потеряло остроту, с течением времени стало еще глубже и безысходной.
Впервые в жизни он до конца постиг смысл того страшного состояния, которое
люди называют душевной болью. Раньше оно казалось ему чем-то надуманным,
вроде самовнушения. Теперь же Алекси знал: боль эта сильнее тоски и
отчаяния, бессмыслицы и безнадежности. Может быть, настоящим ее именем
была невыносимая пустота.
смерти жены был именно Несси. Нет, нет - болезнь таилась в ней самой, она
и свела ее в могилу. Но сына Алекси все же сторонился. У Несси было все -
все, кроме отцовского внимания. Ужаснее всего, что сам он, казалось,
находил поведение отца вполне естественным. Или, по меньшей мере, наиболее
для себя удобным. Между ними воцарился мир, как это бывает у насекомых,
которые, никого не замечая и не мешая друг другу, ползут по своим делам.
Алекси остался совсем один в окружающей его пустоте. Даже работа его
больше не интересовала. Правда, по какой-то иронии судьбы именно теперь
ему улыбнулась удача, не то что десять лет назад, когда, охваченный
болезненной жаждой успеха, он трудился как одержимый. Его назначили
заместителем директора института с весьма серьезными видами на дальнейшее
повышение.
оцепенения. Вначале он просто не замечал, что происходит в его доме.
Впрочем, ничего особенного и не происходило - просто у них стали
появляться девушки. Правда, не одна, не две, а, как ему вскоре стало
казаться - легион. Какое-то время он пытался запомнить их лица, одежду,
фигуры, надеясь, что девушек все-таки не слишком много. И никогда не мог
этого установить более или менее точно. Дело в том, что все эти особы, на
его взгляд, походили одна на другую, как кирпичи или готовые котлеты.
Рослые, с нахальными лицами и массивными ногами, они тяжело топали мимо,
не поднимая глаз, не здороваясь, не считая нужным замечать, что и он тоже
живет в этом доме. Одевались они тоже одинаково - чаще всего на них были
босоножки с деревянными каблуками, куртки и безобразно широкие брюки или
джинсы, в которых ноги их напоминали туго набитые колбасы. Только по
грудям и можно было установить, что это девушки. Все эти семь лет Алекси
прожил как во сне и сейчас ошеломленно наблюдал, как странно изменилась
жизнь. Неужели они все такие - современные девушки? Или просто такой вкус
у его сына? Второе казалось ему более верным. Этот тип холодных
рациональных людей, вероятно, нуждается в особо сильных возбуждающих
средствах.
сексуальной жизни. Разумеется, Алекси не мог знать, как тот ведет себя
наедине со своими дамами, но по телефону сын разговаривал с ними очень
сухо и деловито, кратко и решительно назначал или отменял свидания, не
слушая ни извинений, ни оправданий, не позволяя себе ни одного интимного
слова. И с тем же деловым выражением вводил их к себе в комнату, иногда по
две, а то и по три сразу. Никогда им не улыбался, не провожал дальше
порога, хотя некоторые задерживались у него до полуночи. Алекси не
замечал, чтобы он хоть раз угостил их чем-нибудь - даже лимонадом, даже
стаканом воды.
себе не мог, насколько спасительно для него это раздражение. Все хорошо,
все благо, что может вытеснить пустоту, - даже разочарование, даже обида и
унижение. А эта молодежь его всего лишь раздражала, не больше. Или правда,
что в мире действительно произошла так называемая сексуальная революция?
Нет, глупости, какая там революция? Можно ли называть революцией
нахальство, наглость, бесстыдство? Можно ли хоть как-нибудь связать это со
свободой, с нравственностью? А уж о более или менее настоящем чувстве
вообще не может быть речи.
маленькие шагающие экскаваторы, протопали две девицы и скрылись за дверью
сына. Алекси не выдержал.
надменное лицо увесистую пощечину!
скрывая раздражение. - Я прекрасно понимаю, что значит юношеская дружба. И
во что она может вылиться, - добавил он с иронией. - Но то, что я здесь
вижу, больше всего напоминает разврат. Если, конечно, тебе известно, что
это слово значит.
люди и животные.
В свободном обществе эти отношения тоже должны быть свободны.
заменять инстинкты, если они отсутствуют. А для человека нет стимула более
действенного, чем разнообразие. Я по крайней мере такого не знаю.
оправдание.
однообразию, к мертвечине.
поздно, все равно. Чтобы затем стать совершенно свободным.
работы, какая разница. Даже животные не всегда заняты своими детородными
инстинктами.
чувством полного поражения. Конечно же, он проиграл эту маленькую схватку,
и довольно бесславно. Может, со своей точки зрения мальчик действительно
прав? Особенно если воображение у него и вправду такое бедное, как
утверждают ученые. Алекси давно, еще со студенческих лет, знал, что бедное
воображение хуже бедной жизни. Маленькая комнатка в мансарде, которую он
снимал в юности, была насыщена и перенасыщена воображаемой жизнью -
интересной, красивой, богатой, невероятно полной. Он просто рвался
поскорее вернуться туда и остаться наедине со своими мечтами, столь
совершенными и столь покорными силе его воображения. Сейчас все это
безвозвратно утеряно. Он стал беднее, чем когда бы то ни было в жизни.
это умножать факты действительности, пока хватит сил и возможностей. Но
если от пресыщения гибнут даже самые крылатые мечты, то что уж говорить о
жалкой человеческой действительности. Конец пути. Или начало, как сказал
сын. Сам он этого понять не мог. Его путь кончился.
дом девичьи орды. В квартире воцарилась прежняя тишина, печальная и
глухая, как и все последние годы. Пока однажды, когда Алекси сидел в холле
с газетой, с ним не поздоровалась девушка. Он поднял голову и изумленно
взглянул на нее. Девушка была гораздо миниатюрнее шагающих экскаваторов,
почти стройная, с дружелюбной улыбкой. Вдобавок лицо ее показалось ему
вроде бы знакомым, где-то он ее уже видел.
За последние годы Алекси совсем отошел от друзей, но они все же
существовали. Повырастили дочерей, сами же, вероятно, постарели и
поглупели. Что ж, такова жизнь. Какова именно, Алекси вряд ли сумел бы
определить точно. Вот и Руми, как все остальные, без всякого стеснения
ринулась в скотобойню его сына... Омерзительно. Еще омерзительнее, чем
раньше. Те, мясистые, с могучими бюстами и пышными задами, были ему
незнакомы, то есть все равно что нереальны. Какие-то городские отбросы,
которые его сын умудряется подбирать неизвестно где. А Руми? Он знал ее
младенцем, ребенком, девочкой. Однажды она обмочилась у него на руках, к
полному восторгу этого дурня, Трифона, в те годы его лучшего друга.
победила. Черт побери, какое он имеет право оставлять дочь друга во власти
этого получеловека-полувыродка? Скрепя сердце и ужасающе хмурясь, Алекси
посетил Трифона в его министерском, роскошно обставленном кабинете, где за
массивной спиной хозяина висел дешевый ковер. Сам Трифон, растолстевший,
цветущий, все же показался Алекси каким-то сломленным. Гостю он
обрадовался - правда, пожалуй, слишком бурно, - предложил ему кресло, сам
вышел из-за стола и уселся напротив. На пороге появилась секретарша, тоже
массивная, благоухающая духами, с буклями на висках. Трифон велел принести
кофе, тоник, даже коньяк, от которого, впрочем, Алекси решительно
отказался. Оба чувствовали себя неловко, особенно Алекси, который не знал,
с чего начать. Хоть бы этот толстяк догадался спросить, с чем он к нему
пожаловал. Помаявшись некоторое время, Алекси неожиданно выпалил:
Лукьяненко Сергей
Андреев Николай
Свержин Владимир
Куликов Роман
Грабб Джеф
Муркок Майкл