read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com




Весь остаток дня он ждал вечера с такой же страстью, с какой в юности боялся его и спешил попасть домой, пока не стемнело. В предвкушении он позволил себе выпить стакан шампанского, что делал очень редко, наученный судьбой отца. Мать, сидя за столом с сыном и его охранниками, как с тремя добрыми молодцами, окончательно вышла из отстраненного, самоуглубленного состояния, оживилась, стала называть Крюкова по имени (будто вспомнила его!) и уже смотрела со знакомой лаской.
Наступило время, когда можно было поговорить об отъезде, но Крюков не стал торопить событий и жечь лягушечью кожу, оставил все на утро, которое вечера мудренее. Собрать вещи - дело пяти минут, поскольку он не хотел брать с собой хлам, нажитый шахтерским трудом, с билетами же на самолет проблем нет, машину из Кемерово пришлют по первому звонку...
И вот когда на улице засинело, он встал из-за стола, потянулся, разминаясь, крякнул от души.
- Эх, а не пойти ли нам прогуляться? Засиделись!
Телохранители послушно вскочили, а мать расстроилась.
- Да куда же вы на ночь глядя?
- Прошвырнемся по улицам родного города, - весело сказал Крюков. - Путешествие в юность!
- Ты ведь не юный, сынок. Говоришь, в губернаторы вышел...
- Погулять хочется! - засмеялся он и приобнял ее за плечи. - Как жениху перед свадьбой!
- А мне - на внука глянуть, - вдруг загрустила она. - Да и жену твою никогда не видала...
- Еще посмотришь, - пообещал Крюков. - Надеть бы что-нибудь попроще. Куртяшки моей старой не сохранилось?
- Как же? Все берегу, - захлопотала мать. - Ты ведь с мальчишек в казенное нарядился, вся одежа осталась, в кладовой висит. Да налезет ли? Вон какой стал! И к лицу ли будет в старом по городу ходить? Поди, нехорошо...
- В самый раз, мам! Хочется юность вспомнить!
- Не набаловал вовремя, вот и тянет, - посожалела мать и добавила вслед. - Если что, там и отцова "москвичка", и фуфайка, новые совсем...
Одевались в кладовке, примеряли, смотрели друг на друга и смеялись от души. Куртка, в которой еще в восьмой класс бегал, оказалась впору, только рукава коротковаты, руки стали длинные, хотя мать всю одежду брала с запасом на вырост. Телохранителя Ефремова он обрядил в старый отцовский ватник, а Кочиневского, природного казака, в "москвичку" и овчинную папаху.
- Ну, шашку бы тебе!
Перед тем, как выйти со двора, Крюков внезапно вспомнил заклинание "не на смерть ли я свою иду?", посмеялся над собой, однако с серьезным видом провел инструктаж. Юность у помощников была слишком благополучной, чтобы знать уличные хулиганские правила: Ефремов вообще по образованию журналист, хотя ни строчки не написал и служил в спецназе, а боксер Кочиневский с детства прошел элитные спортивные школы и драться выходил лишь на ринги. По фене они не ботали и могли вообще не понять анжерского уличного базара, где зековский жаргон был еще перемешан татарскими словами. Крюков замечал, как телохранители глядят с любопытством и мальчишеским восторгом, ибо таким его никогда не видели и представления не имели о нравах на родине губернатора.
На шахту Сибирская они пошли через бандитский завокзальный поселок, где в моде всегда считались не заточки и финачи, а обрезы и потому фонари там не горели никогда. Обычно на темных улицах к десяти часам оставалась лишь стая местного молодняка, взрослое население сидело на запорах, а милиция дальше вокзала с наступлением сумерек не совалась. Если в поселке не оказывалось чужаков, то стреляли по кошкам, по собакам и еще не расколоченным фонарям, и когда начиналось удушье от недостатка адреналина, делали набег на соседние шахты, дрались с местными, отнимали деньги, шапки, перчатки, отбивали девчонок и лупили ухажеров, и так до тех пор, пока обиженные не поднимали всеобщий шухер и на улицу не выскакивали мужики с кольями и ружьями.
Вечером слегка подморозило, снег поскрипывал, отдаваясь эхом в пустынном поселке, и казалось, будто сейчас во всей Анжерке только они одни вышли прошвырнуться, и это наполняло душу веселым и мстительным чувством. На удивление, в центре завокзального горело с десяток фонарей, и когда Крюков броском провел свою команду через поле железнодорожных путей, то увидел совершенно мирную картину: десятки торговых палаток вдоль центральной улицы и редких покупателей разного возраста. И все-таки он двинул вперед с легкой развалочкой, засунув руки в карманы брюк - так положено, и прошел весь этот рыночный ряд от начала до конца, не встретив никого, кроме запоздалых бабуль и шахтеров, открыто несущих водку. На автобусной остановке даже пацаны были, толкались, дурачились, но хоть бы кто крикнул вслед, закурить попросил или плечом задел!
И уже когда миновали некогда опасный поселок, Крюков будто вспомнил, что он-то теперь не пацан и идет в сопровождении двухметровых громил - кто же полезет? Наоборот, попрячутся, затаятся, поскольку местная шпана всегда обладала шакальим чутьем. На Сибирской шахте вообще была тишина, как в заброшенной деревне, лишь свет в окнах горел да печные трубы курились, расчерчивая звездное небо белыми дымами. Семья Фильчаковых в Анжерке была известна своей многодетностью, одним характерным изъяном - косоглазостью, и еще тем, что все поголовно, даже мать, в разное время отсидели сроки в лагерях. Среди подростков всех Поселков пятеро Фильчаковых пацанов пользовались авторитетом, могли появляться, где хотели, поэтому некоторых Крюков знал в лицо и когда-то завидовал их особому положению. Один из них, кажется, старший, был среди бастующих шахтеров, осаждавших дом четыре года назад, но поскребыша он знать не мог, потому как тот был слишком мал в пору Крюковской юности. Жили они недалеко от шахтоуправления в двухэтажном бараке, занимая его целиком, где в прошлые времена собирались все анжерские картежники и куда частенько заглядывал отец, чтобы потом поставить сыновей Фильчакова в пример.
Крюков сразу же отыскал этот дом, остановил свою ватагу, объяснил задачу по-военному коротко:
- Здесь живет парень, ограбивший мою мать. Нужно вытащить его и проучить.
Телохранителей это вдохновило. Ефремов сразу же побежал к темному подъезду, однако в это время оттуда вышла женщина с помойным ведром - должно быть, одна из дочерей Фильчаковых, судя по блуждающим в разные стороны глазам. Крюков отогнул козырек у шапки и подвалил к женщине сам.
- Где у вас младший?
- Чего?..
- Братан твой, поскребыш, где?
- В звезде!
- А конкретнее?
- Сейчас ведром охреначу - узнаешь где! - выплеснула помои под ноги Крюкову и ушла.
- Валим отсюда, - сказал Крюков. - Дома его нет.
Слоняться просто по улицам не имело смысла, а где собирается местная шпана, он и раньше не знал, поэтому решил покрутиться возле Фильчаковского жилища. И скоро из переулка вынырнул пацан лет двенадцати с двумя ведрами угля, огляделся и, заметив взрослых, ноши не бросил, но тяжело побежал назад. Кочиневский в несколько прыжков настиг его и схватил за шиворот.
- Уголек воруешь?
- Мерзнем, дядь, - серьезно сообщил мальчишка. - Мамка послала.
Крюков сдернул с него вязаную шапочку, заглянул в лицо - честные глаза и не косят.
- Ты чей? Фамилия как?
- Марочкин.
- Фильчакова сегодня видел?
- Какого? Их много.
- Младшего.
- Витьку, что ли?
- Ну.
- В кельдым пошел, ширнуться, - пацан показал головой в сторону шахтоуправления.
- Сбегай, позови, - попросил Крюков. - Скажи, пацаны с завокзального пришли, базар есть.
Тот посмотрел на "пацанов", поставил ведра.
- Боюсь я его. Витька - беспредельщик. Идите сами. Да он сейчас ширнется и выползет.
- Ладно, двигай!
Мальчишка подхватил уголь, сделал несколько шагов, оборачиваясь, и не выдержал.
- А вы откуда, мужики? В завокзальном я всех знаю.
- Топай, парень, мамка ждет!
- Блин, да вы не анжерские. А закурить ек?
Крюков сделал угрожающий выпад.
- Быстро свали!
И в самом деле, не прошло и десяти минут, как от кочегарки возле шахтоуправления отделилась долговязая, неустойчивая фигура. Определить, кто это, не посмотрев в лицо, было невозможно, поэтому телохранители завернули ему ласты и сразу же поволокли под фонарь. То ли выпивший, то ли обкуренный, он обвис у них на руках и в первый момент даже не сопротивлялся, лишь промычал и уронил голову. Но при свете очухался, выпрямился и попытался вырваться.
- Вы чо, козлы, в натуре?
Все-таки это оказался Филъчаков - неуправляемые глаза плавали и определить, куда он смотрит, было невозможно. Однако сам он все увидел, мгновенно оценил ситуацию и вроде бы протрезвел.
- Вот ты и попал, Витюля, - заключил Крюков, испытывая мальчишеское нетерпение и легкую дрожь. - На Шестой Колонии у старухи видеотехнику брал?
- Брал, и чо? - с вызовом признался он.
- Куда дел?
- На кайф сменял, а чо? Чо вам надо, мужики? Руки опустили! Ну чо, я сказал?
Крюкова уже потряхивало от волнения, в душе вихрился мутный мстительный дым, а болезненная судорога, раскроив лицо надвое, начинала перекашивать нижнюю часть, и рот сползал набок. Одновременно Крюков сознавал, что перед ним самый обыкновенный дебил, наркоман, потерявший все человеческие чувства и ощущения, в том числе страх и инстинкт самосохранения. Осознавал это и помнил свое положение, но никакая сила, ни внутренняя, ни внешняя, уже не могла остановить руку.
Он ударил красиво, правым крюком, точнее, намеревался так ударить, и отчего-то промахнулся, не достал ненавистной морды - должно быть, оттого, что рукава старой куртки были коротковаты и мешали размаху. Левая тоже пошла мимо и уткнулась в грудь Кочиневского.
И уже не контролируя себя, не думая, стал молотить кулаками беспорядочно и от того не сильно - оказывается, он совсем не умел драться! Удерживаемый за руки, Фильчаков не уклонялся, не уходил от ударов, а ошалело пучил глаза и вроде бы даже ругался. И хоть бы капля крови выступила на его резиновой, бесчувственной роже!
Он понял, что сейчас убьет его. Будто кто-то в ухо шепнул - ударь пальцем в глаз!
- Константин Владимирович, не царское это дело! - Кочиневский вдруг оттолкнул Крюкова. - Что вы в самом деле? Дайте мне!
И одним коротким ударом уложил Фильчакова на снег - только затылок сбрякал о мерзлую землю. Склонился, красиво подхватил упавшую папаху и водрузил на голову. А Крюкова будто взорвало изнутри, но судорога стискивала рот и слова застревали где-то в гортани.
- Й-я г-говорил!.. Н-не называть по й-имени!
Заикание всегда раздражало его до крайности и вводило в исступление, ибо в такие мгновения он казался себе маленьким, беспомощным и размазанным, и чтобы преодолеть это, Крюков набросился на телохранителя и наконец-то удар получился - у Кочиневского на губах появилась кровь!
- Все, все! Успокоились, Константин Владимирович! - Ефремов заграбастал его в охапку. - Своих бить не будем!
- Н-не называть!..
- Простите, забылся!
Кочиневский схватил снег, утер губы, засмеялся.
- Ничего себе! У вас хороший удар левой! Нормально задели!
Этот его веселый тон как-то враз остудил ярость и будто кляп изо рта выбил.
- Отпусти! - сказал Крюков, высвобождаясь из рук телохранителя. - Что ты меня, как женщину...
Фильчаков лежал неподвижно, раскинув руки и задрав подбородок, косые глаза встали на одну ось и смотрели в небо.
И вдруг оборвалась душа.
- М-мы его убили, - Крюков тронул ватной ногой заголившийся, синий бок. - Кочиневский, ты его убил...
Оба телохранителя склонились над телом, видавший виды спецназовец Ефремов хладнокровно пощупал жилку на горле.
- Встану - порежу, - неожиданно отчетливо проговорил Фильчаков. - Все, вам могила...
Они все трое разом засмеялись и пошли серединой улицы. Мальчишка с ворованным углем, оказывается, не ушел, а скрывшись за чьим-то палисадом, подглядывал, и когда проходили мимо, даже спрятаться не пытался - стоял и смотрел в сторону лежащего под единственным фонарем, местного беспредельщика.
- Витьку можешь не бояться, - сказал ему Крюков. - И вообще, никогда никого не бойся!
- Вообще, вы, Константин Владимирович, молодец, - вдруг похвалил Кочиневский, когда они уходили с Сибирской. - Вы показали сейчас образец справедливости. Пожалуй, вы станете самым справедливым губернатором.
- Ты что это, льстишь так не прикрыто со страху? - спросил Крюков.
- С какого страху?
- А чуть пацана не убил.
- Ну, скажете тоже! Я от души говорю. Потому что обеспечение существования справедливости - обязательное возмездие. Человек, стремящийся к нему, несмотря на положение, невзирая на последствия - человек честный, открытый и справедливый. В нынешнем хитром и изворотливом мире, где есть понятие компромисса и нет понятия чести и достоинства, вы самый справедливый человек.
Крюков резко обернулся к нему и схватил за грудки.
- Запомни, самый справедливый человек на земле - профессор Штеймберг. Повтори!
- Самый справедливый человек на земле - профессор Штеймберг, - с удовольствием проговорил Кочиневский. - Только я не знаю, кто это, каких наук.
Он хотел сказать - медицинских, но в последний момент показалось, помощники не правильно поймут.
- Тебе должно быть стыдно не знать такого профессора, - Крюков пошел вперед.
- А что он такого сделал? Что изобрел?
- Почитай в энциклопедии!
На Сибирской шахте они больше никого не встретили, хотя время было самое хулиганское - одиннадцатый час. За поселком, на пустыре, отчего-то стало еще веселее, и уже не судорога, а мальчишеский восторг сдавливал гортань и кривил рот.
- А не выпить ли нам? - предложил Крюков. - За мой родной город! Я угощаю!
Некоторые палатки в завокзальном еще работали, правда, водка была дешевая, рабоче-крестьянская, зато колбасы несколько сортов и даже красная рыба, что для Анжерки в прошлые времена казалось немыслимо. Он купил по бутылке на каждого, чтобы не разливать и пить из горла, набрал закусок от маринованных огурчиков до конфет - словно в юности подфартило и появилась возможность попробовать водочки, поесть вкусненького, но не втайне, а открыто гульнуть, по-шахтерски, среди улицы.
- Ну что? И дым отечества нам сладок и приятен? - он чокнулся бутылкой со спутниками. - За родные пенаты!
Он выпивал редко и мало, чаще пригубливал для порядка и отставлял рюмку, поскольку не любил состояние опьянения, боясь выглядеть смешным, как другие. Но сегодня, не имея опыта, на одном кураже, раскрутил бутылку, как это делал отец, и вылил в себя всю, будто воду, не испытав ни горечи, ни вкуса. И сам подивился такой отваге, не сдержался, как-то нелепо, по-дурному, хохотнул, а телохранители пялились на него с интересом и страхом.
- Что встали? Пейте! - прикрикнул Крюков. Кочиневский отважно глотнул несколько раз, а Ефремов завернул пробку и сунул бутылку в карман.
- Нет, Константин Владимирович, кто-нибудь один должен оставаться трезвым. Это закон.
- Пей, я сказал!
- Сегодня я пью! - пошел на выручку Кочиневский, - Тем более, мне досталось!..
- И он пусть пьет!
- Константин Владимирович! - всегда уважительный Ефремов вдруг обрел голос. - Я знаю свои обязанности!..
Крюков пихнул его в живот.
- Тебе сколько раз говорить? На улице имен не называть, понял?
- Это я понял. Но пить все равно не буду.
- Шеф, да наплюйте на него! - Кочиневский приобнял его и попытался повести вдоль улицы. - Мы с вами на пару сегодня врежем, как два казака. А он пусть не пьет... Не могу никак вспомнить, кто такой профессор Штеймберг? Засело в голове...
- Отстань с профессором. Если Ефремов не выпьет со мной - уволю, - Крюков сбросил руку. - Сегодня у меня праздник, понимаешь? Я на своей родной земле, в городе детства. Да, он такой, мой город, грязный, зачуханный, но он мой! Я отсюда родом, из этого дерьма! Мы с ним одной крови, как звери!
Он совсем не чувствовал опьянения, твердо держался на ногах, мысль была отчетливой, слова приходили высокие и трогательные, а состояние души такое, что хотелось петь и плакать одновременно. И еще хотелось, чтобы все вокруг тоже радовались.
- Нужно идти домой, шеф, - Ефремов встал сбоку. - Там Валентина Степановна ждет...
- Выпьешь - пойдем! - Крюков достал бутылку из его кармана и сунул в руки. - Ты мужик или нет?
- Не могу из горла, а стакана нет.
- Привыкай! Так пьют шахтеры, надо соблюдать традиции.
- Я не шахтер, - все еще упрямился телохранитель. - У меня свои традиции.
- А я кто? Ты знаешь, с кем ты пьешь водку?
- Знаю.
- Ничего ты не знаешь! Я гений.
- Согласен, - засмеялся Ефремов. - Поэтому я с вами. Но все равно пить не буду.
Кочиневский неожиданно потянул за рукав.
- Милицейская машина, давайте за палатку уйдем.
- Ты что, ментов боишься? - засмеялся Крюков. - Со мной тебя никто здесь не тронет! Ну, где менты?
Он пошел на синий проблесковый маяк, движущийся от вокзала, замахал руками - телохранители не отставали и пытались увести его с проезжей части. А ему нравилась такая игра, и не из куража, не от каприза; впервые он находился в родной Анжерке и чувствовал себя человеком. Он знал, что милиция в такую пору никого не трогает на улицах и стремится проскочить мимо, чтобы не нарваться на пику или выстрел в упор из обреза. Смелость появлялась, когда их собиралось человек тридцать для облавы в каком-нибудь поселке, но такое случалось редко, и шпана узнавала об этом за сутки вперед.
Мелькающий, слепящий свет над кабиной вдруг погас, скрипнули тормоза, и Крюков ничего не успел рассмотреть, поскольку рослые телохранители перекрыли его, заговорили быстро разом - что-то объясняли. Но в это время с другой стороны подкатила еще одна машина с потушенными фарами, и несколько милиционеров оказалось перед Крюковым. Он отлично помнил, что обладает неприкосновенностью как губернатор и депутат, поскольку еще не сложил полномочия и в кармане лежит еще не сданное удостоверение, однако все это сейчас было неважно, не существенно. Сбывшаяся мечта, чувство вольного, независимого человека казалось выше, чем защитные бумажки и наполняло его лихой, молодецкой отвагой.
- Шахтеров бьют! - крикнул он. - Мочи легавых!
Все произошло сразу и жестко - торцом резиновой палки ударили поддых, от чего Крюков переломился, хватая ртом воздух. А его нагнули еще ниже, чуть ли не до земли головой, завернули руки, заковали в наручники и повели так быстро, что едва успевал перебирать ногами. Сопротивляться он не мог, и когда раздышался, всю силу, страсть и волю к сопротивлению вложил в отчаянный крик:
- Менты поганые! Козлы вонючие! Волчары позорные! Петухи вы драные!..
И когда его толкали в машину, Крюков ощутил спирающее гортань знакомое напряжение, заикнулся и оборвался на полуслове. Он силился закричать, напрягал язык, рот, однако мускулистый комок, всплывший откуда-то из-под ложечки, напрочь запечатал горло и лишил дара речи.
В следующий миг он внезапно вспомнил, что это уже было - и боль, замешанная на яростном гневе, и задушенный в глотке крик, и тоскливо горькое ощущение бессилия. Все повторялось с точностью до мельчайших деталей, только в прошлом происходило это не с ним, а с отцом, когда его пьяного и разбушевавшегося, забирали из дома. А он, Костя, бегавший на почту, чтобы вызвать милицию, прятался за угляркой и, замерев, смотрел, как орущего родителя тащат за ноги через грязный осенний двор и причитающая мать семенит рядом, пытаясь поправить задравшуюся рубаху...
Сначала его посадили вместе с телохранителями, в одну клетку, но через несколько минут спохватились, развели по разным камерам, и Крюков оказался с пьяным шахтером, который орал и тряс решетку. Но в тот момент было все равно, что происходит с ним и вокруг него, поскольку он никак не мог избавиться от судорожного ощущения в гортани и сморгнуть эту давнюю, детскую картину, как забирают отца.
Тогда он отсидел пятнадцать суток, пришел тихий, смирный и спросил у матери:
- Что же ты меня сдала?
- Я не сдавала, - трясясь от страха, забормотала мать. - Должно, соседи услышали и позвонили или кто мимо проходил...
- Ну и ладно, - как-то быстро согласился он. - Собери тормозок, на смену пойду.
Через шесть часов с шахты приехали и сообщили, что в лаве случился обвал и всю ремонтную бригаду, где работал отец, присыпало. То ли от жалости к матери, из желания поддержать ее, то ли черт за язык дернул, но Костя вздохнул облегченно и сказал:
- Вот мам, мы и отмучились с ним.
Она же, сроду пальцем не тронувшая единственного сына, вдруг с бабьей неуклюжестью треснула его по затылку, босая и раздетая выскочила на улицу и долго сидела на снегу, под стеной, пока Костя не привел ее домой.
- Наши муки только начинаются, - сказала мать. - Вдовство да безотцовщина - краска черная...
Примерно через час Крюкова вывели из камеры и посадили возле дежурки, самодовольное настроение стражей порядка резко изменилось; они суетились, перешептывались, и по отрывочным фразам и гнусавым словам становилось понятно, что изъятые при задержании деньги милиционеры успели поделить и растащить, а водку выпить, и теперь в спешном порядке все это собирали и возвращали в черный мешок.
Можно было схватить их за руку, вызвать сюда начальство, прокурора, потребовать немедленного возбуждения уголовного дела и ареста; Крюков же сидел в прежнем отупении, глядя в пол. Мысленно он произносил слова, проговаривал целые фразы, но не мог повторить их даже шепотом - любой звук, даже гласный, утыкался в горле, как рыбья кость.
Наконец, прибежал немолодой толстый майор, представился заместителем начальника отдела, взял со стола мешок с вещами и тоже суетливо пригласил пройти в кабинет, мол, там будет удобнее. А у самого вид был - дай волю, напополам бы разорвал. Крюков равнодушно прошествовал за ним, сел в мягкое кожаное кресло, а майор достал из мешка брючный ремень, шнурки от ботинок и документы.
- Вот, пожалуйста, Константин Владимирович, ваши вещички. Посмотрите, все ли на месте, пересчитайте деньги...
Было заметно, как у него тряслись руки, однако взгляд оставался малоподвижным, лицо серым и тяжелым - верный признак того, что этот властный человек не привык заискивать и сейчас переступает через свое ранимое самолюбие.
- Начальник прибудет с минуты на минуту, - вспомнил он. - Чтобы принести официальные извинения. Вышло недоразумение... Наши работники никогда не видели таких документов, решили, подделка... И правда, сейчас в любом киоске можно купить... На Сибирской шахте пацана избили, сотрясение мозга, а тут в завокзальном подозрительная группа... У них в голове не укладывается, чтобы на ночной улице, в Анжерке, можете появиться вы... Нет, милиционеры о вас знают, слышали, но вы же где-то далеко, в Москве, и вот так вас встретить...
Крюков мог ему ответить достойно, и заготовленные слова уже переполняли голову, но не открывал рта, опасаясь, что начнет заикаться и будет выглядеть, как перепуганный мальчишка. Майор не знал, как расценить его молчание, еще больше терялся и оттого начинал злиться.
- Да, работников мы накажем! Чтоб впредь не повадно было!.. Но извините, Константин Владимирович, вы сами спровоцировали конфликтную ситуацию. Вы кричали, оскорбляли сотрудников. А потом вид у вас, одежда...
В этот момент Крюков не хотел ни скандала, ни даже извинений, спрятал документы в карман, забрал ремень и шнурки. Майор чего-то испугался и сделал несмелую попытку перекрыть вход.
- Константин Владимирович! Прошу вас... подождать начальника. Раз такое недоразумение, первое лицо должно... принести извинения...
Он оттолкнул майора плечом, открыл дверь - тот плелся сзади, пыхтел и что-то бормотал. Телохранители возле дежурки распихивали по карманам, вещи, отнятые при обыске.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 [ 7 ] 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.