арифметической логикой, вызывало надежду, что буфетчица вернется тут же,
сейчас вот, поскольку оставить пустой противень и взять другой с
готовыми котлетами - полминуты, и это противоречие делало ожидание
неспокойным. Он представлял, как буфетчица сидит за дверью и курит,
расслабившись, вытянув усталые ноги, переговариваясь с поварами. Он мог
войти в ее положение и посочувствовать: работа тяжелая, только стоя, в
напряженном темпе, давай-давай, поворачивайся - нагибайся - наливай -
отпускай - отсчитывай сдачу - не ошибись, - не имеющий конца людской
конвейер, да некоторые с норовом, с кухни жар и чад, с улицы холод, и
изо дня в день, и зарплата не самая большая... Сидорков отдавал себе
отчет, что на ее месте точно так же использовал бы возможность
перекурить минут десять.
профессии свои проблемы, накладки, минусы, и неверно чрезмерно уповать
на борьбу с недостатками, гладко только на бумаге, в жизни неизбежно
действует закон трения.И каждый стремится уменьшить трение относительно
себя, это просто необходимо до каких-то пределов, иначе невозможно,
иначе полетим все с инфарктами,как выплавленные подшипники из обоймы, и
всю машину залихорадит. А далее получается, что профессионализм (то есть
- делать хорошо свое дело, обращая уже в следующую очередь внимание на
подчиняющие цели и изначальные абстрагирующиеся задачи) постепенно
превращается подчас в наплевательство на все мешающее жить тебе
поспокойнее на своем месте. И получается, вроде - никто ни в чем не
виноват. Работа есть деньги, деньги даром никому не платят, у каждого
трудности, в положение каждого можно войти... Но если ты при
столкновении своих интересов с чьими-то будешь добросовестно и
чистосердечно входить в положение другого - останешься при пиковом
интересе. Тоже не жизнь.
заставляя ждать, я имею право, следует настоять на своем, - явилась
примерная формула итогом размышлений.
пространство за прилавком.
и однако сильной злобой. Очередь роптала.
буфетчица могла выйти каждую секунду, а бежать все равно придется,чего ж
голодным и с подпорченным настроением, надо было сразу уйти, но
упрямство появилось, и злился на себя за это неразумное упрямство, и от
этого еще больше злился на буфетчицу. И злился, что не может вот так,
свободно, взять и постучать по прилавку, крикнуть ее громко. В подобных
положениях всегда: сразу не сделаешь, а позже неловко уже, робость
какая-то, скованность, черт его знает, связанность какую-то внутреннюю
не одолеть, неловкость и раздражение растут, и все труднее перестроиться
на другое поведение, во власти инерции ждешь как баран, в себе заводясь
без толку, пока раздражение не перейдет меру, и тогда срываешься на
скандал, не соответствующий малости причины, - если все же срываешься; а
все оттого, что перетерпел, не последовал сразу желанию, пока был
практически спокоен. Особенно в ресторане: сначала сидишь в приятном
ожидании, потом близится и длится время, когда официанту полагалось бы
материализоваться, еще сохраняешь приятную мину - а желудок
руководствуется условным рефлексом и выделяет желудочный сок, и там
начинает тягуче посасывать, жрать охота, халдеи проходят мимо, и не
знаешь, который обслуживает твой столик, они не откликаются, возникает
неуверенность, неловкость, смущение, будто что-то не так делаешь,
чувствуешь себя вне царящей вокруг приятной атмосферы бедным
родственником, незваным гостем, нежелательным, несостоятельным,
неуместным и чужим здесь - при этом имея полное право здесь быть, да не
очень-то права покачаешь, сидишь тоскливо, ущемленный, злой, голодный,
буквально оплеванный из-за такой ерунды, проклинающий собственное
неумение держаться с весом и достоинством, ненавидящий официанта,
представляющий: грохнуть сейчас вазу об пол - сей момент мушкой
подлетит, ну и что, мол, нечаянно, поставьте в счет, так ведь не
грохнешь, в лучшем случае отправишься искать администратора, заикаясь от
унижения и злости, с уже испорченным настроением.
разбитых вот так вазах, пепельницах и тарелках, и в поле его зрения
пребывала тарелка на прилавке, служащая для передачи денег. Дешевая
мелкая тарелка с клеймом общепита. Треснуть ею по кафельному полу - живо
небось прибежит.
не грозит.
в жизни он не даст выход своему желанию, раздражению, порыву?! В морду
кому надо не плюнуть, хулиганам в автобусе поперек не встать, боишься за
место и стаж, боишься побоев или милиции, и каждый раз погано на душе и
остается осадок, разъедающий личность и лишающий уверенности и
самоуважения. Что же, никогда в жизни?.. Да жив будет, что случится-то?!
Неужели никогда!.. Что случится!!
напряжению, бешенство поднялось, превращаясь в легкую холодноватую
сладко-отчаянную готовность, зрение на момент расфокусировалось, сбилась
ориентировка, кровь отлила, затаилась дрожь пальцев... внешне спокойным
и даже быстрым движением он взял тарелку и пустил за прилавок на
кафельный пол.
звуком расплюснулась, растрескиваясь, и осколки порскнули по кафелю
кругом от места удара.
легко стало, взял и сделал, но какое-то непомерное волнение медлило
отпускать, трудно было с ним сладить, даже странно.
замкнутым лицом она установила поднос с котлетами и ногой отодвинула к
стене обломки покрупнее. Быстрые движения были нечетко координированы;
она смотрела мимо глаз; отпуская первому в очереди, она придралась ни с
чего зло, но коротко и тихо. Судя по признакам, эта тарелка подчинила
волю ее, сознающей неправомерную длительность задержки, враждебной
молчаливой очереди. Сейчас неуверенность, скованность, сдержанная злость
чувствовались в ней.
вторую котлету и принимаясь за булочку с кофе, Сидорков уравнял дыхание
и унял подрагивание пальцев, и то не до конца. Он испытывал в утихающем
волнении некоторую счастливую гродость, и презирал себя за это волнение
и гордость, презирал свою слабость, когда такое незначительное событие,
микропобедочка, заставляет прикладывать еще какие-то усилия и вызывает
постыдное волнение... недостойное мужчины... и все-таки была гордость.