Чтение 7–й страницы книги ~Танцы втроем~

мы с Мариной хотели устроить маленькую вечеринку.

- Кто может подтвердить ваш отъезд? Соседи, например Силин, вас
видели?

- Не знаю я никакого Силина. А другие? Ну конечно же меня видел
весь "бабушкин комитет" на лавке перед нашим подъездом. Может, кто-то
меня видел и с балкона. - Гретинский брезгливо пожал плечами. - У нас
все все видят и обычно знают про вас куда больше, чем вы сами.

- Что вы купили на рынке?

- Все, что я купил, нашли в багажнике моей машины ваши орлы и
наверняка полная опись всего этого находится в вашем письменном столе.

- Очень может быть, и все-таки.

Гретинский возвел глаза к потолку и монотонно зачастил:

- Рыбы налим свежей одна штука на общий вес около килограмма, мяса
свинины вырезки свежей на общий вес около полутора килограммов, зелени
три пучка, меда крестьянского три килограмма, помидоров свежих два
килограмма, апельсинов свежих два килограмма и, честно говоря, больше
не припомню, - наконец закончил Гретинский с извиняющейся улыбкой,
которую я не смог не признать весьма обаятельной. Дамы, наверняка, были
от мальчика без ума.

- Еще бутыль подсолнечного масла и две банки консервированных
ананасов, - добавил я, сверяясь с описью, которая, конечно же, лежала у
меня в столе. - Сколько времени вы провели на рынке?

- Порядочно. Часа полтора, не меньше. Я исключительно переборчив и,
признаться, обожаю поторговаться.

- Вы сможете в случае необходимости указать торговцев, или, по
крайней мере, те места, где вы покупали все эти продукты?

- Бесспорно.

- Хорошо. Продолжайте.

- После рынка я сразу поехал домой.

- Вы никуда не заезжали?

- Нет, я же говорю, я сразу поехал домой. Машину, как обычно,
отогнал в посадку, которая в ста метрах от нашего дома, и поставил
между четырех деревьев. Там есть такое специально мной облюбованное
место, куда очень трудно поставить машину и откуда ее, соответственно,
очень трудно угнать. Когда-то мы поспорили с одним моим знакомым...

- С кем? Фамилия, имя.

- Боря, Борис Пепперштейн. Он уже больше года как в Америке. Так
вот мы с ним поспорили - как сейчас помню - на ящик коньяка, что он
сможет выехать оттуда без каких-либо проблем, даже не помяв крылья.

Гретинский сделал интригующую паузу.

- Ну и? - Спросил я, будто бы мы сидели за столиком в пивной,
травили друг другу байки и самым интересным в этой жизни был для меня
исход их спора.

- Разумеется, - самодовольно ответил Гретинский, - весь коньяк
достался мне. Не говоря уже о починке машины, проведенной за его счет.

Я понимающе хмыкнул. Вообще, допрашивать Гретинского было куда
приятнее, чем среднестатистического подследственного. Он очень хорошо
держался и производил впечатление человека здравомыслящего и
незакомплексованного. Поймав себя на этой мысли, я подумал, что Жеглов
за такие мысли вышвырнул бы меня из Управления, не задумываясь. Ну а
что мне оставалось делать? Помимо банального оправдания в том, что
следователь, дескать, тоже человек, хотел бы добавить, что не просто
человек, а человек, который большую часть времени контактирует с отнюдь
не самыми лучшими представителями общества и, конечно, при первом же
случае позволяет себе немного расслабиться - невозможно непрерывно
играть роль самого принципиального и строгого человека на земле.

- Что вы сделали, поставив машину?

- Направился домой. Прихватил с собой один кулек с апельсинами и
еще какой-то ерундой - за остальным я собирался вернуться с Мариной - и
направился домой. Вошел в подъезд, вызвал лифт, доехал до своей
квартиры... - Гретинский на секунду задумался. - Да, дверь оказалась
незапертой - плотно притворенной, но не запертой - сразу почувствовав
неладное, я вошел в квартиру и, пройдя в комнату, увидел...

- Силина? - Неожиданно для самого себя выпалил я.

- Кого? - Искренне удивился Гретинский.

- Вашего соседа.

- А-а, вы опять. Нет. Я и в лицо-то своих соседей плохо знаю, а по
фамилиям и подавно. Никакого Силина там не было. Там была только
Марина. Думаю, в том самом виде, в каком ее обнаружили вы.

- Все-таки опишите, что вы конкретно увидели.

- Признаться, мне это сделать не так-то просто... вы, надеюсь, меня
понимаете...

- Да, понимаю. Но задавать людям подобные вопросы - неотъемлемая
часть моей работы и моего служебного долга.

- М-да, долга. Ну что же...

Я заметил, как Гретинский напрягся, как побелели костяшки плотно
стиснутых пальцев.

- Марина... Она была одета не совсем обычно... Она редко одевалась
так дома... В строгую серую юбку, блузку и жакет... На ней были туфли,
хотя обычно она ходит дома босиком - у нас, вы видели, везде ковры и
циновки - или в самом крайнем случае, в тапочках... Она лежала лицом
вниз на кровати... Затылок был страшно изуродован... Кругом была
кровь... Не знаю, сколько времени я простоял над нею...

- Достаточно, - подчеркнуто строго сказал я, поскольку не хватало
еще, чтобы Гретинский ударился в истерику. - Почему вы сразу же не
позвонили нам?

- А что, вы смогли бы ее воскресить? - Глухо спросил Гретинский, не
подымая головы.

Железная аргументация.

- Не ерничайте, Гретинский. Тот факт, что вы не сообщили о
случившемся в милицию, является одной из серьезнейших косвенных улик
против вас, поэтому потрудитесь осветить этот вопрос как можно
подробнее.

- Хорошо, извините, я погорячился. Я лишь хотел сказать, что в тот
момент я был чудовищно потрясен тем, что Марины больше нет. И я,
конечно же, был напуган. Вы, конечно, понимаете, что мы с Мариной были
далеко не самыми бедными людьми и попытка вооруженного ограбления или
убийство по каким-то финансовым мотивам всегда представляли для нас
вполне реальную угрозу. Согласитесь, убийца мог быть где-то поблизости
и как только я осознал, что могу стать второй его жертвой, я сразу же
поспешил покинуть квартиру. Не доверяя лифту, я быстро сбежал по
лестнице, вышел быстрым шагом на улицу и, изо всех сил стараясь не
сорваться на бег, направился к машине. И я поехал буквально куда глаза
глядят, чтобы хоть немного успокоиться и обдумать свои дальнейшие
действия. Спустя некоторое время я все-таки пришел к выводу, что надо
позвонить в милицию, но когда я наконец отыскал работающий
телефон-автомат, меня взяли ваши костоправы. Вот и все.

- То есть вы, с одной стороны, утверждаете, что находились в
состоянии сильного нервного потрясения, а с другой - что смогли
все-таки вывести машину из этой вашей противоугонной ловушки и потом
разъезжали на ней по городу, как ни в чем не бывало?

- Да, смог. Но, кстати, первый раз в жизни я помял левое крыло.
Можете проверить.

- Проверим. Вы умеете стрелять?

- Умею, как и все, кто учился в школе и институте. Три раза стрелял
из "калашникова", два раза - из "макарова".

- И все?

- И все, - твердо ответил Гретинский.

- Вы курите?

- Да.

- В таком случае угощайтесь. - Я протянул ему пачку. - Теперь вы
соберетесь с мыслями и еще раз, со всеми мыслимыми и немыслимыми
подробностями, изложите все события дня, о которых только что мне
рассказали.

***

6 мая, 23.13

Я вышел из Управления и, потянувшись в карман за пачкой, нашел там
только щепотку табачной пыли напополам с пылью неопределенного
происхождения. Ах, да. Скомканная пачка еще полчаса назад отправилась в
мусорную корзину. Как шутит один мой коллега, майор Шумеев, "так и
люди: живут-живут и умирают".

Итак, замечательное дельце подсунул мне господин товарищ начальник
полковник Жеглов Булавин Глеб Георгиевич. Звонок, тело, готовенький
убийца и тепленькое орудие убийства. Только вот не стыкуется ни черта.
Гретинский не похож на хладнокровного убийцу. Силин не похож ни на
наблюдательного доносчика, ни на пылкого любовника. Всякое, конечно,
бывает, но многого все-таки не бывает никогда, потому что и быть не
может.

Тут я осознал, что передо мной стоит непростая дилемма: либо купить
сигарет, но тогда не хватит на такси и придется добираться городским
транспортом, если таковой еще ходит; либо взять такси, но тогда плакали
мои сигареты. Поразмыслив, я купил сигарет и остановил такси. Достав
красную книжечку, я сунул ее под нос водителю и сказал:

- Следователь Кононов, при исполнении. По дороге можете брать брать
пассажиров.

Таксист облегченно вздохнул.

Так всегда. Законченное дело обмывают шампанским, а начатое я