Только сумасшедший подумает, что такой человек пустится на мелкие хитрости -
припишет себе те сотни пустяковых дел, которые выполняете вы (и которым,
разумеется, он научил вас), - а, Том? Только сумасшедший подумает, что это
вы создаете ему известность, и создаете гораздо более верным и дешевым
способом, чем если бы его имя печаталось в афишах, - а, Том? Но с таким же
успехом можно подумать и обратное: что он далеко не всегда с нами
откровенен, что и жалованье он вам назначил не слишком большое и не слишком
щедрое, и, как это ни дико и ни невероятно, но можно подумать, - говоря это,
он при каждом слове постукивал Тома по груди, - что Пексниф строит свои
расчеты на вашем характере, а по характеру вы робки и склонны доверять не
себе, а другим, и более всего тому, кто меньше всех достоин доверия. Да это
ли не сумасшествие, Том!
отчасти их содержанием, отчасти же их стремительностью и горячностью. Когда
же Джон замолчал, мистер Пинч глубоко вздохнул и с грустью заглянул другу в
глаза, словно не в состоянии решить, что именно они выражают. Казалось, он
надеялся, несмотря на темноту, найти ключ к истинному смыслу его слов и уже
собирался было ему ответить, как вдруг почтовый рожок весело зазвучал в их
ушах, положив конец разговору, по-видимому к великому облегчению младшего из
собеседников, который живо вскочил с сундука и протянул руку мистеру Пинчу.
Как-то не верится, что вы уезжаете. Кажется, будто вы приехали только вчера.
Прощайте, дорогой мой друг!
взобрался на империал. И вскачь понеслась карета по темной дороге; ярко
блестели
трудно поверить, что ты не живое существо, не какое-нибудь гигантское
чудовище, которое время от времени наведывается в наши места, унося моих
друзей в далекий мир. Сегодня же, как мне кажется, ты больше обычного
торжествуешь и буйствуешь. Да и стоит трубить над такой добычей, потому что
Джон чудесный малый, простая душа, и, насколько мне известно, у него только
один недостаток: сам того не желая, он чудовищно несправедлив к Пекснифу.
ГЛАВА III,
в предыдущей главе
качавшийся перед дверью деревенской гостиницы. Это был облезлый и дряхлый
дракон; от частых зимних бурь с дождем, снегом, изморозью и градом он стал
из ярко-синего грязно-серым, самого тусклого оттенка. Однако он все висел да
висел, с идиотским видом встав на дыбы, и день ото дня становился все
тусклее и расплывчатое, так что, если глядеть на него с лица вывески,
казалось - будто он просочился насквозь и проступил на обороте.
времена, когда он еще не расплылся окончательно, ибо даже теперь, едва
держась на ногах, он подносил одну переднюю лапу к носу, будто говоря:
любезным и гостеприимным жестом. Право, нельзя не согласиться, что в наши
дни все драконово племя в целом сделало большой шаг вперед в отношении
цивилизованности и смягчения нравов. Драконы уже не требуют ежедневно по
красавице на завтрак, с педантичностью тихого старого холостяка, привыкшего
получать каждый день поутру горячую булку: в наше время они больше известны
тем, что чуждаются прекрасного пола и не поощряют дамских визитов (особенно
в субботу вечером) и уже не навязывают свое общество дамам, не спросясь
наперед, придется ли оно по вкусу, как это за ними водилось в старину.
дебри естествознания, как может показаться с первого взгляда, ибо сейчас мы
должны заняться драконом, логово которого находилось по соседству с домом
мистера Пекснифа, и, поскольку это благовоспитанное чудовище уже выведено на
арену, ничто не мешает нам приступить к делу.
ветру, перед окнами парадной спальни гостеприимного заведения, которому
присвоено было его имя, но за все те годы, что он покачивался, громыхал и
скрипел, никогда еще не бывало такой возни и суматохи в его грязноватых
владеньях, как в тот вечер, который последовал за событиями, весьма подробно
описанными в предыдущей главе; никогда еще не бывало такой беготни вверх и
вниз по лестницам, такого множества огней, такого шушуканья, такого дыма и
треска от дров, разгорающихся в отсыревшем камине; никогда так старательно
не просушивались простыни, никогда так не пахло на весь дом раскаленными
грелками, никогда не бывало таких хлопот по хозяйству; короче говоря, ничего
подобного еще не доводилось видеть ни дракону, ни грифону, ни единорогу и
никому из всего их племени с тех самых пор, как они начали интересоваться
домашним хозяйством *.
почтовых, в облупленной старой карете и направлявшиеся неизвестно откуда и
неизвестно куда, вдруг свернули с большой дороги и остановились перед "Синим
Драконом". И теперь этот самый джентльмен, который неожиданно расхворался в
дороге и только поэтому отважился заехать в такой трактир, мучился от
ужасных колик и спазм, но, невзирая на свои страдания, ни за что не позволял
пригласить к себе доктора и не желал принимать никаких лекарств, кроме тех,
что достала из дорожной аптечки молодая леди, да и вообще ничего не желал, а
только доводил хозяйку до полной потери чувств, наотрез отказываясь
решительно, от всего, что бы она ему ни предлагала.
предложены этой доброй женщиной менее чем за полчаса, он согласился только
на одно. А именно - лечь в постель. И как раз из-за того, что ему стелили
постель и прибирали в спальне, и поднялась вся возня в той комнате, перед
окнами которой висел дракон.
виду это был очень крепкий и выносливый старик, с характером твердым как
железо и голосом звучным как медь. Однако ни опасения за собственную жизнь,
которые он выражал неоднократно, ни сильнейшие боли, терзавшие его, нимало
не повлияли на его решение. Он так-таки не желал ни за кем посылать. Чем
хуже больной себя чувствовал, тем тверже и непреклоннее становилась его
решимость. Если пошлют за кем бы то ни было для оказания ему помощи, он ни
минуты больше не останется в этом доме (так он и выразился), хотя бы ему
пришлось уйти пешком и даже умереть на пороге.
замухрышка-аптекарь, который торговал также бакалеей и мелочным товаром, то
хозяйка на свой страх послала за ним в первую же минуту, как только
стряслась беда. И само собой разумеется, именно потому, что он понадобился,
его не оказалось дома. Он уехал куда-то за несколько миль, и его ожидали
домой разве только поздно ночью, а потому хозяйка, которая к этому времени
совершенно потеряла голову, поскорей отправила того же посыльного за
мистером Пекснифом, который, как человек образованный, конечно сумеет
распорядиться и взять на себя ответственность, а как человек добродетельный
- сумеет преподать утешение страждущей душе. Что ее постоялец нуждается в
чьей-нибудь энергичной помощи по этой части, достаточно явствовало из
беспокойных восклицаний, которые то и дело у него вырывались, свидетельствуя
о том, что он тревожится скорее о земном, чем о небесном.
чем в первый раз: мистера Пекснифа тоже не оказалось дома. Тем не менее
больного уложили в постель и без мистера Пекснифа, и часа через два ему
стало значительно лучше, так как приступы колик становились все реже.
Мало-помалу они совсем прекратились, хотя временами больной чувствовал такую
слабость, что это внушало не меньше опасений, чем самые припадки.
сидели вдвоем перед камином в комнате больного, как вдруг старик, осторожно
озираясь по сторонам, приподнялся в своем пуховом гнезде и со странным
выражением скрытности и недоверия принялся писать, воспользовавшись пером и
бумагой, которые были положены по его приказанию на стол рядом с кроватью.
быть хозяйка гостиницы: полная, здоровая, добродушная, миловидная, с очень
белым и румяным лицом, по веселому выражению которого сразу было видно, что
она и сама с удовольствием прикладывается ко всем яствам и питиям в кладовой
и погребе и что они идут ей на пользу. Она была вдова, но, уже давно
перестав сохнуть по мужу, успела снова расцвести и до сих пор была в полном
цвету. Она и сейчас цвела как роза: розы были на ее пышных юбках, розы на
груди, розы на щеках, розы на чепце - да и на губах тоже розы, и притом
такие, которые очень стоило сорвать. У нее и сейчас еще были живые черные
глаза и черные как смоль волосы, и вообще она была еще очень недурна -
аппетитная, полненькая и крепкая, как крыжовник, - и хоть, как говорится, не
первой молодости, а все же вы могли бы поклясться, даже под присягой, даже
перед любым судьей или мэром, что немного найдется на свете девушек (господь
с ними со всеми!), которые вам так понравились бы и так пришлись по душе,
как веселая хозяйка "Синего Дракона"!
собственницы оглядывала комнату - просторное помещение, какие нередко
встречаются в деревенских домах, с низким потолком и осевшим полом, .покатым
от дверей вглубь, и двумя ступеньками в таком совершенно неожиданном месте,
что, входя в комнату, новый человек нырял головой вперед, как в бассейн,
невзирая на все предупреждения. Это была не какая-нибудь легкомысленная и
возмутительно светлая спальня из нынешних, где человеку, который мыслит и
чувствует в какой-то мере последовательно, просто невозможно уснуть, до того
ода не соответствует своему назначению; наоборот, это было отличное,
Сертаков Виталий
Бажанов Олег
Березин Федор
Никитин Юрий
Глуховский Дмитрий