, ловко
включил винт, совершил для успокоения заведующего несколько кругов и без
стука причалил. Хорошо причалил: на глаз прикинул, где обороты снять, как
скорость погасить. И -- заулыбался:

-- В тютельку, Яков Прокопыч!

-- Умеешь,-- сказал заведующий.-- Разрешаю грузиться.

Егор с сыном на пристань выскочили, быстренько мешки погрузили. Потом
туристы расселись, Колька -- он на носу устроился -- от пристани оттолкнулся,
Егор опять завел "Ветерок", и лодка ходко побежала к дальнему лесистому
берегу.

О чем там в пути туристы толковали, ни Егор, ни тем более Колька не
слышали. Егор -- за моторным грохотом, а Колька потому, что на носу сидел,
видел, как волны разбегаются, как медленно, словно с неохотой,
разворачиваются к нему другой стороной дальние берега. И Кольке было уже не
до туристов: впередсмотрящим он себя чувствовал и только жалел, что,
во-первых, компас дома остался, а во-вторых, что рыжая тетенька дала ему
поглядеть в бинокль преждевременно. Сейчас бы ему этот бинокль!

А туристы калякали о том, что водохранилище новое и рыбы тут особой
быть не может. До Егора иногда долетали их слова, но значения им он не
придавал, всецело поглощенный ответственным заданием. Да и какое было ему
дело до чужих людей, сбежавших в тишину и покой на считанные денечки! Он
свое дело знал: доставить, куда прикажут, помочь устроиться и отчалить,
только когда отпустят.

-- К обрывчику! -- распорядился сивый.-- Произведем небольшую разведочку.

Разведочку производили в трех местах, пока, наконец, и рыжая и пегая не
согласовали своих пожеланий. Тогда приказали выгружаться, и Егор с сыном
помогли туристам перетащить пожитки на облюбованное под лагерь место.

Это была веселая полянка, прикрытая разросшимся ельничком. Здесь
туристы быстро поставили просторную ярко-желтую палатку на алюминиевых
опорах, с пологом и навесом, поручили Егору приготовить место для костра, а
Кольке позволили надуть резиновые матрасы. Колька с восторгом надувал их,
краснея от натуги и очень стараясь, чтобы все было ладно. А Егор, получив от
плешивого топорик, ушел в лесок нарубить сушняка.

-- Прекрасное место! -- щебетала пегая.-- Божественный воздух!

-- С рыбалкой тут, по-моему, прокол,-- сказал сивый. -- Эй, малец, как тут
насчет рыбки?

-- Ерши,-- сказал Колька, задыхаясь (он аккурат дул четвертый матрас).

-- Ерши -- в уху хороши. А путная рыба есть?

-- Не-а.

Рыба, может, и была, но Колька по малости лет и отсутствию снасти
специализировался в основном на ершах. Кроме того, он был целиком поглощен
процессом надувания и беседу вести не решался.

-- Сам-то ловишь? -- поинтересовался лысый.

-- Не-а.

Колька отвечал односложно, потому что для ответа приходилось отрываться
от дутья, и воздух немедленно утекал из матраса. Он изо всех сил зажимал
дырку пальцами, но резина в этом месте была толстой, и сил у Кольки не
хватало.

-- А батька-то твой ловит?

-- Не-а.

-- Чего же так?

-- Не-а.

-- Содержательный разговор,-- вздохнула пегая.-- Я же сказала: типичный
туземец.

-- Молодец, Коля,-- похвалила вдруг рыжая.-- Ты очень хорошо надуваешь
матрасы. Не устал?

-- Не-а.

Колька не очень понял, почему он "типичный туземец", но подозревал
обидное. Однако не расстраивался: и некогда было, и рыжая тетенька уж очень
вовремя похвалила его. А за похвалу Колька готов был не пять -- пятьдесят
пять матрасов надуть без отдыха.

Но уже к пятому матрасу Колька настолько от стараний уморился, что в
голове гудело, как в пустом чугунке. Он сопел, краснел, задыхался, по дутья
этого не прекращал: дело следовало закончить, да и не каждый день матрасы-то
надувать приходится. Это ведь тоже ценить надо: матрас-то -- для путешествий.
И от всего этого он очень пыхтел и уже не слышал, о чем говорят эти туристы.
А когда осилил последний, заткнул дырочку пробкой и маленько отдышался --
тятька его из ельника выломился. Ель сухую на дрова приволок и сказал:

-- Местечко-то мы не очень-то ласковое выбрали, граждане милые.
Муравейник тут за ельничком: беспокоить мураши-то будут. Надо бы перебраться
куда.

-- А большой муравейник-то? -- спросил сивый.

-- А с погреб, сказал Егор.-- Крепкое семейство, хозяйственное.

-- Как интересно! -- сказала рыжая. -- Покажите, пожалуйста, где он.

-- Это можно,-- сказал Егор.

Все пошли муравейник смотреть, и Колька тоже: на ходу отдышаться куда
как легче. Только за первые елочки заглянули: гора. Что там погреб -- с
добрую баньку. Метра два с гаком.

-- Небоскреб! -- сказал плешивый.-- Чудо природы.

-- Муравьев кругом бегало -- не счесть. Крупные муравьи: черноголовики.
Такой тяпнет -- сразу подскочишь, и Колька (босиком ведь) на всякий случай
подальше держался.

-- Вот какое беспокойство вам будет,-- сказал Егор.-- А там подальше чуть
-- еще поляночка имеется, я наглядел. Давайте пособлю с пожитками-то: и вам
покойно, и им привычно.

-- Для ревматизма они полезные, муравьи-то,-- задумчиво сказал плешивый.--
Вот если у кого ревматизм...

-- Ой! -- взвилась пегая.-- Кусаются, проклятые!..

-- Дух чуют,--сказал Егор.-- Они мужики самостоятельные.

-- Да,-- вздохнул лысый.-- Неприятное соседство. Обидно.

-- Чепуха! -- Сивый махнул рукой: -- Покорим! Тебя как звать-то, Егором?
Одолжика нам бензинчику, Егор. Банка есть?

Не сообразил Егор, зачем бензинчик-то понадобился, но принес: банка
нашлась. Принес, подал сивому:

-- Вот.

-- Молоток мужик,-- сказал сивый.-- Учтем твою сообразительность. А ну-ка
отойдите подальше.

И плеснул всю банку на муравейник. Плеснул, чиркнул спичкой -- ракетой
взвилось пламя. Завыло, загудело, вмиг обняв весь огромный муравьиный дом.

Заметались черноголовики, скрючиваясь от невыносимого жара, затрещала