вызвав этим серьезное обсуждение. - Да, желал бы я, чтобы он оказался
честным человеком.
сидел на лошади, а я стоял. Я был бы больше рад, если бы он оказался тем,
кем я его считаю.
а я повторяю: он негодяй. И готов бы повторить это еще сто раз, если бы этим
мог вернуть его сюда, чтобы он получил от меня заслуженную трепку.
меня. Ты при нем обходился со мной, как с мальчишкой, одергивал меня, словно
дурачка, - вот он и позволил себе наброситься на человека, у которого, как
он думал, нет ни капли гордости. Да и почему ему было не подумать так? Но он
ошибся, я ему когда-нибудь еще докажу это, и очень скоро докажу всем вам.
Джон Уиллет.
внимательно - а ты меня слушать не хочешь. От тебя я многое готов снести, но
с презрением других людей не могу мириться, а ты унижаешь меня перед ними
каждый день. Посмотри на других парней моих лет. Разве они лишены своей
воли, свободы, права говорить? Разве они обязаны сидеть, как истуканы, не
смея пикнуть? Разве ими помыкают так, что они становятся всеобщим
посмешищем? Да ведь я во всем Чигуэлле стал притчей во языцех! Так вот, я
тебе прямо говорю, отец, - честнее будет сказать это сейчас, чем ждать, пока
ты умрешь и мне достанутся твои деньги: не сегодня-завтра я не выдержу и
уйду из-под твоей власти, а тогда уже вини не меня, а себя, одного себя.
сидел как пришибленный, бессмысленно глядя на котел, и тщетно старался
собрать свои неповоротливые мысли и придумать достойный ответ. Гости,
удивленные, пожалуй, не меньше хозяина, тоже были в большом замешательстве.
В конце концов они встали и собрались уходить, бормоча какие-то невнятные
утешения и советы. Мозги их к этому времени были уже слегка отуманены
грогом.
связными и разумными. Он напомнил отцу, что Джо уже не мальчик, а почти
взрослый мужчина, и не следует держать его в ежовых рукавицах, сыну же
посоветовал терпеливо сносить отцовские причуды и стараться воздействовать
на него спокойными уговорами, а не такими неуместными наскоками. Советы
слесаря были приняты так, как всегда принимаются подобные советы. На Джона
Уиллета они повлияли не больше, чем на столб у входа в его гостиницу, а Джо
выслушал их правда весьма дружелюбно, и не находил слов, чтобы выразить
советчику свою признательность, однако деликатно намекнул ему, что намерен
все-таки идти своим путем и никто его с этого пути не собьет.
оба они сошли с крыльца и слесарь стал снаряжаться в обратный путь. - И я
очень вам благодарен за участие. Но, видно, пора мне расстаться с "Майским
Древом".
пословицу: "Если камень катится, он мхом не обрастет"?
одном месте. А я здесь торчу вроде такого столба и ничего на свете не вижу.
подбородок. - Чем ты хотел бы заняться? Подумай хорошенько - куда ты
пойдешь?
на него! Я всегда говорю дочке, когда мы толкуем о ее будущем замужестве: не
надейся, что повезет, убедись сперва, что парень будет добрым и верным
мужем, - а тогда ничего не страшно... Чего ты там копаешься, Джо? С упряжью
что-нибудь неладно?
ремнями и, казалось, был весь поглощен этим занятием. - А что мисс Долли,
здорова?
же славная девочка.
рассказывать про этот обидный для меня случай... ну, что меня побили, как
мальчишку... По крайней мере ничего не говорите, пока я не встречусь опять с
этим человеком и не расквитаюсь с ним. Тогда будет о чем порассказать!
Варден. - Здесь уже все знают, а в другом месте вряд ли кому это будет
интересно.
не подумал.
напряжения, с которым он застегивал ремни и пряжки), передал вожжи старому
слесарю, успевшему уже сесть в коляску и, снова вздохнув, пожелал ему
доброго пути.
ничего сгоряча, голубчик. Ты парень хороший, жаль, если пропадешь. Будь
здоров!
Джо Уиллет постоял еще, пока не затих стук колес, потом, уныло покачав
головой, вошел в дом.
всего - о том, как бы получше расписать свое дорожное приключение, чтобы
удовлетворительно объяснить миссис Варден, почему он заехал в "Майское
Древо", несмотря на торжественное обещание, данное им этой даме. А
результатом размышлений бывают не только новые идеи, но иногда и дремота. И
чем дольше размышлял наш слесарь, тем сильнее его клонило ко сну.
на грани между полной трезвостью и легким опьянением, но и в таком состоянии
иногда путать действительность с тем, что ему мерещится, н смешивать все
представления о людях, вещах, времени и месте; в такие минуты беспорядочные
мысли в его голове теснятся, точно в калейдоскопе, образуя сочетания столь
же неожиданные, как и мимолетные.
предоставив своей лошади трусить по хорошо знакомой дороге и незаметно для
себя все более приближаясь к дому. Он проснулся только раз, когда лошадь
остановилась у заставы, пока поднимали шлагбаум, и зычным голосом крикнул
"здорово!" сборщику дорожной пошлины. Перед этим внезапным пробуждением ему
мерещилось, что он пробует открыть замок в брюхе Великого Могола*, и, даже
проснувшись уже, он со сна принял сборщика у шлагбаума за свою тещу, умершую
двадцать лет назад. Не удивительно, что его скоро опять сморил сон, и он
трясся в своей коляске, не сознавая, что едет дальше.
черной тенью, и неподвижный воздух над ним был пронизан тускло-красными
отсветами, напоминавшими о лабиринтах улиц, о лавках и мастерских, о толпах
озабоченно спешащих куда-то людей. Но чем ближе к городу, тем нимб его все
более тускнел и постепенно глазам представали самые источники этого
красноватого сияния. Уже можно было смутно различить линии слабо освещенных
улиц, кое-где пересеченные ярким пятном там, где фонари кольцом окружали
площадь, рынок или какое-нибудь большое здание; потом уже ясно стали видны и
улицы и желтоватые круги фонарей, которые меркли один за другим, заслоненные
строениями; потом стали слышны и голоса Лондона - бой башенных часов,
отдаленный лай собак, стук экипажей; потом замаячили в воздухе высокие
шпили, а ниже теснились крыши разной высоты под грузом дымовых труб. Звуки
становились громче, явственнее, а контуры зданий отчетливее и еще
многочисленнее, и вот, наконец, во мраке встал Лондон, освещенный не светом
неба, а собственным слабым светом.
сознавая, что до города уже рукой подать, как вдруг громкий крик впереди
заставил его встрепенуться. С минуту он озирался в недоумении, как человек,
перенесенный во время сна в какую-то неведомую страну, но затем, узнав давно
знакомые места, лениво протер глаза - и, вероятно, уснул бы опять, но крик
повторился не раз, не два, а много раз, и звучал он все отчаяннее.
Окончательно встряхнувшись, Гейбриэл, человек не робкого десятка, тотчас же
погнал свою крепкую лошадку в том направлении, откуда доносились крики, с
такой быстротой, словно дело шло о жизни или смерти.
откуда слышались крики, Варден увидел какого-то человека, распростертого на
дороге без признаков жизни; над ним стоял другой и, в диком возбуждении
размахивая факелом, не переставал звать на помощь, - его-то крики и
привлекли сюда Гейбриэла Вардена.
это ты, Барнеби?
стремительно приблизив лицо к самому липу слесаря, уставился на него. По
выражению его глаз легко было прочесть его историю.
Он проделал это раз двадцать с каким-то неестественным воодушевлением и
вертел бы головой целый час, если бы слесарь, предостерегающе подняв палец и
строго посмотрев на него, не заставил его успокоиться. Затем Варден с
вопросительным видом указал на лежащего.
Нортон Андрэ
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Круз Андрей
Каменистый Артем
Никитин Юрий