мои представления, основанные на вере. Говорят, это в природе человека - с
годами становиться умнее.
осведомился мистер Миглз.
всю жизнь возненавидела бы место своего заточения, мне хотелось бы сжечь
его, снести с лица земли.
прочего, мистер Миглз имел обыкновение обращаться к лицам любой
национальности на английском языке, в блаженной уверенности, что все они
обязаны каким-то таинственным образом понимать его. - Наша прекрасная
спутница довольно решительна в своих стремлениях, вы не находите?
что мистер Миглз счел вполне удовлетворительным ответом и заключил, очень
довольный:
речью. Для застольной речи она была довольно краткой, разумной и задушевной.
Ее содержание сводилось к тому, что, дескать, случай свел их всех вместе, и
прожили они дружно и весело, а теперь им предстоит разъехаться в разные
стороны и едва ли когда-нибудь они еще соберутся все вместе, а потому не
пора ли им пожелать друг другу счастливого пути и всем столом выпить за это
шампанского на прощанье? Так и было сделано, и после долгих перекрестных
рукопожатий вчерашние спутники расстались навсегда.
стола вместе со всеми, но тут же отошла в дальний угол залы и, усевшись на
диванчик в оконной нише, как будто залюбовалась игрой серебряных отсветов
воды на планках жалюзи. Она сидела спиной ко всем прочим в зале, словно
хотела подчеркнуть свое намеренное и гордое уединение. Но, как всегда,
трудно было бы с уверенностью сказать, она ли избегает других или другие ее
избегают.
вуалью, и это как нельзя более шло к характеру ее красоты. Изогнутые черные
брови оттеняли лоб, обрамленный черными волосами, и каждому, кто глядел на
это холодное и презрительное лицо, невольно хотелось представить его себе с
иным, изменившимся выражением. Казалось почти невозможным, чтобы на нем
вдруг появилась добрая, ласковая улыбка. Казалось, оно лишь может
нахмуриться гневно или вызывающе, и почему-то именно такой перемены ждал
каждый внимательный наблюдатель. Деланные, искусственные выражения были
чужды этому лицу. Его нельзя было назвать открытым, но и фальши в нем не
было. "Я верю только в себя и полагаюсь только на себя; ваше мнение для меня
ничего не значит; вы меня не интересуете, не трогаете, я смотрю на вас и
слушаю вас с полным равнодушием", - вот что совершенно явственно читалось на
этом лице. Это говорили гордые глаза, вырезные ноздри, красивый, но плотно
сжатый и почти жестокий рот. Пусть любые две из этих черт были бы скрыты от
наблюдения - третья достаточно ясно сказала бы то же самое. Пусть бы все
лицо спряталось под маской - по одному повороту головы можно было бы угадать
неукротимую натуру этой женщины.
кто еще оставался в зале, и разговор у них только что шел именно об одинокой
путешественнице).
пролепетала свой вопрос: - Вы кого-нибудь... кто-нибудь должен вас
встретить?
Угодно ли вам, чтобы он наказал посланному справиться, нет ли писем на ваше
имя?
не будет ли вам тоскливо тут одной, когда мы все разъедемся.
взглядом мисс Уэйд, - не такое уж мы интересное для вас общество, и не так
уж часто вы бывали в нашем обществе, и не так уж мы были уверены, что оно
вам приятно.
дотрагиваясь до руки мисс Уэйд, неподвижно лежавшей на диванчике, - может
быть, вы все-таки позволите моему отцу чем-нибудь помочь вам? Он будет очень
рад.
женой и Кленнэмом. - Готов с наслаждением оказать вам любую услугу, если
только при этом не потребуется говорить по-французски.
сделаны, и я предпочитаю во всем полагаться на себя и ни от кого не
зависеть.
глядя на нее. - Вот это женщина с характером".
оценить его должным образом. Счастливого вам пути. До свидания.
Миглз столь решительно протянул ей руку, что не заметить этого нельзя было.
Ее рука легла на его ладонь и осталась лежать там так же неподвижно, как до
того лежала на диване.
окончены: мистеру Кленнэму мы с мамочкой уже пожелали счастливого пути, и
теперь ему только осталось сказать "до свидания") Бэби. Всего наилучшего!
Кто знает, приведется ли когда-нибудь встретиться.
встретимся, какими бы сложными и далекими путями ни шли они, - был
сдержанный ответ, - и как нам назначено поступить с ними или им с нами, так
все и совершится.
произнесены, словно предвещал, что совершиться должно непременно что-то
дурное. "Ох, папочка!" - испуганным шепотком сказала девушка и совсем
по-ребячьи попятилась ближе к отцу. Это не укрылось от глаз мисс Уэйд.
мысли. А между тем, - и она вперила в Бэби глубокий, пристальный взгляд, -
где-то есть люди, которым назначено вмешаться в вашу жизнь, и они уже
готовятся выполнить свое назначение. Можете не сомневаться, что они его
выполнят. Быть может, эти люди еще далеко, за сотни и тысячи миль морского
пути; быть может, они уже совсем близко; быть может, они обретаются среди
самых жалких подонков этого города, куда мы попали проездом, - вам этого не
узнать и не изменить.
выражением, от которого ее красота казалась блекнущей, хотя и находилась в
самом расцвете, покинула залу.
отведенную ей комнату, мисс Уэйд нужно было пройти целый лабиринт лестниц и
коридоров. Под самый конец этого сложного перехода, когда она уже очутилась
в галерее, куда выходила ее комната, внимание ее вдруг привлекли чьи-то
сердитые выкрики и рыдания. Одна из дверей была приотворена, и, проходя
мимо, она увидела служанку семейства, с которым только что рассталась, -
обладательницу столь странного имени.
горяча, сразу видно! Густые черные волосы в беспорядке рассыпались у нее по
плечам, лицо горело, губы распухли от слез и от того, что захлебываясь
яростью, она поминутно дергала их беспощадной рукой.
всхлипывая после каждого слова. - Бросили меня тут и думать забыли. Я умираю
от голода, от жажды, от усталости, а им и горя мало! Изверги! Чудовища!
Звери!
воздухе, не дотянувшись до шеи, усеянной сине-багровыми пятнами от щипков,
которыми она себя щедро награждала.
Да, рады. Со мной такое было только два раза в карантинном бараке; и оба
раза вы меня заставали врасплох. Я вас боюсь.
гневом, своей злостью, своей - не знаю как это назвать. А плачу я, потому
что со мной дурно обращаются, да, дурно, дурно, дурно! - Тут рыдания
возобновились, слезы полились обильнее, а руки принялись за свое прерванное
занятие.
усмешкой. И в самом деле, любопытно было наблюдать, как девушка, раздираемая
яростной борьбой страстей, корчится и истязает себя, словно в нее, как
бывало встарь, вселились бесы.
ней, как старая нянька, а ее все ласкают, милуют, зовут деточкой! Ненавижу
все эти ласковые прозвища! И ее ненавижу тоже! Они из нее дурочку делают
своим баловством. Она думает только о себе, больше ни о ком; я для нее все
равно что стул или стол! - Казалось, жалобам не будет конца.
Адамов Григорий
Шилова Юлия
Верещагин Олег
Василенко Иван
Журавлев Владимир
Шилова Юлия