затосковало в ее сердце и потянуло за упругим ветром куда-то вдаль - в
простор, мрак и ветер, откуда ясно слышался сырой и торжественный запах
весны.
VI
же вечер пошла в сад и стала у забора, тихая грусть охватила ее. Казалось,
где-то здесь еще слышатся слова Паши, его страстный и слабый голос, и было
невозможно ясно представить себе, что его нет, совершенно нет нигде, на всем
свете.
на лето для заработка в какую-то контору по хранению мебели.
прибежал в тот же вечер, запыхавшись и блестя глазами, и целый вечер молчал,
не спуская с Лизы наивно восторженного взгляда. Ей было радостно и приятно
видеть его, но по обыкновению она смотрела на корнета строго и серьезно.
не терпелось сейчас же пойти по знакомым улицам, мимо старых, знакомых
домов, церквей, заборов и садов.
ночей Лизе казалось темно, как в погребе.
Петровной.
Петровна, и Лиза слышала этот, с давних пор знакомый вопрос, ждала знакомого
ответа, и ей было до слез весело и смешно.
недоумевал Павел Иванович.
входило что-то могучее, сладкое, полное жизни и доходило до самого сердца.
вышине.
проходил за днем радостно и мирно, а когда в голову приходило воспоминание о
Петербурге и о том, что лею пройдет, Лизе становилось тяжело и тоскливо.
истомные ночи и сад блестел фосфорическими огоньками светляков, а небо роями
бриллиантовых звезд, Лиза с корнетом поехали кататься на лодке.
ровно колыхалась темная глубокая вода, и в ней отражались и качались звезды.
На берегу стоял темный и задумчивый лес, полный мрака и теплого, влажного
дыхания.
раз думал: застрелюсь, и кончено... А потом думаю: вот придет лето, Лизавета
Павловна приедет, а меня не будет, и я ее никогда больше не увижу... Так и
не застрелился... - тихо говорил корнет.
стыдливо-счастливо.
расплывающегося во мраке мягкого и изящного силуэта Лизы.
каждое движение, которое она делала, было полно милой прелести, и каждый
звук голоса - нежности и красоты.
другу. Под деревьями было совсем темно и пахло сыростью и влажными мягкими
травами. Со всех сторон тихо светились слабые огоньки светляков, в полной
тишине и тайне, казалось, делавших в траве какое-то свое важное, углубленное
дело.
неба со звездами и на обступивший их темный таинственный лес. И что-то
жаркое и властное тянуло их друг к другу. Чуть заметно, робко и стыдливо
вздрогнула рука Лизы, и плечо, круглое, теплое и мягкое, прижалось к плечу
корнета. Жар и холод охватили большое мускулистое тело корнета; одну секунду
он чуть не схватил Лизу за круглые мягкие плечи, чтобы всем вздрагивающим и
млеющим телом прижаться к ней и прижать ее к себе, раздавить и подчинить
властной ласке, но он не посмел и, скользнув вниз, опустился коленями в
мокрую траву и прижался головой и губами к ее руке, нежной и маленькой, с
беспомощными, слабыми пальцами.
повторила она серьезно и строго, как всегда, но в голосе ее было что-то
сладкое, как песня, и нежное.
счастливого, проникающего во все тело, бесконечного сладкого напряжения.
счастливые улыбки не сходили с их лиц, и между ними все время чувствовалась
какая-то таинственная счастливая связь.
раздеваясь, все движения делала медленно и лениво. А корнет, придя домой,
кинулся головой в подушку и замер.
и все богатырское тело дрожало и млело от счастья.
VII
Варшавской.
знала, как скучно и скверно на душе! Проклятая контора вымотала из меня всю
душу. В городе пустота и скука, жара... Ларионов уехал, и теперь я совсем,
совсем одна. Прежде хоть он, бывало, ходил ко мне, - все не так было скучно.
А воображаю, как ты там веселишься!.. Твой корнет опять возле тебя...
Катаетесь, конечно, в лунные ночи на лодке, гуляете в темных аллеях
задумчивого сада... Воображаю, какая прелесть! Хоть замуж-то, Бога для, не
выйди! А, впрочем, это твое дело... Ты не сердись на меня, но у тебя
порядочная-таки склонность к мещанскому счастью, - это еще Паша Афанасьев
замечал. Что ж, может быть, это и к лучшему: выйдешь замуж за своего
корнета, народишь дюжину младенцев и будешь себе счастлива и долголетна на
земле!.. Ну, пока, до свиданья! Твоя Дора Б... Лизочка, прости меня! Я злая,
скверная... Сейчас перечитала это письмо и вижу, какое оно подлое и злое. Но
я все-таки пошлю его, чтобы ты знала, какая я дрянь. Но я такая бедненькая
сиротинка! Так мне скучно, тошно все!.. Такая я несчастная, что ты не будешь
сердиться и простишь свою бедную Дору".
пошла в сад, где светило солнце и чирикали воробьи. Она медленно прошла
через всю аллею и пришла к тому месту, где в прошлом году был перелаз в сад
Афанасьевых. Там она долго стояла и, неподвижно глядя на серый
полуразвалившийся плетень, о чем-то думала. Солнечные пятна шевелились на
дорожке и на ее сером платье, а над головой тихо шелестели зеленые листья.
Опять ей послышалось, что где-то тут, в прозрачном воздухе, неслышимые, но
ясно звучат слова покойного Паши Афанасьева, как будто они навеки остались и
живут тут одинокие, тихие и печальные, трогая в сердце невыразимо нежные и
грустные струны. Стало больно, - и Лиза тихо заплакала. Слезы медленно
выступали на светлых глазах и расплывались, а в них расплывались в
неопределенно зеленые пятна и плетень, и листья, и трава, и голубое небо.
раскраснелась и теперь вольно и грубо шутила с краснорожим плотоядным
кучером Семеном. Лизе показалось, что от них пахнет салом, и ей стало
противно. Она ушла, строго глядя себе под ноги.
что с его красивого добродушного пустого лица не сходило робкое выражение.
Лиза была холодна, сурова и молчалива.
Доры и подала ему:
стыдливо развернул письмо и прочел. Сначала он весь покраснел и тяжело
задышал, так что на него страшно было смотреть, и в первую секунду казалось,
что он порвет письмо в клочки, бросится на кого попало, закричит. Но тот
обожательный страх, который он всегда питал к Лизе, смирил его. Он
сконфуженно оглянулся по сторонам, аккуратно сложил письмо и пошел за Лизой,
звонко гремя шпорами и сам пугаясь этого звука.
дребезжащим блеянием проходило стадо.