самой чаще леса высились башни, вернее сказать - печные трубы господского
дома, называемого замком, куда держали путь наши всадники.
крышей, пересекающихся крест-накрест под прямым углом. Две сторожевые вышки
и башенки по углам крыши, сильно напоминающие перечницы, давали усадьбе
право именоваться замком Дарнлинварах. Главное здание и прилежащие к нему
службы были обнесены низкой каменной оградой.
предосторожности, необходимые в столь смутные и тревожные времена: в стенах
и в каменной ограде были пробиты новые бойницы; на окнах появились
перекрещивающиеся железные прутья, похожие на тюремные решетки. Ворота во
двор были заперты на все засовы, и лишь после долгих переговоров одна из
створок открылась, и перед путниками появилось двое слуг, здоровенных
горцев, вооруженных с ног до головы и готовых, подобно Битию и Пандору в
"Энеиде", преградить путь любому опасному пришельцу.
приготовления к обороне: вокруг стен шли подмостки для мушкетонов, а
несколько легких пушек, так называемых фальконетов, были размещены в угловых
и боковых башнях.
одни бросились принимать у приехавших лошадей, другие выстроились у входа,
готовые проводить гостей во внутренние покои. Однако капитан Дальгетти
отказался от всех , предложенных ему услуг и пожелал самолично позаботиться
о своем коне.
моего Густава (ибо это имя я дал ему в честь моего непобедимого
военачальника). Мы старые друзья и боевые товарищи, и, так же как мне служат
его ноги, ему служит мой язык, требуя для него то, в чем он нуждается. - С
этими словами капитан Дальгетти без дальнейших церемоний проследовал в
конюшню за своим скакуном.
коням и, поручив их заботам прислуги, вошли в дом. Здесь, в темных сводчатых
сенях, в числе прочей разнородной утвари красовалась огромная бочка дешевого
пива, а около нее стояло несколько деревянных не то ковшей, не то чарок с
двумя ручками, словно приглашая всех, кто пожелает, воспользоваться ими.
Лорд Ментейт без всяких церемоний вынул из бочки втулку, напился сам и
передал чарку Андерсону, который последовал примеру своего господина,
предварительно выплеснув, однако, остатки пива из чарки и слегка ополоснув
ее.
пить после своего хозяина, не вымыв чашки и не расплескав пива. Пропади ты
пропадом!
станет пить из чашки после другого, разве только после молодой женщины.
доброе, не все ли тебе равно, чьи чужие усы побывают в чашке раньше твоих?
Доналда, и оба они последовали за своим господином в зал с низкими каменными
сводами, служивший, по обычаю шотландских знатных семейств, местом сбора для
всех обитателей замка. Там было полутемно - тусклый свет исходил только от
огромного очага в дальнем углу, где тлели куски торфа; из-за пронизывающей
сырости зал отапливали даже в летние месяцы. Два-три десятка щитов, столько
же шотландских палашей и кинжалов, пледы, кремневые ружья, мушкеты, луки и
арбалеты, секиры, посеребренные латы, стальные шлемы и шишаки, старинные
кольчуги - рубашки из металлической сетки с такими же капюшонами и рукавами
- все это вперемежку висело по стенам и могло бы в течение целого месяца
служить развлечением любому члену наших обществ любителей старины. Но в те
времена подобные предметы были слишком привычны, чтобы привлекать внимание
посетителей замка.
почтительным радушием поспешил "расставить предназначавшееся для лорда
Ментейта угощение, состоявшее из молока, масла, козьего сыра, кувшина пива и
фляги шафранной водки, между тем как младший по должности слуга готовил
такую же закуску на нижнем конце стола - для спутников приезжего гостя.
Расстояние между верхним и нижним концом стола считалось, по понятиям того
времени, достаточной дистанцией между господином и слугой, даже если первый
и принадлежал, как граф Ментейт, к знатному роду. Во время этих
приготовлений гости отогревались у огня: молодой граф стоял у самого очага,
а слуги - на некотором расстоянии от него.
своему слуге.
себе рассказывает. Неплохо бы нам иметь десятка два таких молодцов, чтобы
хоть как-нибудь обтесать наших ирландцев.
что этот Далыетти - одна из тех ненасытных пиявок, которые, насосавшись
крови в чужих странах, возвращаются на родину, чтобы упиться кровью своих
соотечественников. Стыд и позор всей этой своре продажных вояк! Они на всю
Европу ославили шотландцев, этим именем называют теперь презренных
наемников, которые не знают ни чести, ни убеждений, а только свое месячное
жалованье, и готовы изменить любому знамени по воле случая или ради более
высокой платы; их жадности и корыстолюбию, их погоне за чужим добром и
беспечной жизнью мы в немалой доле обязаны той междоусобной войной, которая
заставляет нас обратить наши мечи против своих же собратьев. У меня едва
хватило терпения слушать болтовню этого наемного гладиатора, хотя вместе с
тем я с трудом удерживался от смеха над его беспримерной наглостью!
посоветовать вам при теперешних обстоятельствах умерить порывы вашего
благородного негодования: мы, к сожалению, не можем осуществить своих
намерений без помощи тех, кто движим более низкими побуждениями, нежели
наши. Мы не можем отказаться от услуг таких молодцов, как наш приятель -
капитан Дальгетти. Изъясняясь библейским слогом святош из английского
парламента, мы говорим: "Сыны Зеруаха еще слишком опасны для нас".
- как я делал это до сих пор, поняв ваш намек. Но я с удовольствием послал
бы этого молодца ко всем чертям!
приложив к ранке другого, раздавленного скорпиона. Но тише... Нас могут
услышать.
гордая осанка и уверенная поступь, равно как его одежда и орлиное перо на
шапочке, изобличали человека высокого звания. Он медленно подошел к столу,
не обращая внимания на Ментейта, который поздоровался с ним, назвав его
Алланом.
рдеющие угли, погрузился в глубокое раздумье. Его мрачный взгляд, дикое и
исступленное выражение лица выдавали в нем человека, который так поглощен
собственными мыслями, что не замечает окружающего. Будь это жителе Нижней
Шотландии, такая угрюмая суровость - быть может, следствие уединенной и
аскетической жизни - могла бы быть приписана религиозному фанатизму; но
шотландские горцы редко страдали этим духовным недугом, столь
распространенным в ту пору среди англичан и обитателей Нижней Шотландии.
Впрочем, и у горцев были свои предрассудки, затуманивавшие их разум нелепыми
бреднями так же сильно, как пуританство затуманивало умы их соседей.
говоря еле слышным шепотом, - вам лучше сейчас не обращаться к Аллану -
рассудок его помрачен.
молчаливым хозяином.
рост и пристально глядя на старого слугу, - не сказал ли я, что прибудут
четверо? А здесь их только трое.
идет сюда из конюшни, громыхая железом. Он точно краб в скорлупе - и грудь,
и спина, и бедра, и ноги у него в латах. А куда прикажешь посадить его -
подле Ментейта или на нижнем конце стола, рядом с его почтенными слугами?
Дальгетти. - Надеюсь, в ожидании более сытной трапезы, господа не откажутся
закусить хлебом и сыром. Как только хозяин со своими гостями, прибывшими из
Англии, вернется с охоты, наш повар Дугалд угостит вас жареной козлятиной и
дикой олениной.
стоявшему рядом со стулом лорда Ментейта, облокотился на спинку. Андерсон и
его товарищ почтительно ожидали в конце стола разрешения занять свои места;
трое или четверо горцев, под надзором старого Доналда, сновали взад и
вперед, расставляя на столе принесенные яства, или стояли за стульями
гостей, ожидая приказаний.
выхватив из рук слуги светильник, поднес его к самому лицу Дальгетти, сурово
и внимательно разглядывая его.
Аллан, молча покачав головой, прекратил свой осмотр, - мы с этим молодцом,
надо думать, сразу узнаем друг друга, доведись нам снова встретиться!
осветив лицо Андерсона и его товарища, подверг их столь же тщательному
осмотру. Постояв с минуту в глубоком раздумье, он потер рукой лоб, потом
вдруг схватил Андерсона за руку и, прежде чем тот успел оказать малейшее
сопротивление, повел - вернее, потащил - его к свободному месту на верхнем