всматривающиеся мне в лицо, - все это поразило меня. То, что я видел и
слышал здесь, - слышал даже от самого старика, - давало мне основания
считать его богатым человеком. Значит, это один из тех жалких скупцов,
которые, поставив себе в жизни единственную цель - наживу - и скопив
огромные богатства, вечно терзаются мыслью о нищете, вечно одержимы страхом,
как бы не потерпеть убытков и не разориться. Многое из того, что старик
говорил раньше и что было тогда непонятно мне, подкрепляло мои опасения, и я
окончательно причислил его к этому несчастному племени.
не оставалось времени, так как девочка вскоре вернулась в комнату и сейчас
же села с Китом за урок письма, что, оказывается, было заведено у них два
раза в неделю и доставляло ученику и учительнице огромное удовольствие.
Очередной урок приходился на сегодняшний вечер. Чтобы передать, как долго
понадобилось уговаривать Кита сесть за стол в присутствии незнакомого
джентльмена, как его, наконец, усадили, как он загнул обшлага, расставил
локти, уткнулся носом в тетрадку и страшным образом скосил на нее глаза,
как, взяв перо, он немедленно начал сажать кляксу за кляксой и вымазался
чернилами до корней волос, как, написав совершенно случайно правильную
букву, он нечаянно стирал ее рукавом, пытаясь вывести вторую такую же, как
при каждой очередной ошибке раздавался взрыв смеха девочки и не менее
веселый хохот самого Кита и как, несмотря на подобные неудачи, наставница
старалась преподать своему ученику трудную науку письма, а он с таким же
рвением одолевал ее, - повторяю, чтобы передать все эти подробности,
понадобилось бы слишком много времени и места, гораздо больше, чем они того
заслуживают. Будет вполне достаточно, если я скажу, что урок был дан, что
вечер миновал и следом за ним наступила ночь, что к ночи старик опять стал
выражать явные признаки беспокойства и нетерпения, что он ушел из дому
тайком в тот же час, как и прежде, и что девочка опять осталась одна в этих
мрачных стенах.
читателя с моими героями, я в интересах дальнейшего повествования отстранюсь
от него и предоставлю тем, кто играет в нем главные и сколько-нибудь
существенные роли, действовать и говорить самим за себя.
ГЛАВА IV
келье на Тауэр-Хилле миссис Квилп коротала часы разлуки, изнывая от тоски по
супругу, покинувшему ее ради той деловой операции, которая, как мы уже
видели, привела его в лавку древностей.
его интересы отличались крайней разносторонностью и дел ему всегда хватало.
Он собирал дань в виде квартирной платы с целой армии обитателей трущоб на
грязных улочках и в грязных закоулках возле набережной, ссужал деньгами
матросов и младших офицеров торговых судов, участвовал в рискованных
операциях многих штурманов Ост-Индской компании*, курил контрабандные сигары
под самым носом у таможни и чуть ли не ежедневно встречался на бирже с
господами в цилиндрах и в кургузых пиджачках. На правом берегу Темзы ютился
небольшой, кишащий крысами и весьма мрачный двор, именовавшийся "Пристанью
Квилпа", где взгляду представлялось следующее: дощатая контора, покосившаяся
на один бок, словно ее сбросили сюда с облаков и она зарылась в землю,
ржавые лапы якорей, несколько чугунных колец, гнилые доски и груды побитой,
покореженной листовой меди. На "Пристани Квилпа" Дэниел Квилп выступал в
роли подрядчика по слому старых кораблей, но, судя по всему, он был либо
совсем мелкой сошкой в этой области, либо ломал корабли на совсем мелкие
части. Нельзя также сказать, чтобы здесь кипела жизнь и замечались следы
бурной деятельности, ибо единственным обитателем этих мест был мальчишка в
парусиновой куртке (существо, по-видимому, земноводное), весь круг занятий
которого заключался в том, что он либо сидел на сваях и бросал камни в тину
во время отлива, либо стоял, засунув руки в карманы, и с полной
безучастностью взирал на оживленную в часы прилива реку.
миссис Квилп, имелась крохотная каморка, отведенная ее матушке, которая
проживала совместно с супружеской четой и находилась в состоянии
непрекращающейся войны с Дэниелом, что не мешало ей сильно его побаиваться.
Да и вообще это чудовище Квилп повергал в трепет почти всех, кто сталкивался
с ним в повседневной жизни, действуя на окружающих то ли своим уродством, то
ли крутостью нрава, то ли коварством, - чем именно, в конце концов не так уж
важно. Но никого не держал он в таком полном подчинении, как миссис Квилп -
хорошенькую, голубоглазую, бессловесную женщину, которая, связавшись с ним
узами брака в явном ослеплении чувств (что случается не так уж редко),
каждодневно и полной мерой расплачивалась теперь за содеянное ею безумие.
келье на Тауэр-Хилле. Коротать-то она коротала, но только не одна, ибо,
кроме ее почтенной матушки, о которой уже упоминалось раньше, компанию ей
составляли несколько соседок, по странной случайности (а также по взаимному
сговору) явившихся в гости одна за другой как раз к чаю. Обстоятельства
встречи вполне благоприятствовали беседе, в комнате стояла приятная полутьма
и прохлада; цветы на раскрытом настежь окне, не пропуская с улицы пыли, в то
же время заслоняли от глаз древний Тауэр, и дамы были не прочь поболтать и
поблагодушествовать за чайным столом, чему немало способствовали такие
соблазнительные вещи, как сливочное масло, мягкие булочки, креветки и
кресс-салат.
зашел о склонности мужчин тиранствовать над слабым полом и о вытекающей
отсюда необходимости для слабого пола оказывать отпор их тиранству и
отстаивать свои права и свое достоинство. Это было, естественно, по
следующим четырем причинам: во-первых, миссис Квилп, как женщину молодую и
явно изнывающую под пятой супруга, следовало подстрекнуть к бунту;
во-вторых, родительница миссис Квилп была известна строптивостью нрава
(качеством весьма похвальным) и стремлением всячески противодействовать
мужскому самовластию; в-третьих, каждой гостье хотелось выказать свое
превосходство в этом смысле перед всеми другими существами одного с нею
пола; и, в-четвертых, привыкнув сплетничать друг про дружку с глазу на глаз,
дамы не могли предаваться этому занятию в тесном приятельском кружке, и,
следовательно, им ничего не оставалось, как ополчиться на общего врага.
обмен мнениями, осведомившись с весьма озабоченным и участливым видом, как
себя чувствует мистер Квилп, на что матушка жены мистера Квилпа отрезала: -
Прекрасно! А что ему сделается? Худой траве все впрок!
миссис Квилп, словно перед ними сидела мученица.
что-нибудь присоветовали, миссис Джинивин! (Следует отметить, что в
девичестве миссис Квилп была мисс Джинивин.) Ведь все зависит от того, как
женщина себя поставит. Впрочем, что зря говорить, сударыня! Вам это лучше
всех известно.
покойный муж, а ее дражайший родитель, осмелился сказать мне хоть одно
непочтительное слово, я бы... - И почтенная старушка с яростью свернула
шейку креветке, видимо заменяя недосказанное этим красноречивым действием. B
таком смысле оно и было понято, и ее собеседница не замедлила подхватить с
величайшим воодушевлением: - Мы с вами будто сговорились, сударыня! Я бы
сама сделала то же самое!
обойтись и без этого. Я, слава богу, тоже обходилась.
провозгласила дебелая матрона.
Джинивин. - Сколько раз я твердила тебе то же самое, заклинала тебя, чуть ли
не на колени перед тобой становилась!
вспыхнула, улыбнулась и недоверчиво покачала головой. Это немедленно
послужило сигналом ко всеобщему возмущению. Начавшись с невнятного
бормотанья, оно мало-помалу перешло в крик, причем все кричали хором, уверяя
миссис Квилп, что, будучи женщиной молодой, она не имеет права спорить с
теми, кто умудрен опытом; что нехорошо пренебрегать советами людей,
пекущихся только о ее благе; что такое поведение граничит с черной
неблагодарностью; что вольно ей не уважать самое себя, но пусть подумает о
других женщинах; что, если она откажется уважать других женщин, настанет
время, когда другие женщины откажутся уважать ее, о чем ей придется очень и
очень пожалеть. Облегчив таким образом душу, дамы с новыми силами
набросились на крепкий чай, мягкие булочки, сливочное масло, креветки и
кресс-салат и заявили, что от расстройства чувств им просто кусок в горло не
идет.
случись мне завтра умереть, Квилп женится на ком захочет, и ни одна женщина
ему не откажет - вот не откажет и не откажет!
Посмел бы он только присвататься к кому-нибудь из них! Посмел бы только
заикнуться об этом! Одна дама (вдова) твердо заявила, что она зарезала бы
его, если б он решился хоть намекнуть ей о своих намерениях.
это одни разговоры, и я знаю, прекрасно знаю: Квилп такой, что стоит только
ему захотеть, и ни одна из вас перед ним не устоит, даже самая красивая,
если она будет свободна, а я умру, и он начнет за ней ухаживать. Вот!
виду меня. Ну что ж, пусть попробует - посмотрим!" И тем не менее все они по
какой-то им одним ведомой причине взъелись на вдову и стали шептать, каждая
на ухо своей соседке: пусть, дескать, эта вдова не воображает, будто намек
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Плотников Александр
Березин Федор