понедельника, в первую смену, можешь и в карьер. Как раз и подсохнет машина.
Ну и за ремонт я тебя не обидел. Вали, получай.
Но Пронякин еще не сделал последнего жеста.
- Ну что ж, бригадир. - Он щелкнул себя по шее пониже уха. - Обмыть
надо "мазика". Ты меня не обидел, я тебя уважу. А?
- Ни-ни, - сказал Мацуев. - У нас это, понимаешь, не заведено, чтобы
подносить бригадиру из получки.
- Какая же это получка? Это ж за ремонт. Можно сказать, с неба вместе с
"мазиком" свалились.
- Все равно, - вздохнул Мацуев. - Прознают, понимаешь, а бригада пока
что без срывов. Ни на работе, ни в личном быту. Вот какая история.
- Понимаю, - сказал Пронякин. - Третья заповедь: "Не пей сам, пои
ближнего".
У Мацуева затряслись плечи и заколыхалась грудь. Толстые лохматые брови
поползли вверх, открывая острые слезящиеся глазки. Так Мацуев смеялся.
- А пивка? - спросил Пронякин. - Все же культурно!
Мацуев перестал смеяться.
- Насчет пивка - это культурно. Это можно. Только один я не пойду, ты
уж всю бригаду приглашай.
- А я и приглашаю. В лице бригадира. Все чинненько. В воскресный день.
Пиво, закусь, то да се. Культурно. Только где?
- В "зверинце", где же.
- Принято!
"Зверинцем" именовался в Рудногорске стандартный торговый павильон типа
"Фрукты - овощи", отделанный дюралевыми панелями и железной кроватной
сеткой. Задняя дверь его, куда обычно ходит продавец и вносятся ящики с
товаром, была, наоборот, парадной, и вся полезная площадь принадлежала
посетителям - не считая угла, где стояли фанерный ларек и бочки. Здесь пили
подолгу и говорили "за жизнь", роняя пивную пену на земляной пол, который в
дождливые дни превращался в тягучее, смачно чавкающее месиво. Здесь
сводились счеты - очень немудреные счеты, стоимостью в два-три хороших удара
по скуле, которые, однако, выполнялись в замедленном темпе и в несколько
приемов, с беззубыми угрозами и маханием кулаками - до и после драки, иногда
и вместо нее. Впрочем, особенно резвиться здесь никому не давали и разводили
обыкновенно на второй минуте.
В один из солнечных дней поздней осени сюда приползет гусеничный кран
и, вздев эту клетку на высоту в три человеческих роста, перенесет на
рыночную площадь для использования по прямому назначению. Зрелище будет
веселым и чуть печальным, как всегда, когда кончается одна эпоха и наступает
другая и сам крановщик пропустит по этому случаю две последние кружки. Но в
то холодное воскресенье "зверинец" еще стоял на прежнем месте, между
столовой и строящейся трехэтажной гостиницей, и деятельно служил страждущим
в роли стоячей забегаловки.
Пронякин пришел сюда королем, помахивая сотенными, в окружении всей
бригады. На пустыре подле "зверинца" паслись бульдозеры и самосвалы, в самом
павильоне было тесно и полутемно, и у ларька плотно группировались
комбинезоны и ватники. Но Федька Маковозов, юноша как раз под потолок
"зверинца", немедленно заработал мощными локтями, а Прохор Меняйло, Косичкин
и Гена Выхристюк - "Гена Выхристюк из Мелитополя", как отрекомендовался он
Пронякину, - тут же начали собирать гроздьями порожние кружки. Антон
завладел бочкой и вызвался помогать продавщице. Это было куда реальнее, чем
занимать очередь.
Завсегдатаи "зверинца" не преминули заметить:
- Мацуевцы гулять собрались! Что-то вас давно не видали.
Мацуев выставил вперед растопыренную ладонь.
- Мы и выпиваем, - сказал Мацуев, - и дело знаем.
- А жинка про то знает? - спросил парень в черном беретике и с полосами
тельняшки в отвороте комбинезона.
- А ты поди доложи. Она хоть и женщина, а понимает: раз человек
уважение хочет сделать бригаде, тут уж не откажешься.
- Так бы и говорил, - согласился парень в беретике, и остальные
посторонились.
По живому коридору Пронякин прошел к ларьку и уперся в широкую спину
Федьки. Федька повернулся к нему. На румяном губастом лице его было
разочарование.
- "Столичной", говорит, нема. И "Особой" тоже нема.
- А что "ма"?
- Пиво и шампанское. Пошли к "Гастроному"? Что же ты, "мазика"
шампанским будешь обмывать?
- Шампанское - это культурно, - сказал Пронякин. Он сунул голову в
окошко и увидел пухлую зачуханную девицу в нестираной диадеме. - Девушка,
нас тут семеро. Сделайте нам на все.
- Чего на все? - Она тупо смотрела на деньги. - Не понимаю, чего вы
хотите. "Конечно, не понимаешь, - согласился он про себя. - Женулька б, та
мигом поняла. И всем было б хорошо, и ей было б хорошо, и комар бы носа не
подточил. Эх, сколько народу не на своем месте сидит!"
- По бутылке шампанского на персону. Закусь, я думаю, сообразишь сама?
Сдачи чтоб не было, ясно?
Она сообразила наконец и выдала им гору соленых баранок и
синевато-малиновой колбасы с ломтями черного хлеба. Пивные кружки переходили
по конвейеру.
И на том его миссия кончилась, теперь ему самое верное было скромно
молчать, и слушать, и смотреть, как они пьют шампанское из пивных кружек.
Кажется, они остались довольны. Один только Федька подошел к нему и,
разглядывая вино на свет, глубокомысленно заметил:
- Ты знаешь, Витя, мы совершили большую ошибку. Взяли шампанское, а оно
теплое. И какой нужно быть необразованной халявой, чтобы торговать теплым
шампанским!
Пронякин молча кивнул. Он умел понимать тонкости этикета. Если тебя
упрекнули в том, в чем ты не виноват, значит, ты безупречен.
Он стоял, потягивая не спеша из кружки, и думал о том, что его первый
шаг удался и притом обошелся ему сравнительно дешево. Покажи себя сразу -
это он твердо усвоил за свою жизнь, которая казалась ему достаточно долгой,
- это легче и проще, чем показывать потом, когда мнение о тебе сложилось и,
чтоб изменить его, ты должен будешь прыгнуть выше головы.
На другое утро он шел с ними в автоколонну, как свой, неторопливо и
молча, как они. А молчали они потому, что знали друг друга давно и хорошо.
Он сел в кабину и попробовал двигатель на малых оборотах. Двигатель
завелся сразу, и стук был ровный и мягкий, одинаковый во всех четырех
цилиндрах. Один за другим взревывали "ЯАЗы". Они выезжали по одному справа и
выстраивались на бетонке в кильватер. Ветер завевал пыль на обочине, и
Пронякин поднял стекла кабины.
Подошел Мацуев и приложился лицом к стеклу. Он улыбался слегка
заговорщицки.
- Как жив? - спросил он.
- Порядочек! - ответил Пронякин.
- Ну валяй, - сказал Мацуев.
- Ага, - сказал Пронякин. Он ехал последним в своей бригаде и на
поворотах видел всю колонну. Самосвалы двигались, как танки, в свирепом
рычании и в черном дыму, не ходко, но непреклонно. Казалось, ничто не
остановит их. Но то один, то другой из них останавливался,
если человек на
обочине поднимал руку. В это время другие самосвалы обгоняли их, и
перестроиться на узкой бетонке уже не удавалось. "Впредь буду сажать у базы,
- приметил для себя Пронякин, - чтобы уже ехать с полной кабиной". Он был из
тех шоферов, которые и мысли не допускают, чтобы отказать голосующему, но не
хотел, чтобы его из-за этого обгоняли.
Лес остался позади, за ним промелькнула контора, яблоньки, и, не
сбавляя хода, колонна вошла в карьер. Он стремительно раздвигался в прорези
выездной траншеи и вдруг хлынул весь в глаза и в уши, чуть затуманенный и
плоский, как горы на горизонте, и скрежещущий, лязгающий, ревущий.
Колонна распалась на отдельные группы машин, которые поползли, петляя,
к своим экскаваторам, стоявшим на разных уровнях. Пронякин спускался шестым
к своему, стоявшему в самом низу, в свинцово-голубоватом забое, и чувствовал
странное волнение, хотя он знал и не такие дороги. И все же это не помешало
ему заметить, как невыгодно подъезжать шестым. Он должен был дожидаться
своей очереди, не выключая двигателя и не выходя из кабины, чтобы размяться,
и время от времени подтягивать машину к экскаватору на один интервал.
Антон в своей остекленной кабине был весь на виду и безостановочно
двигал рычагами.
- А, новенький! - приветствовал он Пронякина, сверкая сахарными зубами.
Сбившаяся светлая прядь падала ему на лоб, уже вспотевший и розовый.
- Новенький, - сказал Пронякин, вылезая из кабины. - Только машина у
меня старенькая. Так что гляди, сосед, сыпь по-божески. Понял? Чтобы и тебе
было и мне.
- Сколько надо, столько и насыплю, - сказал Антон. - Не бойся, не
обижу. Подставляйся!
Пронякин "подставился" и снова вылез - так полагалось по инструкции, на
тот случай, если машинист промахнется и заденет ковшом по кабине, - и стал
наблюдать, как тяжелый ковш, опускаясь, качается над его машиной, готовой
закряхтеть и грузно осесть на рессоры. Ковш покачался и замер на мгновение.
Его нижняя челюсть вдруг отвалилась бессильно, и грунт посыпался с тугим
грохотом. Машина осела слегка. Но Антон не сразу отвел стрелу, он задрал ее
выше, чтобы высыпать еще несколько пудов глины, приставшей к закраинам
стенок.
-- Есть у тебя совесть, Антон? - закричал Пронякин, впрочем, только
так, для порядка.
-- А как же, - сказал Антон и дал длинный гудок. - Не вякай под руку,
отъезжай.
Пронякин сел и, не закрывая дверцу, чтобы смотреть назад и под колеса,
Володихин Дмитрий
Орлов Алекс
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Куликов Роман
Флинт Эрик