Чтение 7–й страницы книги ~Дженни Герхард~

отошел.

Теперь Герхардт постоянно слышал об удивительном сенаторе из отеля, о
том какой он любезный и как много платит за стирку. Простодушный труженик
легко поверил, что мистер Брэндер - добрейший и благороднейший человек.

Дженни и сама думала так же и все больше восхищалась сенатором.

Она становилась так женственна, так хороша собой, что никто не мог
равнодушно пройти мимо. Она была высокая, великолепно сложена. В длинном
платье, в наряде светской женщины она была бы прекрасной парой для такого
представительного мужчины, как сенатор. У нее были удивительно ясные,
живые глаза, чудесный цвет лица, ровные, белые зубы. И при том она была
умна, чутка и очень наблюдательна. Ей недоставало только воспитания и
уверенности, которой никогда не бывает у человека, сознающего свое
зависимое, подчиненное положение. Необходимость заниматься стиркой,
разносить белье и принимать всякую малость как благодеяние связывала ее.

Теперь она дважды в неделю приходила в отель; сенатор Брэндер держался
с нею приветливо и непринужденно, и она отвечала ему тем же. Он часто
делал небольшие подарки ей, ее сестрам и братьям и всегда говорил с нею
так просто и искренне, что под конец ощущение разделяющей их пропасти
исчезло, и она стала видеть в нем не столько важного сенатора, сколько
великодушного друга. Однажды он спросил, не хочет ли она учиться, думая
при этом, что образование сделало бы ее еще привлекательней. Наконец
как-то вечером он подозвал ее:

- Идите-ка сюда поближе, Дженни.

Она подошла, и он вдруг взял ее за руку.

- Ну-ка, Дженни, - сказал он, весело и пытливо глядя ей в лицо, -
скажите, что вы обо мне думаете?

- Не знаю, - ответила она, застенчиво отводя глаза. - А почему вы
спрашиваете?

- Нет, знаете, - возразил он. - Есть же у вас какое-то мнение обо мне.
Вот и скажите, какое?

- Никакого нет, - простодушно ответила она.

- Нет, есть - повторил он; ее явная уклончивость забавляла его и
вызывала любопытство. - Должны же вы что-нибудь обо мне думать. Что же?

- Вы спрашиваете, нравитесь ли вы мне, да? - бесхитростно спросила
Дженни, глядя сверху на львиную гриву черных с проседью волос, благодаря
которой красивое лицо сенатора казалось почти величественным.

- Да, - ответил он, немного разочарованный.

Ей не хватало умения кокетничать.

- Ну, конечно, вы мне нравитесь, - с милой улыбкой сказала она.

- И вы никогда больше ничего не думали обо мне?

- Я думаю, что вы очень добрый, - ответила Дженни, робея еще больше;
она только теперь заметила, что он все еще держит ее руку.

- И это все? - спросил он.

- Разве этого мало? - сказала она, и ресницы ее дрогнули.

Сенатор смотрел на девушку, и ее ответный взгляд - веселый,
дружески-прямой - глубоко волновал его. Он молча изучал ее лицо, а она
отвернулась и поежилась, чувствуя, хотя едва ли понимая все значение этого
испытывающего взгляда.

- Ну, а я думаю, - сказал он наконец, - что вы замечательная девушка. А
вам не кажется, что я очень милый человек?

- Кажется, - без запинки ответила Дженни.

Сенатор откинулся в кресле и рассмеялся - так забавно это у него
получилось. Она с любопытством посмотрела на него и улыбнулась.

- Чему вы смеетесь? - спросила она.

- Вашему ответу. Хотя мне не следовало бы смеяться. Вы меня ни капельки
не цените. Наверно, я вам совсем не нравлюсь.

- Нет, нравитесь, - серьезно ответила она. - Вы такой хороший.

По ее глазам было ясно, что она говорит от души.

- Так, - сказал он, мягко притянул девушку к себе и поцеловал в щеку.

Дженни ахнула и выпрямилась, изумленная и испуганная.

Это было нечто новое в их отношениях. Расстояние между Дженни и
государственным деятелем мгновенно исчезло. Она увидела в нем то, чего
прежде не замечала. Он сразу показался ей моложе. Он относится к ней как к
женщине, он в нее влюблен. Она не знала, что делать, как себя держать.

- Я испугал вас? - сказал он.

Она посмотрела на этого человека, которого привыкла глубоко уважать, и
с улыбкой ответила только:

- Да, испугали.

- Это потому, что вы мне очень нравитесь.

Подумав минуту, Дженни сказала:

- Мне надо идти.

- Ну вот, - жалобно сказал Брэндер, - неужели вы из-за этого убегаете?

- Нет, - ответила она, почему-то чувствуя себя неблагодарной, - но мне
пора. Дома будут беспокоиться.

- А вы не сердитесь на меня?

- Нет, - сказала она чуть кокетливо, чего прежде никогда не бывало.

Она почувствовала свою власть над ним, и это было так ново, так
удивительно, что оба они почему-то смутились.

- Как бы то ни было, вы теперь моя, - сказал сенатор, вставая. - Отныне
я буду заботиться о вас.

Дженни приятно было это слышать. "Ему впору творить чудеса, - подумала
она, - он настоящий волшебник". Она оглянулась, и при мысли, что перед нею
открывается такая новая, удивительная жизнь, у нее закружилась голова от
радости. Не то, чтобы она вполне поняла, что он хотел сказать. Наверно, он
будет добр и великодушен, будет дарить ей прекрасные вещи. Понятно, она
была счастлива. Она взяла сверток с бельем, за которым пришла, не замечая
и не чувствуя несообразности своего положения, а для Брэндера это было
горьким упреком.

"Она не должна разносить белье", - подумал он. Нежность и сочувствие
поднялись в нем горячей волной. Он взял ее лицо в ладони, на этот раз как
добрый покровитель.

- Ничего, девочка, - сказал он. - Вам не придется вечно этим
заниматься. Я что-нибудь придумаю.

С того дня их отношения стали еще более простыми и дружескими. Когда
Дженни пришла в следующий раз, сенатор, не задумываясь, предложил ей сесть
на ручку его кресла и стал подробно расспрашивать о том, как живут ее
родные, чего хочет и о чем мечтает она сама. Он заметил, что на некоторые
его вопросы она отвечает уклончиво, особенно о работе отца. Ей стыдно было
признаться, что отец ходит по дворам и пилит дрова. Опасаясь, что тут
скрывается нечто более серьезное, Брэндер решил в ближайшие дни пойти и
узнать, в чем дело.

Так он и поступил в первое же свободное утро. Это было за три дня до
того, как в конгрессе началась ожесточенная борьба, закончившаяся его
поражением. В оставшиеся дни все равно уже ничего нельзя было предпринять.
Итак, Брэндер взял трость и зашагал к дому Герхардтов; через полчаса он
уже решительно стучал в их дверь.

Ему открыла миссис Герхардт.

- Здравствуйте! - весело сказал он и, заметив ее смущение, добавил: -
Можно войти?

При виде необыкновенного гостя добрая женщина совсем потерялась; она
потихоньку вытерла руки старым заплатанным фартуком и наконец ответила:

- Да, да, пожалуйста, войдите.

Забыв закрыть дверь, миссис Герхардт торопливо провела сенатора в
комнату и, придвинув стул, пригласила его сесть.

Брэндер пожалел, что так смутил ее.

- Не беспокойтесь, миссис Герхардт, - сказал он. - Я просто проходил
мимо и решил заглянуть к вам. Как здоровье вашего мужа?

- Спасибо, он здоров, - ответила она. - Ушел на работу.

- Значит, он нашел место?

- Да, сэр, - ответила миссис Герхардт; она, как и Дженни, не решалась
сказать, что это за работа.

- И дети, надеюсь, все здоровы и ходят в школу?

- Да, - ответила миссис Герхардт.

Она сняла фартук и смущенно теребила его.

- Это хорошо. А где Дженни?

Дженни как раз гладила белье; заслышав голос гостя, она бросила утюг и
доску и убежала в спальню, где теперь поспешно приводила себя в порядок,
боясь, что мать не догадается сказать, будто ее нет дома, и не даст ей
возможности скрыться.

- Она дома, - сказала миссис Герхардт. - Сейчас я ее позову.

- Зачем же ты ему сказала, что я тут? - тихо упрекнула Дженни.

- А что же мне было делать?

Они не решались выйти к сенатору, а он тем временем осматривал комнату.
"Грустно, что столь достойные люди живут в такой нужде, - думал он, -
хотелось бы как-то им помочь".

- Доброе утро, - сказал он, когда Дженни наконец нерешительно вошла в
комнату. - Как поживаете?

Дженни подошла к нему и, краснея, протянула руку. Его приход так
взволновал ее, что она не могла вымолвить ни слова.

- Решил зайти и посмотреть, как вы живете, - сказал сенатор. - Дом
неплохой. Сколько же у вас комнат?

- Пять, - ответила Дженни. - Вы извините, у нас беспорядок. Мы сегодня
с утра гладили, поэтому тут все вверх дном.

- Понимаю, - мягко сказал Брэндер. - Неужели вы думаете, что я этого не
пойму, Дженни? Не надо меня стесняться.

Он говорил так же спокойно и дружески, как всегда, когда она бывала у
него, и это помогло Дженни прийти в себя.

- Пусть вас не смущает, если я еще как-нибудь загляну к вам. Я буду
навещать. Мне хотелось бы повидать вашего отца.

- Вот как, - сказала Дженни. - А его нету дома.