Чтение 7–й страницы книги ~Под осенней звездой~

- Ну и что она сказала?

- Удивилась, ясное дело.

- А ты что сказал?

- Что сказал? Сам не знаю... Сказал: носи на здоровье. Хочу еще
подарить ей материи на платье...

- А она молодая?

- Да. Совсем молоденькая, и голос у нее, как музыка.

- И где же она живет?

- Этого я тебе не скажу. А то пойдет сплетня по всей округе.

Я стоял перед ним, будто Александр Македонский, властитель мира, и
презирал его жалкую жизнь. На прощанье я подарил ему свое шерстяное одеяло,
потому что мне тяжело было носить сразу два; он сказал, что отдаст его своей
девушке и ей теперь будет тепло спать.

И тогда Александр Македонский изрек:

- Не будь я тeм, что я есть, быть бы мне тобой.

Фалькенберг кончил работать и вышел, вид у него был важный и говорил он
на датский манер, так что я едва понимал. Хозяйская дочка провожала его.

- Ну-с,- сказал он,- а теперь мы направим стопы к соседней усадьбе,
ведь и там, без сомнения, тоже имеется пианино, которое необходимо привести
в порядок. Прощайте, фрекен! - А мне он шепнул: - Шесть крон, приятель! И с
соседей ихних получу еще шесть, всего, стало быть, двенадцать.

Мы отправились в соседнюю усадьбу, и я тащил мешки.

XIV

Фалькенберг не просчитался, в соседней усадьбе не захотели оказаться
хуже других - пианино давно пора было настроить. Хозяйская дочка куда-то
уехала, надо все кончить до ее возвращения - это будет небольшой сюрприз.
Она не раз жаловалась, что пианино расстроено и на нем просто невозможно
играть. Фалькенберг ушел в комнаты, а меня снова бросил на дворе. Когда
стемнело, он продолжал работать при свечах. Потом его пригласили к ужину, а
отужинав, он вышел и потребовал у меня трубку.

- Какую трубку?

- Вот болван! Ну ту, что на кулак смахивает.

Я неохотно отдал ему свою трубку, которую только недавно доделал,
красивую трубку наподобие сжатого кулака, с ногтем на большом пальце и
золотым кольцом.

- Гляди, чтоб ноготь не слишком накалялся,- шепнул я,- не то он
покоробится.

Фалькенберг раскурил трубку, затянулся и ушел в комнаты. Однако он и
обо мне позаботился, на кухне меня накормили и напоили кофе.

Спать я лег на сеновале.

Ночью меня разбудил Фалькенберг, он стоял посреди сарая и звал меня.
Полная луна светила с безоблачного неба, и я хорошо видел его лицо.

- Ну, чего тебе?

- Вот, возьми свою трубку.

- Трубку?

- Не нужна она мне. Гляди, ноготь-то отваливается.

Я взял трубку и увидел, что ноготь покоробился.

Фалькенберг сказал:

- Этот ноготь при свете луны напугал меня до смерти. И я вспомнил, где
ты раздобыл его.

Счастливец Фалькенберг...

Наутро хозяйская дочка была уже дома, и, уходя, мы слышали, как она
отбарабанила вальс на пианино, в потом вышла и сказала:

- Вот теперь дело другое. Не знаю, как мне вас благодарить.

- Фрекен довольна? - спросил мастер.

- Еще как! Стало гораздо лучше, просто сравнить невозможно.

- А не посоветует ли фрекен, куда мне обратиться теперь?

- В Эвребе. К Фалькенбергам.

- К кому?

- К Фалькенбергам. Пойдете все прямо, а там справа увидите столб... Они
будут рады.

Фалькенберг уселся на крыльце и стал выспрашивать у нее всю подноготную
о Фалькенбергах из Эвребе. Неужто он нашел здесь родственников, попал, можно
сказать, к своим! Большое спасибо, фрекен. Ведь это неоценимая услуга.

Потом мы снова отправились в путь, и я тащил мешки.

В лесу мы сели под деревом и принялись толковать между собой. Есть ли
смысл настройщику Фалькенбергу прийти к капитану из Эвребе и назваться его
родственником? Я опасался и заразил своими опасениями Фалькенберга. Но, с
другой стороны, жаль было упускать такой счастливый случай.

- А нет ли у тебя каких бумаг, где стояло бы твое имя? Какого-нибудь
свидетельства?

- Есть, да оно ни к черту не годится, там только и сказано, что я
хороший работник.

Мы подумали, нельзя ли подделать некоторые места в свидетельстве; но
тогда уж лучше все переписать наново. Мол, предъявитель сего - настройщик,
которому нет равных, и имя можно поставить другое, не Ларс, а, скажем,
Леопольд. Кто нам мешает!

- А берешься ты написать такое свидетельство? - спросил он.

- Да, берусь.

Но тут моя разнесчастная фантазия разыгралась и все испортила. Какой
там настройщик, я решил произвести его в механики, в гении, он способен
ворочать большими делами и имеет собственную фабрику.

- Но фабриканту ведь свидетельство ни к чему,- прервал меня Фалькенберг
и не захотел больше слушать мои выдумки. Так мы ни до чего и не
договорились.

Мы понуро побрели дальше и дошли до столба.

- Ну как, пойдешь ты туда? - спросил я.

- Сам иди,- ответил Фалькенберг со злостью.- Вот возьми свою рвань.

Мы ушли уже далеко от столба, как вдруг Фалькенберг замедлил шаг и
пробормотал.

- А все ж обидно уходить ни с чем. Жаль упускать случай.

- По-моему, тебе надо бы зайти их проведать. В конце концов может
статься, что ты и впрямь с ними в родстве.

- Жаль, что я не справился, нет ли у него племянника в Америке.

- А ты разве умеешь говорить по-английски?

- Помалкивай, - сказал Фалькенберг. - Заткни глотку. Сколько можно
болтать!

Он накричал на меня, потому что был зол и разволновался. Вдруг он
остановился и сказал решительно:

- Ладно, я пойду к нему. Давай-ка сюда трубку. Не бойся, раскуривать ее
я не буду.

Мы поднялись на холм. Фалькенберг сразу напустил на себя важность,
время от времени указывал трубкой то туда, то сюда и рассуждал о
местоположении усадьбы. Мне было досадно, что он идет как барин, а я тащу
мешки, и я сказал:

- Так ты настройщик или еще кто?

- Я, кажется, доказал, что умею настраивать фортепьяно,- процедил он
сквозь зубы.- Стало быть, тут и говорить не о чем.

- Ну, а если хозяйка сама что-нибудь в этом смыслит? Возьмет и
испробует инструмент?

Фалькенберг промолчал, видно было, что его одолевают раздумья. Он
ссутулился и понурил голову.

-- Нет, пожалуй, не стоит рисковать. Вот возьми свою трубку,- сказал
он.- Спросим просто, нет ли какой работы.

XV

По счастью, в нас случилась нужда сразу же, как мы подошли к усадьбе;
тамошние работники ставили высокую мачту для флага, но не могли с этим
справиться, тут-то мы подоспели на помощь и легко поставили мачту. Изо всех
окон на нас смотрели женские лица.

- Что, капитан дома?

- Нет.

- А его супруга?

Капитанша вышла к нам. Белокурая, высокая, она встретила нас ласково и
с милой улыбкой ответила на наш поклон.

- Не найдется ли у вас какой работы?

- Право, не знаю. Боюсь, что нет. Да и муж сейчас в отсутствии.

Я подумал, что ей совестно нам отказывать, и хотел уйти, чтобы избавить
ее от неловкости. Но Фалькенберг, видно, произвел на нее впечатление, он был
одет так прилично, и мешок за ним носил я, поэтому она спросила, поглядывая
на него с любопытством:

- А какая работа вас интересует?.

- Всякая работа по хозяйству,- ответил Фалькенберг.- Изгородь
поставить, канаву выкопать, поправить стену, если обвалилась...

- Но ведь время позднее, к зиме идет,- сказал один из работников у
мачты.

- Да, в самом деле,- подтвердила хозяйка.- Кстати, уже полдень, не
зайдете ли в дом закусить? Чем бог послал...

-- Спасибо и на этом! - сказал Фалькенберг.

Мне стало досадно, что он ответил так грубо и осрамил нас обоих. Надо
было вмешаться.

-- Мille graces, madame, vous etes trop aimablе,*- сказал я на языке
благородных людей и снял шапку.

* Тысяча благодарностей, мадам, вы очень любезны (франц.).