Мы сидели на берегу и смотрели на свой корабль. Второе судно, служившее нам
мостиком на пирс, вскоре ушло, и на наш "борт" мы пройти уже не могли.
Парень рассказал, что собирался проехать на велосипеде по "Транскамчатскому
шоссе", Сахалину и Приморью (естественно, используя теплоходы). Велосипед
он заранее выслал из Минска в Усть-Камчатск. Но за два месяца посылка так и
не пришла. Оставив на почте записку, Ивась (так звали беднягу) направлялся
в Петрик, надеясь дождаться велосипеда там. Впоследствии ему пришлось таким
же образом добираться на Сахалин и так далее. Объехав весь Дальний Восток,
велосипед вернулся в Минск к февралю вместе со счетом.
Нашу беседу прервал легкий всплеск. Прилив поднял воду в реке, буксир
высвободил нос из песка и стал медленно отплывать. Мы тупо глядели вслед.
Только когда течение подхватило судно и понесло к морю, мы бросились к
стоявшему неподалеку пограничному катеру. Через минуту катер с ревом несся
вдогонку за буксиром, а мы стояли на носу, готовясь к десантированию. Нос
катера ударил беспризорное судно в борт, и мы прыгнули туда. "Заводите
мотор!" - закричали пограничники. Увы, мы не знали, как это делается, а
стоячие волны были уже близко... Тут снизу на палубу выскочил в дупелину
пьяный матрос с вытаращенными глазами, видимо, разбуженный ударом о борт.
От испуга при виде белых гребней впереди он с криком кувырнулся в воду.
Пограничники хохотали так, что едва смогли его вытащить. В конце концов мы
благополучно вернулись к пирсу под веселые крики мгновенно собравшейся
толпы.
Путь вверх по реке был очень красив. Каньон петлял среди гор
Восточно-Камчатского хребта. Берега устилали трупы отнерестившихся лососей,
на которых кормились ярко-красные лисы и огромные белоплечие орланы. Буксир
то и дело ломался, и пришлось ночевать на реке. Ночью на палубу влез
медведь и стал звенеть мисками с икрой. Мы зажгли в рубке свет, и зверь
удрал, залив палубу пометом.
Наутро отчаянно болела голова после выпитой "томатовки". По реке плыли
плоты из корявых березовых бревен. Извилистые и твердые стволы камчатской
березы, собственно, никому не нужны. Однако план надо гнать, а лиственница
на полуострове уже почти вся вырублена - тоже без толку, ведь лиственничные
плоты при сплаве тонут. Как и большинство рек Сибири, Камчатка теперь течет
"по паркету". Вскоре мы вышли на равнину. Справа сверкал гребень вулкана
Шивелуч, окруженный огромной пустошью, которую засыпало пеплом и камнями
величиной с дом при извержении 1964 года. Капитан тем временем рассказывал,
как в Усть-Камчатске, однажды уже смытом до основания, пару лет назад снова
объявили "тревогу цунами". Через три минуты все городское начальство
сбежало на единственном вертолете. Еще через минуту командование армейских
и пограничных частей умчалось вверх по реке на уже известном нам катере.
Поселок лежит на совершенно плоском берегу, уйти в сопки там нельзя, и
четыре часа его жители в страшной панике бегали взад-вперед по главной
улице, пока не стало ясно, что цунами не будет.
Мы пристали к берегу в поселке Ключи, откуда начинается "Транскамчатское
шоссе", ведущее в Петрик. Собственно, на картах оно идет в Усть-Камчатск.
Этот участок дороги строят каждый год, и каждый год он тонет в болоте. За
поселком уходил ввысь громадный, идеально правильный конус Ключевской
сопки, слегка дымившийся. Весь день я шел к нему, и вершина, сиявшая в
небе, была так отточенно прекрасна, что от нее невозможно было оторвать
взгляд. Местность постепенно повышалась. Березняки, где ветер гнал тучи
черного вулканического песка, сменились синеватыми зарослями ольхового
стланика. Перейдя несколько глубоких оврагов, я вступил в Бомбежную Тундру
- усыпанное камнями пространство, среди которого возвышалось множество
крошечных вулканчиков - боковые кратеры. Все они были разных цветов -
красные, черные, желтые, с воронками на макушках. Подъем становился все
круче, появились грязные снежники и застывшие лавовые потоки. Переночевал я
в маленькой избушке вулканологов на склоне. Гора ночью дрожала, из ее
макушки в небо бил огненный факел, и мимо с грохотом катились камни.
Утром вершина была залита розовым светом, внизу сверкали бесчисленные озера
поймы Камчатки. Я карабкался вверх по леднику, покрытому маленькими
снеговыми "грибками", потом по гладкому льду, где валялись расколотые
морозом вулканические бомбы, потом по свежему серому пеплу и к вечеру
оказался на краю кратера. За два дня я набрал 4800 м высоты и чувствовал
себя, как после марафонского бега. В кратере за последние пять лет вырос
внутренний конус, из его вершины шел густой серый дым. Я поднялся туда и
заглянул в жерло, но ничего, кроме дыма, не увидел. Вокруг лежала ровная
поверхность облаков. Между склоном внутреннего конуса и стеной старого
кратера было довольно тепло. Нашел место, где не было упавших камней, и
приготовился к ночевке. Взошла луна, облака внизу разошлись, и стали видны
сверкающие ледники соседних вулканов, далекие хребты и отблеск на глади
Охотского моря в 200 километрах к западу. На востоке виднелись огни
Усть-Камчатска, а у подножия - искорки Ключей. Морозный ветер нес снежную
крупу, по усыпанному звездами небу проносились метеоры. Я уже почти уснул,
когда гора качнулась и облако дыма над вершиной осветил красный отблеск.
Послышался гул, и я, помня бомбежку на Эбеко, приготовился к худшему. Из
жерла ударил вверх ярко светящийся фонтан жидкой лавы. Камни посыпались по
склону, воздух наполнился пеплом и сернистым газом, а затем новый фонтан
брызнул в небо, освещая клубящуюся тучу пепла. Багровый отсвет заплясал на
остром клыке соседнего вулкана Камень. Узкий ручеек лавы побежал вниз,
пузырясь и застывая на ходу. Потом все стихло. В течение ночи вулкан
"стрелял" еще несколько раз и будил меня грохотом. Я подходил к краю
лавового ручья, глядел на завораживающее движение огненной реки. Иногда
синяя молния вспыхивала в черных тучах, и игра красок становилась просто
фантастической.
К утру гора успокоилась. Застывший лавовый поток затерялся среди десятков
таких же, родившихся в другие ночи, и лишь дымок над трещинами говорил о
том, что этим черным камням всего нескольько часов от роду. Дымящееся жерло
едва виднелось в тумане. Сквозь серую пелену я сбежал вниз по гладкому
склону, прыгая через узкие ледниковые трещины. В избушке забрал свои вещи и
на негнущихся ногах сустился в Бомбежную Тундру, где меня громким свистом
приветствовали сурки. Пронзительно-свежий, но мертвый воздух высокогорья,
резкие тени камней и темно-синее небо сменились ароматом пойменных лугов.
Уже в сумерках, когда вокруг замелькали ночные птицы-козодои, я ступил на
тридцатикилометровую грунтовку, по которой к двум ночи добрел в Ключи,
устав, как никогда в жизни. (Только через день я сообразил, что до меня
козодоев на Камчатке никто не видел - пришлось писать об этом статью в
"Орнитологию"). Еще час я блуждал по поселку, разыскивая станцию Института
Вулканологии. Наконец, падая от усталости и подпрыгивая на каждом шагу от
боли в мышцах ног, я вполз на второй этаж, упал на какие-то ящики, закрыл
глаза, спустя миг открыл их и увидел, что уже утро.
Позавтракав с вулканологами (никто из них так и не смог мне объяснить,
почему Ключевская сопка "работает" только по ночам), я выполз на шоссе.
Через несколько часов попутный грузовик доставил меня в Эссо - маленький
поселок, окруженный лиственничной тайгой. По-прежнему хромая на обе ноги,
добрел до бассейна местного горячего источника. Меня покрывал слой грязи и
пыли, песок скрипел во всех карманах, в ботинках, за шиворотом и даже в
ушах. Раздевшись, я плюхнулся в горячую воду. Местные жители - коряки,
ительмены и эвенки - тут же выскочили на берег. Я удивленно огляделся и
увидел, что по воде расплывается серая клякса пепла.
Попутки не всегда попадаются вовремя, и вечер застал меня на огромной гари,
заросшей брусникой, с редкими стволами уцелевших лиственниц. Дорога была
пуста. Я брел по шоссе, поглядывая на далекий купол вулкана Толбачик.
Большое облако подплыло к нему, встало над вершиной, обволокло ее белой
мантией, а затем двинулось дальше, по-прежнему сохраняя форму вулкана.
Солнце село, тучи мошек поднялись из брусничного ковра. Над Толбачиком
появилось облако в форме зонтика. Темнело. Над первым "зонтиком" из воздуха
возник второй, третий, и вскоре над вулканом висела стопка из семи
"блинов". Я понуро тащился по дороге, преследуемый тысячами кровожадных
мошек. Только глубокой ночью меня догнали "Жигули".
Через пару дней, добравшись, наконец, до города, я снова пришел в
управление заповедника и начал переговоры насчет Долины Гейзеров. После
двух часов размахивания документами, шатания по коридорам и подробного
объяснения чрезвычайной важности для науки моего туда визита, мне
посоветовали обратиться в Институт Вулканологии, от которого летали
вертолеты в заповедник. Я поспешил за тридцать километров в Петропавловск,
где после долгого проталкивания сквозь бесчисленные "Нет!", "Никаких
вертолетов!", "Все рейсы забиты" и "Много вас здесь таких ходит!" меня
отправили в заповедник за пропуском. Тут кончился рабочий день. Я пошел к
знакомому по одному из теплоходных рейсов Сереже Соловьеву и стал
дожидаться многообещающего утра.
Увы, и назавтра, и на третий день мне пришлось все также курсировать между
заповедником и институтом. Кроме меня, по этому хитрому кругу вращались
несколько туристских групп, журналисты трех газет и множество прочих
желающих. Я затратил кучу денег на автобус Елизово-Петропавловск, но так
ничего и не добился. Поняв, что рискую весь остаток лета проездить по тому
же маршруту, я плюнул на все и поехал на турбазу, расположенную между
Корякским и Авачинским вулканами.
Погода была прекрасная. Внизу сверкала Авачинская бухта, солнце освещало
разноцветные склоны, между палатками бегали суслики, подбирая хлебные
крошки. Но наутро все оказалось затянутым туманом. Под дождем и ветром
несколько сот человек длинной цепочкой брели вверх, к кратеру Авачи. Мы
дошли до уступа, бывшей вершины горы. Здесь уже шел снег. Ветер дул с такой
силой, что стоять было невозможно. Но туристы оказались упорными, и вскоре
мы, взобравшись наверх, лежали на краю огромной желтой чаши, из которой
бесчисленные струи пара несли острый едкий запах сернистого газа.
А на следующий день начался третий раунд атаки на Долину. Теперь я
сосредоточился на вертолетном аэродроме Халактырка и фешенебельной
гостинице "Гейзер", где надеялся поймать каких-нибудь "спецтуристов" и
прорваться за ними в Долину, как пехотинец за танком. Тут мне повезло: я
встретил ребят из Свердловского турклуба, а у них были две тысячи наличных
Русанов Владислав
Буджолд Лоис
Лондон Джек
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия