лица к лицу. - Ну, значит, я дурак.
ценности в этой картине я не вижу, хоть убейте.
капиталистических странах ослу кисть к хвосту привязывают, он и рисует, а
потом эти картины продают за большие деньги...
страдающие глаза. - Вы ничего не видите в этой картине? Нет, ничего вы не
видите! Какие же вам картины нравятся?
вообще во многих вещах был слаб и отлично это сознавал, но до того был
восприимчив и чуток и к тому же так хорошо владел речью, что зачастую с
полуслова понимал что к чему и умел казаться неопытному глазу чуть ли не
знатоком. Сейчас он тянул время, чтобы поймать намек, хоть маленький...
Тут бы он развернулся.
названия, ни художника. Одна, впрочем, сейчас представилась ему очень
отчетливо: тюремная камера, вода, крысы на кровати, бледная женщина с
открытыми плечами, откинувшая голову в страшном отчаянии... Красивая
картина! Как же ее?
Скворцов и только что собрался по поводу этой совершенно неизвестной ему
картины сказать что-нибудь этакое общее, ни к чему не обязывающее, как ему
стало стыдно халтурить при этих простых и печальных серых глазах.
Неожиданно для себя он признался: - По правде говоря, я ничего не понимаю
в живописи.
белом передничке - толстенькая, румяная, лакированная, до того похожая на
кустарную "матрешку", что хотелось разнять ее и вынуть другую.
как роза, рад вас видеть! Посмотрим, чем вы нас накормите, не знаю, как
другие, а лично я уже почти умер от голода.
эти блюда - так здесь называют глубокие тарелки.
Пока ожидать, можно и загнуться.
ум и терпение, - сказал Скворцов. - Вот, например, в нашей тяжелой
ситуации что может сделать терпеливый человек? Отвлечь себя от пошлой
мысли о еде чтением художественной литературы.
предложений". Предложения, как обычно, отсутствуют или интереса не
представляют, зато жалобы... Сам Чехов мог бы позавидовать. - Ему все еще
было неловко, что он осрамился с живописью, и он особенно напирал на
Чехова: - Проезжая мимо станции, у меня слетела шляпа.
сдержанная, немногословная жалоба, полная, несмотря на это, подлинной
душевной боли: "Прошу обратить самое серьезное внимание на обслуживание
посетителей столовой, которое происходит крайне медленно и грубо.
Подполковник Ляхов". Погодите смеяться, главное здесь не жалоба, а ответ
на нее: "Товарищ подполковник, рассмотрев вашу жалобу, факты не
подтвердились, ибо ваша грубость отвечалась взаимностью. Зав. столовой
Щукина".
оставшийся без ответа. Слушайте, это почти стихи: "Возмущен приготовлением
гуся. Сырой совершенно, да к тому же, вероятно, старый гусь. Снимает ли
кто-нибудь пробу с подобного деликатеса, как гусь? Подержал в зубах и
положил обратно в тарелку. Уплатил три пятнадцать. За что?"
голову и отвернувшись, по-детски вытирая слезы ладошкой, и Скворцов рад
был, что она смеется, ужасно рад! Хорошо смеялся и Чехардин. Он все
повторял: "Гусь! Гусь! Гусь!" - и опять начинал хохотать. Смеясь, он
казался куда добрее и проще.
тарелки. Борщ был коричневый, пожилой, очевидно не раз разогретый, но зато
в каждой тарелке плавал кружочек сметаны.
вошел огромного роста, толстоплечий, львино-седой генерал. Бодро
подрагивая плечами и грудью, он направился прямо к столу, за которым сидел
Сиверс.
Вы меня еще не знаете, зато я вас знаю. Ничего, теперь вы меня узнаете;
раз уже приехали в мое хозяйство, вам придется меня узнать. Прошу свободно
обращаться по любому вопросу. А сейчас - я за вами. Мне только что
донесли, что вы собираетесь обедать здесь, во втором зале. Зачем же? Для
таких гостей, как вы, у нас есть другой зал, специальный. Напрасно вас
сюда даже пустили, надо было направить прямо туда! Но, знаете, пока
дисциплинируешь этих людей... Пройдемте со мной, товарищ генерал!
рукой присутствующих. - Я, знаете, из тех руководителей, которые
неразлучны с народом.
сохраняя светский тон. - Все-таки я еще раз советую пойти. Угощу жареной
уткой.
благодарю, не надо. Огорчен, но вынужден отказаться. Кстати, пользуюсь
случаем выразить вам свое восхищение.
другом за иностранцами (прошу прощения, не я, не я, Гоголь!), то далеко
перегнали их в умении обращаться... У нас есть такие мудрецы, которые с
помещиком, имеющим двести душ, будут говорить совсем иначе, как с тем, у
кого их триста..."
других условиях я душевно рад был бы вас выслушать, но теперь меня
призывают дела. Служба, знаете ли, долг службы...
во вверенной вам столовой не очень-то торопятся со сменой блюд. Прошу вас,
прослушайте еще один - только один! - поучительный отрывок...
В качестве личного одолжения. "Чичиков заглянул в городской сад, который
состоял из тоненьких дерев, дурно принявшихся..."
украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из
тенистых дерев..."
струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику..."
Кавказе и усвоил заповедь: гость - лицо священное. Выше всего - долг
гостеприимства. Несмотря на это, я все же сообщу вам свое мнение по
затронутому вопросу: легче выучить наизусть Гоголя, чем вырастить хотя бы
одно дерево. Будьте здоровы.