опаленная вызванными им чувствами.
он, вдыхая запах ее волос. - Я все еще пугаю тебя? Неужели я с этим шрамом
был страшен тебе прошлой ночью? Ты же не была напугана, когда я обнимал тебя
так, что наши сердца бились, как одно.
выговорила она. - Во мне нет ничего греческого.
горящей щекой, потом сигара, не докуренная наполовину, полетела далеко в
песок, руки сомкнулись вокруг нее и она почувствовала, как начала таять.
Ощущение было одновременно пугающим и возбуждающим, но на этот раз он
целовал ее так, будто хотел навечно приковать к себе. И ощущая на нежных
губах требовательные поцелуи, она чувствовала, что никогда не сумеет понять
ни его, ни силы, управляющей им.
может понять своих чувств к нему?
желтый конверт на подносе для писем около телефона.
открыла конверт. Поль следил, как она читала телеграмму, его лицо казалось
бесстрастной маской.
восемнадцать часов и теперь проснулась. Проснулась и ненависть, дремавшая в
ней.
дорогая!"
спросила Домини.
и...
кричать друг на друга. - Он крепко взял ее за кисть и заставил пройти в
гостиную. Там закрыл дверь и прислонился к ней спиной. - Я пришел прошлой
ночью потому, - тихо сказал он, - что ты кричала во сне, и я беспокоился о
тебе. Я тебя поцеловал, но если бы ты меня оттолкнула, я бы вернулся в свою
комнату. Ты не оттолкнула меня, и я любил тебя. Как угодно обзови. Скажи
даже, что я воспользовался твоей слабостью, но это не изменит того
обстоятельства, что прошлой ночью ты забыла о ненависти ко мне и, была
ласкова со мной сегодня.
краденые сладкие мгновения, но я бы не крал, если бы ты этого не позволила.
очаровывали ее. - Ты намеревался несмотря ни на что насладиться новой
игрушкой, - твоим новым приобретением. Ты же сам сказал об этом вчера
вечером в этой самой комнате. Я должна сдержать клятвы, желая того или нет.
Таким образом, Поль, ты, вероятно, получил огромное удовлетворение от того,
что достиг желаемого без сопротивления. Не сомневаюсь, - у нее прервался
голос, - ты посмеивался, когда я спросила, можно ли мне уснуть в твоих
объятиях.
к ней. - Не прикасайся ко мне сегодня, не то меня стошнит. Стошнит от
собственной сентиментальной тупости. Стошнит от собственных фантастических
мыслей, что ты мог быть тем человеком, к которому я привяжусь. Ты, наверное,
весь день посмеивался надо мной! Когда рвал чеки, из которых был удален яд.
Когда позволила в той бухте целовать меня на песке. Если тебе нужна только
моя оболочка, тогда, пожалуйста, пользуйся своей покупкой. Но все деньги
мира не купят моего доверия или любви, а без них от жены мало проку, Поль.
казалось скульптурой, вырезанной из мрамора, она была уверена, что и сердце
у него сделано из того же материала. - Разве я когда-нибудь просил ее у
тебя?
бесчеловечен, чтобы долго довольствоваться обществом жены, которая тебя
ненавидит. Как ты посмел, Поль, отобрать у меня свободу выбора между
Фэрдейном и Анделосом?
ответил он.
он целовал ее. Все глупые предрассудки! Его накажет больная совесть, накажет
за то, что он обманом не дал ей поговорить с дядей по телефону.
ты бросила бы меня, - резко выговорил Поль. - Ты не выбрала бы Анделос. Ты
побежала бы домой, в Фэрдейн, к старомодному очарованию и вежливости своего
дяди. Это все, что ты просишь от жизни, - быть служанкой в доме, много раз
перезаложенном от стропил до фундамента?
камень. Не могу обещать, что буду чувствовать то же самое в твоем доме на
Орлином утесе.
своего слова.
лице, были как синий лед. - Возможно, ты доживешь до того момента, когда
пожалеешь, что побывал в Фэрдейне и встретил меня.
лестнице. Поднимаясь, она вдруг ухватилась за перила: внезапно у нее
ослабели ноги. Она обрадовалась, добравшись до своей комнаты, упала на
кровать и прижалась лицом к холодному шелку покрывала.
радость сегодняшнего дня обернулась горечью. Кольца на тонких руках казались
страшно тяжелыми. Оковы, говорила она себе. Оковы привязали ее к человеку
без сердца. К человеку, силой навязавшему ей несчастное замужество без
любви. Он сам говорил о пороке в ткани их отношений.
что она никогда не простит обман, насмешку над тем, что доверилась ему вчера
ночью. Она задрожала при воспоминании о словах, которые шептала ему. -
Обними меня, Поль. Позволь мне уснуть в кольце твоих рук.
Глава 4
запереться в своей комнате, машинально она начала переодеваться к ужину.
Домини была истинной британкой. Она не станет забиваться в темный угол и
прятаться оттого только, что ей больно. Она должна надеть маску и,
вооружившись остатками гордости и мужества, сражаться с недругом.
никогда более глубокая пропасть еще не разделяла их. Домини была вежлива.
Она отвечала на вопросы и слушала пока он рассказывал о круизных судах,
которыми владела его компания. Она даже улыбнулась, когда Поль рассказал
несколько забавных анекдотов о пассажирах.
воображения, если бы не мелькавшая иногда в ее синих глазах тень боли. После
ужина они перешли в гостиную, где Поль установил кинопроектор и экран. Он
развлекал ее фильмами о путешествиях, собственноручно отснятыми. В них было
множество изумительных пейзажей, но ни единого кадра, где он в компании
друзей или хотя бы вдвоем с женщиной. Когда он наконец выключил проектор и
зажег свет, Домини поинтересовалась:
улыбнулся.
Безвредный каприз, не так ли? Во всяком случае, всегда беру с собой Яниса -
и для компании и потому, что лень держать в порядке собственные вещи.
что мужчина с такой внешностью не всегда проводил вечера в одиночестве, даже
если и предпочитал днем оставаться один. В его жизни наверняка были женщины.
Женщины, чувствовавшие притягательную силу и делавшие попытки приручить. Но
такого приручить невозможно!
ее ненадолго оставляли горькие мысли.
нее, и откинулся в кресле; лампа отбрасывала на его лицо рубиновые отсветы,
подчеркивая сильные и резкие черты лица. - Греция - страна контрастов.
Солнечный свет перемежается с тенью, гостеприимство с мстительностью.
Некоторые ее области пустынны и бесплодны, другие богаты виноградниками и
смоковницами, оливами и соснами. О, эти сосны! Они наполняют своим смоляным
ароматом сумерки, а море в эту пору похоже на чашу с вином. Он замолчал,
золотые глаза грустно смотрели на огонь.
Старые легенды до сих пор живут среди руин, и глядя на сегодняшние Афины,
трудно поверить, что совсем немного лет прошло с тех пор, когда Грецию
разрывали на части страшные силы. Брат воевал с братом, а потом множество
наших детей, как скот, гнали через холодные горы в Албанию и другие
враждебные страны. Ты была еще совсем дитя, Домини, когда происходило все
это.