не изведал ни одного из местных удовольствий. Теперь они ехали по земле
того края, где люд добывал загадочный червец, сушил его на ряднах, готовил
для купцов дорогой краситель. Хундертхемде попытался было набить несколько
сумок сушеным червецом, но вскоре понял, что из этого мало пользы,
поскольку хитрые русичи не говорили, что же нужно еще сделать, чтобы
червец стал красной краской для одежды, и кнехт с проклятиями и под хохот
своих товарищей вынужден был опорожнять свои сумки - везти в Саксонию
сушеных червяков - все равно что набить столько же торб саксонской
вайдой(*), из которой, когда знаешь и умеешь, можно изготовить довольно
ценный краситель, но все это, вишь ты, известно лишь этим землероям и
землеседам, а не вольным рыцарям, которые полагаются лишь на меткость
глаза, мощь руки и остроту меча.
когда лесной птичий щебет еще не был поглощен клекотом и дыханием обоза,
примчался он к Рудигеру, раскрасневшийся, с вытаращенными глазами, с пеной
у жадного и ненасытного рта. Не мог слова вымолвить, лишь показывал
куда-то вперед толстой рукой и дышал так тяжело, будто не на коне ехал, а
нес коня на собственной спине.
запрягали волов и коней, возы, нагруженные невиданными богатствами, снова
должны были отправляться в поход; каждый из саксонцев, в том числе и сам
Рудигер, уже давно облюбовал себе какой-нибудь воз и ждал лишь, когда обоз
окажется среди знакомых гор, чтобы отцепить приглянутое. Но каждый думал
об этом втайне, не сговариваясь ни с кем, и если Рудигер зарился на
повозку с золотыми чашами и блюдами, а Хундертхемде - с черными
редкостными мехами, то не мог про сие узнать ни бог, ни дьявол, стало
быть, в глуповатом восклицании кнехта молодой барон не должен был
заподозрить намек на то, что настало время делить обоз и что именно он,
Хундертхемде, нашел подходящее
Хундертхемде начисто из сил выбился от такой продолжительной речи.
сказать, что нанюхался конопли и одурел? Но ты ведь и так никогда не
отличался большим умом. Одуреть может умный человек, а ты - Хундертхемде.
обиделся. Он подъехал к Рудигеру вплотную и сказал ему почти шепотом:
стоит?
Неимоверное богатство...
хочет перехватить какой-то король? Забрать все эти неисчислимые
богатства?..
силы объяснить задуманное несообразительному барону. - Стоят посреди
конопли... Возможно, эти славяне отгоняют воробьев... Чучела... Но в
новеньких королевских одеждах... Огромная добыча ждет нас, барон...
Бодо.
за ними.
она длинная и узкая, противоположный край ее терялся где-то далеко; с
поляны ударил густой дух зеленой, покрытой росой, конопли, на диво
стеблистой, темно-зеленой, могучей, будто и не конопля это была, а
какое-то дикое лесное сплетенье невиданных растений, и над его
непробиваемой гущиной заманчиво краснели - впрямь королевскими нарядами -
неподвижные чучела. Солнце из-за деревьев било прямо на эти багровые
наряды, в этой густой зелени, в причудливой неподвижности чучел даже такие
низкие души, как Рудигер и Хундертхемде, готовы были увидеть целый
сказочный мир еще живых и давно умерших властелинов, которые зачем-то
собрались сюда со всей земли, одетые в драгоценнейшие свои наряды, каждый
клочок которых стоил целое село, а то и город. И чем дальше от всадников
стояли чучела на поляне, тем сильней искрились багровые наряды, тем
драгоценней они казались, тем более могущественным властелинам должны были
принадлежать.
напролом сквозь коноплю.
какое-то время Хундертхемде ехал за бароном, затем отвернул к первому
чучелу, чтобы ободрать его со всем умением, на которое был способен;
Рудигер скакал все дальше, проламывая стены конопли и устремляясь меж
неподвижной красной стражи к самым отдаленным чучелам, которые почему-то
больше всех других пришлись барону по вкусу.
единственного в его разбойной жизни приключения, Хундертхемде ободрал одно
чучело, небрежно запихнул красное княжеское сукно в кожаную сумку,
принялся было обдирать второе с еще большей ловкостью, но какая-то сила
вдруг заставила его глянуть вслед барону. То было не любопытство, а скорей
зависть и обыкновенное у эдаких вояк стремление убедиться, на достанется
ли Рудигеру больше, но и не только зависть... Барона Хундертхемде не
увидел, увидел лишь баронского коня, что, будто слепой, сделал еще два-три
прыжка вперед, потом метнулся назад, крутанулся на месте, испуганно рванул
в сторону. Рудигера не было видно. Упал с коня? Заплутал в конопле? Увидел
что-то на земле? Хундертхемде не размышлял - никогда не ощущал в себе
призвания к этому. Просто пришпорил своего коня и погнал его туда, где
вертелся конь Рудигера.
торчала короткая цепкая стрела, он уже даже и не хрипел; кровь, которая,
наверное, в первый миг ударила мощной струей из раны, теперь лишь
сочилась; все было столь загадочно и нежданно, что Хундертхемде не успел
даже испугаться или подумать, что для него точно так же приготовлена
кем-то хищная стрела. Он оглянулся по сторонам затравленно, в то же время
с надлежащей зоркостью всматриваясь в деревья и заросли, но не заметил
ничего. Тихо белели вокруг поляны высокие густолистые березы,
умопомрачительно пахла конопля, краснели над ней сказочно-драгоценные
чучела; за березовой рощей, на недалекой, залитой тем же солнцем дороге
ржали - было слышно с поляны - кони; все вокруг искрилось капельками росы,
- светло-голубое русское утро, обещавшее быть таким изобильным для
ненасытных саксонцев, стало утром смерти.
неслышные и невидимые стрелы, которые непременно должны были прилететь на
эту тихую поляну, закричал и погнал коня к березам, к дороге, к своим
саксонцам, хоть к ногам узконосого аббата Бодо, пусть бы помог он
выскочить отсюда живым, вырваться, спастись.
безумно-бешено крутил испуганными глазами, жадно всхлипывая, хватал воздух
ртом. Его никто ни о чем не спрашивал. Он сам наконец произнес первое
слово, выдавил его из себя, то же самое, что кинул недавно Рудигеру:
сплошного, было в нем что-то потустороннее, и потому, не сговариваясь,
киевские дружинники и саксонские воины враз ударили коней и бросились за
березы и на поляне увидели, что <там> случилось. Обскакали всю поляну,
обыскали каждую березу. Нигде никого. Ни следа, ни знака, ни чьего-нибудь
духа. Словно стрела пала с неба. И предназначена была как раз Рудигеру,
одна-единственная из неизвестности, а уж такому ничтожеству, как
Хундертхемде, не досталось и стрелы.
наряды, багряницы и скарлаты, а среди конопляного поля стояло лишь
несколько старых чучел. Смех и слезы!..
багряных нарядах на поляне; аббат Бодо переводил эту нескладицу, кнехты
хохотали до слез, не в состоянии удержаться от хохота даже перед лицом
смерти своего барона; это и вовсе разъярило неудачливого искателя
приключений, он бросился расстегивать свою сумку, нетерпение колотило его,
всхлипывая и захлебываясь слюной, он выталкивал из себя злые восклицания:
сукно, княжеских достоинств одежды, выдернул что-то, взмахнул, чтоб в
потоке солнечных лучей ткань засверкала так, как сверкала для них с
Рудигером, когда они стояли сегодня утром на краю поляны.
Хундертхемде был клок старой истлевшей соломы. Может, впервые в жизни рука
эта опустилась растерянно, кнехт испугался снова, больше, чем когда увидел
убитого Рудигера, испугался и спросил беспомощно, неизвестно кого:
Доставалов Александр
Шекли Роберт
Верещагин Олег
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия