Чтение 7–й страницы книги ~Вашингтонская площадь~

И прежде, чем Кэтрин успела решить, прощает она его или нет (позже, на
досуге, она поняла, что прощает), Морис Таунзенд заговорил о музыке,
которая, сказал он, составляет величайшее наслаждение в его жизни. В
Париже и в Лондоне он слышал всех великих певцов - и Пасту, и Рубини, и
Лаблаша (*6); после них можно сказать, что понимаешь толк в пении.

- Я и сам немного пою, - сообщил он. - Когда-нибудь я вам это
продемонстрирую - не сегодня, как-нибудь в другой раз.

Тут гость поднялся. Он почему-то не добавил, что споет ей, если она ему
сыграет, и, лишь выйдя на улицу, понял свою оплошность. Но напрасно он
себя укорял: Кэтрин не заметила неучтивости. Ее захватило пленительное
звучание фразы "как-нибудь в другой раз", которая, казалось, уводила
далеко в будущее.

Однако это еще более обязывало Кэтрин преодолеть стыд и неловкость и
доложить отцу о визите Мориса Таунзенда. И она решительно, даже резко
объявила о его посещении, лишь только доктор вошел в дом. Исполнив свой
долг, Кэтрин попыталась тотчас покинуть комнату. Но не успела: отец
остановил ее у двери.

- Ну что? Сегодня он тебе сделал предложение? - спросил доктор.

Пуще всего она боялась этого вопроса, и все же ответом не запаслась.
Кэтрин, конечно, хотелось бы обратить разговор в шутку - ведь и отец,
наверное, шутил; но ей хотелось также ответить не просто "нет", а добавить
еще что-нибудь категоричное, что-нибудь колкое, чтобы больше он ей этого
вопроса не задавал: вопрос отца привел Кэтрин в мучительное смущение. Но
говорить колкости она не умела и с минуту стояла, взявшись за ручку двери,
молча глядя на своего ироничного родителя и улыбаясь.

"Да, - сказал себе доктор, - умом моя дочь не блещет!"

Но едва он сделал про себя такое замечание, как Кэтрин нашлась; она
решила обратить разговор в шутку.

- Надо думать, он отложил это до следующего раза! - воскликнула она,
засмеявшись, и быстро вышла из комнаты.

Доктор уставился ей вслед, недоумевая, - уж не всерьез ли говорит его
дочь? Кэтрин отправилась прямо к себе и, дойдя до своей двери, поняла, что
могла бы ответить иначе, лучше. Ей даже захотелось, чтобы отец снова задал
ей тот же вопрос, и тогда бы она сказала: "Да, мистер Морис Таунзенд
сделал мне предложение, и я ему отказала!"

Доктор, однако, стал наводить справки, полагая, что ему следует
побольше знать о молодом красавце, зачастившем в его дом. Для начала
доктор обратился к старшей из своих сестер, миссис Олмонд; не то чтобы он
сразу отправился к ней с расспросами, вовсе нет; не такое уж спешное было
дело, и доктор просто сделал запись, чтобы не забыть заняться им при
первой возможности. Доктору не свойственно было торопиться, волноваться,
нервничать. Но он все записывал, и записи свои просматривал регулярно. Со
временем среди них появились и сведения о Морисе Таунзенде, полученные от
миссис Олмонд.

- Лавиния уже приходила о нем расспрашивать, - сказала миссис Олмонд. -
Она до крайности возбуждена. Я ее не понимаю. В конце концов, молодой
человек ухаживает не за ней. Странная она женщина.

- Дорогая моя, - ответил доктор, - за двенадцать лет, что мы с ней
живем под одной крышей, я в этом вполне убедился!

- У нее какой-то неестественный склад ума, - продолжала миссис Олмонд,
которая любила обсудить с братом чудачества Лавинии. - Она расспрашивала о
мистере Таунзенде, но не велела передавать тебе об этом. А я ей сказала,
что ничего таить не стану. Вечно она скрытничает!

- И при этом отпускает иногда поразительно бестактные замечания. Как
маяк - то ослепительный свет, то кромешная тьма. Но что ты ей ответила
относительно мистера Таунзенда? - поинтересовался доктор.

- То же, что и тебе: что я его почти не знаю.

- Представляю, как ты ее разочаровала, - сказал доктор. - Лавиния
предпочла бы услышать, что он виновен в каком-нибудь романтическом
преступлении. Впрочем, будем терпимы к людям. Кажется, наш джентльмен
приходится кузеном тому мальчику, которому ты собираешься доверить будущее
своей дочери.

- Артур далеко не мальчик, он человек зрелый, более зрелый, чем мы с
тобой. Протеже Лавинии он приходится каким-то дальним родственником. Они
оба Таунзенды, но мне дали понять, что не все Таунзенды одинаковы. Так мне
сказала мать Артура. Она даже говорила о "ветвях" - младших, старших,
боковых, - ни дать ни взять королевская династия. Артур якобы относится к
правящей ветви, а кавалер несчастной Лавинии к ней не принадлежит. Вот,
собственно, и все, что знает о нем мать Артура, если не считать
неопределенных слухов о том, что он "куролесил". Но я немного знакома с
его сестрой, она очень милая женщина. Ее зовут миссис Монтгомери. Она
вдова, имеет кое-какую недвижимость, растит пятерых детей. Они живут на
Второй авеню.

- И что говорит о нем миссис Монтгомери?

- Что он талантлив и, может быть, еще покажет себя.

- Талантлив, но ленив, - так, что ли?

- Этого она не говорит.

- Хранит семейную честь, - сказал доктор. - А чем он занимается?

- Ничем. Он сейчас подыскивает себе место. По-моему, он когда-то служил
во флоте.

- Когда-то? Сколько же ему лет?

- Я думаю, за тридцать. Должно быть, он пошел во флот совсем молодым.
Кажется, Артур мне говорил, что Морис получил небольшое наследство -
тогда-то он, наверное, и оставил службу - и промотал его за несколько лет.
Объездил весь свет, жил за границей, развлекался. По-моему, у него на этот
счет были какие-то идеи, своя теория. В Америку вернулся недавно и теперь
намеревается, как он заявил Артуру, начать серьезную жизнь.

- Так насчет Кэтрин у него серьезные намерения?

- Не знаю, почему тебе это кажется странным, - сказала миссис Олмонд. -
Пожалуй, ты всегда недооценивал Кэтрин. Вспомни, что ее ждут тридцать
тысяч годового дохода.

Доктор посмотрел на свою сестру и с легкой обидой в голосе сказал:

- Ты по крайней мере ее оценила.

Миссис Олмонд покраснела.

- Я не говорю, что это ее единственное достоинство, но это достоинство,
и немалое. Так думают многие молодые люди, а ты, по-моему, этого никогда
не принимал в расчет. Ты всегда отзывался о ней как о безнадежной партии.

- Я отзываюсь о Кэтрин не менее благосклонно, чем ты, Элизабет, -
откровенно заметил доктор. - Много ли ухажеров у нее на счету - при всех
ее перспективах? Много ли внимания оказывают ей кавалеры? Кэтрин - не
безнадежная партия, но она начисто лишена привлекательности. Потому-то
Лавиния так счастлива при мысли, что в доме появился воздыхатель. Раньше
таковых не имелось, и для Лавинии с ее чувствительной, отзывчивой натурой
мысль эта непривычна. Она волнует ее воображение. К чести нью-йоркских
молодых людей должен сказать, что они, видимо, народ бескорыстный. Они
предпочитают хорошеньких, веселых девушек, таких, как твоя дочь. Кэтрин же
не назовешь ни веселой, ни хорошенькой.

- Кэтрин вовсе не дурнушка. У нее есть свой стиль, чего не скажешь о
моей бедной Мэриан, - ответила миссис Олмонд. - У той вообще нет никакого
стиля. А если молодые люди не оказывают Кэтрин достаточно внимания, то это
потому, что она им кажется старше их самих. Она такая крупная и так...
богато одевается. Я думаю, они ее побаиваются. У нее такой вид, будто она
уже была замужем, а замужними дамами, знаешь ли, наши молодые люди не
очень интересуются. Что же касается бескорыстия наших кавалеров, -
продолжала мудрейшая из сестер доктора, - то ведь они, как правило,
женятся рано, лет в двадцать - двадцать пять, в том невинном возрасте,
когда к искреннему чувству еще не примешивается расчет. Если бы они не так
спешили, у Кэтрин было бы гораздо больше шансов.

- Шансов, что кто-то женится на ней по расчету? Благодарю покорно, -
сказал доктор.

- Вот увидишь - рано или поздно появится разумный человек лет сорока,
который ее полюбит, - продолжала миссис Олмонд.

- А-а, значит, мистер Таунзенд еще просто не дорос; его побуждения,
может быть, чисты?

- Вполне возможно, что у него самые чистые побуждения. С какой стати
заранее предполагать обратное? Лавиния не сомневается в его искренности,
он производит очень приятное впечатление. Ну почему ты относишься к нему с
такой предвзятостью?

Доктор Слоупер немного подумал.

- На какие средства он существует?

- Понятия не имею. Как я уже сказала, он живет в доме своей сестры.

- Вдовы с пятью детьми? Ты хочешь сказать, что он живет на ее счет?

Миссис Олмонд поднялась и несколько раздраженно спросила:

- Не лучше ли тебе выяснить это у самой миссис Монтгомери?

- Пожалуй, - ответил доктор. - Ты говоришь, у нее дом на Второй авеню?

И он записал: "Вторая авеню".

7

В действительности, однако, доктор был настроен вовсе не так серьезно,
как может показаться; вся эта история скорее забавляла его. Будущее Кэтрин
не вызывало у него особой тревоги или беспокойства; напротив, он напоминал
себе, как нелепо выглядит семейство, приходящее в волнение, когда у дочери
и наследницы появляется первый кандидат в женихи. Скажем больше: доктор
даже вознамерился повеселиться, наблюдая драматическую миниатюру (если
событиям суждено было принять драматический характер), в которой миссис
Пенимен отвела блестящему мистеру Таунзенду роль героя. У доктора пока не
было намерений влиять на ее denouement [развязку (фр.)]. Он был готов