бегством. Иногда мне кажется, что вся его жизнь -- это бегство.
яблока, -- это удается далеко не каждому. Большинство людей только
притворяются свободными, а на самом деле связаны по рукам и ногам.
хозяина.
к нам?
надумает нас навестить, можешь не говорить ему, что я простудилась или лежу
при смерти -- я с удовольствием его приму.
стул -- увидела, что он улыбается. Встретившись с ней взглядом, он тут же
сделал серьезное лицо и снова крепко сжал свой ротик-пуговку. Она
направилась в сад. Воздух был тих, ласков и спокоен; небо на западе
разгоралось широкими полосами. Из дома доносились голоса детей -- наверное,
Пру укладывала их спать. В такую погоду хорошо было погулять одной,
побродить где-нибудь по окрестностям. Она вернулась в дом, захватила шаль,
накинула ее на плечи и, миновав сначала сад, потом парк, незаметно дошла до
перелаза. За перелазом расстилалось поле. Грязная тропинка привела ее к
проселочной дороге, за которой виднелась широкая пустошь, поросшая буйным
разнотравьем, а еще дальше, за пустошью, -- море и скалистый берег.
морской простор неудержимо манил ее к себе. Когда она, наконец, ступила на
берег, полого убегающий вниз, в воздухе уже похолодало. Чайки, в это время
года обычно сидящие на гнездах, при ее появлении всполошились и подняли
отчаянный крик. Дона устало опустилась на каменистый пригорок, поросший
пучками колючей травы, и огляделась. Слева виднелась река, широкой
искрящейся полосой убегающая к морю -- спокойному, гладкому, отливающему
медью и пурпуром в лучах заходящего солнца. Далеко внизу, под скалами, тихо
плескались волны.
самого горизонта. Дона лежала, погруженная в сладкую, дремотную тишину, и
смотрела на море. Неожиданно вдали замаячила какая-то точка. Она быстро
росла, приближалась, обретая очертания парусника. Ветер внезапно стих, и
парусник на мгновение замер, словно повис между морем и небом -- яркий,
легкий, как детская игрушка. Дона различала высокую корму, кубрик, странные
наклонные мачты и тучи чаек, с криком вьющихся вокруг корабля. , -- подумала она. Легкий ветерок промчался по склону
холма, на котором она лежала, взъерошил гребни волн под обрывом и полетел
дальше, к застывшему в ожидании кораблю. Паруса его вдруг наполнились
ветром, выгнулись и затрепетали -- белые, чистые и воздушные; чайки стаей
поднялись с поверхности моря и закружились вокруг мачт; заходящее солнце
позолотило корабль своим последним лучом, и он легко и плавно заскользил к
берегу, оставляя позади длинную темную волнистую полосу. Доне показалось,
будто чья-то рука внезапно сдавила ей сердце и чей-то тихий голос прошептал
на ухо: . Ее охватило какое-то странное
чувство -- восторг? страх? удивление? Она повернулась и, вполголоса напевая,
улыбаясь сама не зная чему, побрела обратно в Нэврон. Она шла, карабкаясь по
склонам, огибая лужи, по- мальчишески перепрыгивая через канавы, а небо над
ее головой становилось все темней и темней, вот уже показалась луна, и
легкий ветерок, шелестя, пробежал по верхушкам деревьев.
5
почти мгновенно, не замечая, что шторы раздернуты и в комнату светит луна.
Среди ночи она внезапно проснулась, разбуженная скрипом гравия под окном.
Было, наверное, чуть больше полуночи -- сквозь сон она разобрала, как
пробили часы на конюшне. Шаги под окном насторожили ее: слугам в это время
полагалось спать, а не разгуливать по двору. Она встала, подошла к окну и
выглянула в сад. От дома на землю ложилась густая тень; человек,
прогуливающийся внизу, должно быть, уже ушел -- она никого не увидела. Она
постояла, подождала. Неожиданно из-за деревьев, окаймлявших лужайку,
выступила человеческая фигура. Незнакомец остановился в квадрате лунного
света и посмотрел на дом. Затем поднес руку ко рту и тихо свистнул. Со
стороны дома навстречу ему тут же устремился второй человек, до этого,
очевидно, прятавшийся под окном гостиной. Он предостерегающе поднял руку и
быстро побежал через лужайку -- Дона узнала Уильяма. Она подалась вперед,
стараясь не выходить из-за шторы. Локоны упали ей на лицо, сердце
лихорадочно стучало -- все происходящее казалось ей подозрительным и
загадочным. Задыхаясь от волнения, она нетерпеливо барабанила пальцами по
подоконнику. Двое мужчин остановились в пятне лунного света. Уильям,
жестикулируя, что-то объяснял собеседнику. Внезапно он обернулся и показал
на дом -- Дона испуганно отступила в тень. Мужчины не заметили ее, беседа
возобновилась. Незнакомец кинул взгляд на дом и пожал плечами, словно
показывая, что ничего не может поделать. Затем оба шагнули под деревья и
скрылись в лесу. Дона подождала, прислушиваясь, но они не возвращались.
Свежий ветерок насквозь продувал ее легкую ночную сорочку. Она поежилась,
отошла от окна и снова улеглась в кровать, но заснуть не смогла: странное
поведение Уильяма обеспокоило ее.
бы волноваться. Мало ли какие дела могут быть у слуги: например, проведать
подружку, живущую в соседней деревне, или еще того невинней -- половить
мотыльков на досуге. Но эта крадущаяся походка, эти условные сигналы,
загадочный незнакомец, вызывающий его из дома тихим свистом, торопливость, с
которой Уильям бросился ему навстречу, предостерегающе подняв руку, -- все
это выглядело крайне подозрительно.
раздумывая уволил бы лакея, проявившего подобное самоуправство,
осмелившегося поселиться в доме без разрешения хозяев. Да и эти его
свободные манеры, эта фамильярность, которая так ее забавляет, вряд ли
пришлись бы по вкусу кому-то еще. Леди Годолфин, например. Или Гарри. Гарри,
разумеется, выгнал бы его в первый же день. Впрочем, с Гарри он и вел бы
себя по-другому. И потом, эта табакерка, томик стихов -- нет, все это очень
и очень странно. Ясно одно: нужно срочно во всем разобраться, нельзя
оставлять это дело без внимания. Озабоченная, растерянная, так и не придя ни
к какому решению, она наконец заснула, когда серый рассвет уже медленно
вползал в окна.
раскаленным шаром повисло в безоблачном небе. Дона вышла в сад и сразу же
направилась к группе деревьев, за которой ночью исчезли незнакомец и Уильям.
Как она и ожидала, среди колокольчиков тянулся узкий, но довольно отчетливый
след их ног; он пересекал широкую лесную дорогу и уходил вглубь, в самую
чащу. Дона решила проверить, куда он ведет. След извивался, то и дело
теряясь в траве, но все же неуклонно убегал вниз. Она вдруг поняла, что,
двигаясь в этом направлении, в конце концов непременно выйдет к реке. Да,
так и есть -- впереди, за деревьями, блеснула вода. Но она тут же поняла,
что это не река, река должна была остаться левей, да и не могла она так
быстро дойти до реки. Нет, это, скорей, один из притоков. Вот это открытие!
Она остановилась, размышляя, стоит ли идти дальше. Потом вспомнила, что дети
скоро начнут ее искать, да и Уильяму она не успела дать никаких указаний, и
повернула обратно. Поднялась по лесистому склону, миновала лужайку и снова
оказалась перед домом. .
- грум должен был на днях вернуться в Лондон -- чтобы сообщить ему, как они
добрались и устроились. Она села в гостиной у открытого окна и, покусывая
кончик пера, стала думать, что бы такое ему написать. Нельзя же, в самом
деле, ограничиться сообщением о том, как она счастлива, наконец-то оставшись
одна. Он только попусту расстроится, а понять ее все равно не сможет.
можно и дальше продолжать в том же духе. Главное, поменьше нежностей, а то
Гарри, чего доброго, примчится в Нэврон. Но и излишняя холодность тоже ни к
чему -- он обидится, насторожится и опять-таки захочет приехать. Лучше
всего, наверное, так:
нужно подумать, куда спровадить Уильяма -- ей не хотелось, чтобы он знал о
ее вылазке. Через несколько минут, когда она спустилась к обеду, решение уже
было найдено.
усталости, вид такой же, как обычно: предупредительный и невозмутимый.
Годолфину после обеда и отвез букет цветов для его супруги. Я слышала, что
она не совсем здорова.
растерянность?
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Каменистый Артем
Роллинс Джеймс