и летя в пустоте, он еще боролся, он чувствовал, что его отрывают, и не
давал оторвать себя от земли, хватался за все руками, которых у него уже не
было.
с жизнью, так и не поняв, что расстается с ней,- все это для постороннего
глаза слилось в короткое мгновение.
дулом выбирала кого-то из них, видели, как орудие остановилось, сверкнуло
пламенем. И сейчас же перед головой Мостового, слившейся с ружьем, в тот
самый момент, как ружье выстрелило по танку, взлетел огонь. Потом с земли,
держа руками окровавленную голову, поднялся солдат. Танк с ходу ударил его в
грудь, подмял, пронесся над лощиной. Но тут в вихре снега, несшегося с ним
вместе, все осветилось изнутри, сотряслось от взрыва, и люди упали на землю.
А когда поднялись, танк стоял без башни, и красное пламя с черной каймой
копоти развернулось и махнуло над ним, как воткнутый в него флаг.
тракторист не слышал его, и трактор продолжал идти. Железный, обдающий
жаром, запахом горячего масла и солярки, он прошел близко, укладывая под
себя на снег дрожащие гусеницы. За ним шло орудие на высоких колесах, бежал
расчет с охапками хвороста, с какими-то жердями, подпихивали, подкладывали,
некоторые срывали с себя шинели, стелили под колеса пушки.
пули.
шапке, в гимнастерке, с портупеей через плечо, весь новенький, как пряжки на
его амуниции. Ищенко смутно помнил его в лицо и не помнил фамилии. Один из
тех лейтенантов, которых после боя присылают пополнять убыль в дивизионе и
которых после следующего боя уже не хватает.
лейтенант указывал на высоту, загородившую дорогу.- Низом быстрей. Обойти...
они повернули обратно, в бой.
тянетесь, черт бы вас взял! Где командир батареи?
взвода, дыша паром, и от его гимнастерки подымался пар.- Командир батареи
послан вперед выбрать огневые позиции!
лейтенант Званцев!" Оттого, что он впервые в своей жизни остался за
командира батареи, оттого, что его орудие раньше всех выйдет сейчас на
позицию, и откроет огонь по танкам, и даст всем отойти.
стоял перед лейтенантом, шире его и выше ростом, с ненавистью глядя в его
залитое крутым румянцем, пышущее здоровьем лицо. Из-за того, что его орудие
еще здесь, а не в лесу, он, Ищенко, тоже должен быть здесь. А там, позади,
еще два орудия, и за спиной Ищенко, как напоминание, что нужно идти туда,
под обстрел, дышал разведчик, которого он взял сопровождать себя.
словно вел его под конвоем. И чем ближе подходили они, взбираясь по крутому
боку оврага, тем сильней накипало в Ищенко раздражение против этого
разведчика, свидетеля каждого его шага, каждого движения.
на шее, и чувствовал себя постыдно. Там, на поле, под разрывами, под огнем
танков дрались и умирали ребята, его товарищи, а он здесь в безопасности,
бегал за капитаном с батареи на батарею, и на каждой батарее капитан кричал
и тряс пистолетом.
открыто, заметаемые снегом, и ждали. Как раз там, за высотой, куда Званцев
вел орудие.
молча, на полусогнутых ногах пригибаясь, побежал вниз. Он побежал не на
батарею, которая продолжала идти, не подозревая, что идет прямо на танки,
ожидающие ее. Он кинулся в сторону. В сторону от людей, кого обязан был
вывести или с кем вместе - умереть. Инстинктом, опытом, некогда переданным
ему другими, обострившимся умом Ищенко осознал мгновенно, что сейчас легче
уцелеть одному. Уцелеть... Вырваться!.. Он бежал и знал, что начнется позади
него.
случилось, и единственно тревожась за начальника штаба, которого ему было
поручено охранять, кричал сверху разведчик. Он не видел танков и стоял
открыто спиной к ним.
Но это когда разведчик уже лежал на снегу.
помощь:
жаждал он сейчас страстно: чтобы разведчик замолчал, замолчал наконец, не
стонал так громко. И исполнилось. Он услышал близкую автоматную очередь, и
голос разведчика пресекся.
бежать, только бессильно вытирал шапкой лицо.
и все там было в этом мгновенно сверкающем, несущемся отовсюду,
стремительном огне. Ищенко метнулся в другую сторону. Упал. Прополз открытое
место, коленями, руками гребя снег. В кустах опять вскочил. Бежал,
согнувшись, с зажатым в руке пистолетом. Пули низко летели над ним, над его
спиной, над хлястиком шинели, и он бросался из стороны в сторону.
двинутся теперь навстречу друг другу, и все, что окажется между ними, будет
раздавлено. Но еще есть щель, еще можно проскочить. И он бежал, по стрельбе
угадывая направление. Не туда, где сейчас тихо: там, в темноте, тоже танки.
К ним, под гусеницы, пулеметным огнем погонят немцы сбившихся в кучу людей.
Со взведенным пистолетом в руке.
Короткой очередью Ушаков пришил его к земле. Оглянулся назад. Сквозь снег
увидел, что дальнее отсюда орудие проходит уже к лесу. Метров пятьдесят еще,
и оно станет на опушке, и под прикрытием его огня отойдут остальные. И тогда
он снимет цепь и тоже отойдет к лесу. А там можно драться, когда спина
защищена.
Ушакова было возбуждено, стальные, мокрые от слюны зубы блестели в красном
зареве.- Видишь?
орудию пулеметные трассы. Что-то мутное сквозь метель, темное, низкое вышло
наперерез, сверкнуло огнем, и, прежде чем донесло выстрел, все увидели, как
там, у орудия, заметались по снегу люди. А по ним в упор бил танк из
пулемета, и снова сверкнула его пушка, и снова - разрыв!
зубами, он побежал под уклон, вниз, туда, где стоял подбитый
бронетранспортер. Там зенитный пулемет. Бронебойные патроны... Успеть
развернуть... Успеть! Прикрыть людей огнем!.. Мысль эта билась в нем, пока
он бежал вниз, под гору.
огненные трассы. Он бежал в середине, без шапки, прижимая локти к бокам.
Между двумя трассами возникла третья струя огненного металла. Она вонзилась
в Ушакова, прошла через него, и он упал.
двинулись на людей, лежавших с автоматами в ямах, в воронках от снарядов.
леса.
зенитный пулемет. Его надо развернуть. И Ушаков полз по снегу, приподымался,
падал, опять полз, весь в снегу, оставляя за собой широкий кровавый след. Он
еще не чувствовал, что убит, он жил. И ему повезло в последние секунды его
жизни: с яростной силой над ним заклокотал зенитный пулемет. Кто стрелял?
Быть может, он сам? Все мешалось в его мутнеющем сознании. И только одно
было явственно: над полем, над бегущими людьми, прикрывая их, неслись к
танку огненные трассы. Ушаков закричал, вскочил, весь устремляясь туда...
Умирающий человек едва заметно зашевелился со стоном, и поднялась голова:
волосы в снегу, мокрое от растаявшего снега лицо, мутные глаза. Он еще
увидел ими, как там, куда бил пулемет, вспыхнуло ярко и загорелось.
счастливый.
снег, бежали люди - к лесу, к лесу,- а танки сквозь метель гнались за ними,
в спины били из пулеметов, и люди падали, и некоторые еще ползли.