конторы, степенно объезжая лужи, прокатил на своем велосипеде, держа портфель
у руля. Сережа, знакомый паренек, пронесся вниз по взвозу на самодельном
ролике. Верхом на хворостине, волоча ее через лужи, занося немного вбок и
нахлестывая кнутиком, проскакал до бровей измазю-канный в глине малыш, похожий
на маленького кентавра из Риминой книжки. Он сам погонял себя, гикал, ржал и
бил пятками по мутной воде.
давным-давно не ездил. На самокате прокатиться Капка был бы не прочь, но не к
лицу бригадиру фронтовой бригады ремесленников скакать на одной ножке при всем
честном народе. Вот если бы велосипед, когда-то обещанный отцом... Со звонком,
фонариком, педальным тормозом, насосом и багажником... Но где уж в военное
время думать о велосипеде, когда Риме скоро и пешком-то ходить будет не в чем!
несколько раз потер ею лоб, что было у него признаком глубочайшей и невеселой
задумчивости.
- и на заводе, в бригаде, и дома. Недаром соседки, носившие чинить ему ходики,
примусы и плитки, говаривали: "Все-таки как-никак мужские руки в доме".
года мать уехала под Белосток проведать заболевшую сестру, которая там
работала. И больше Капка не видел матери. Потом какие-то люди написали, что
мать вместе с другими беженцами шла пешком по шоссе и на них в жаркий полдень
среди поля спикировал немецкий самолет и сделал один заход, а потом второй и
третий. И на третьем заходе пулеметной очередью в упор скосил мать. В семье
уже давно подозревали, что с матерью что-то неладно, но, когда пришло то
страшное письмо от незнакомых людей, на руках у которых умерла мать, с горя
словно заново содрали кожу, и оно зазияло всей своей безнадежной
достоверностью. Когда отплакались, отец сказал хриплым, незнакомым голосом:
"Им же хуже: злее будем". И вскоре уехал на фронт, хотя у него была броня на
заводе и его сперва не хотели отпускать. Было непривычно видеть, как этот
коренастый, прежде веселый, добродушный человек, внезапно осунувшись, твердил:
"Нет, не уговаривайте, мою беду только ихней кровью оттереть можно, и вы мне
не доказывайте..." И, наверно, беда долго не оттиралась, велика была обида и
крепко томило горе этого славного человека, потому что уже через полгода был
он награжден двумя орденами и медалью за неистовую отвагу в бою. Был он и у
партизан, отличился под самой Москвой, потом сражался у Воронежа. Но вот уже
четыре месяца не приходило писем, и Рима с Капкой старались не говорить про
отца при маленькой Нюше.
дали четвертый разряд - он работал фрезеровщиком на Судоремонтном заводе в
Рыбачьем Затоне. Тут чинились небольшие волжские пароходы, нефтеналивные
баржи, ледоколы, землечерпалки. Капка перенял страсть отца ко всякому
техническому ремеслу. Руки у Капки были действительно золотые. Он и прежде мог
мастерить всякую всячину. Мастер Корней Павлович Матунин сразу отметил
старательного и ловкого в деле паренька.
тебя, Бутырев, имеется.
полушутливым уважением хорошо работающих авторитетных ребят. В этом всегда
есть чуточку снисходительного умиления. А Капку в училище и на заводе уважали
по-настоящему, всерьез, без лишних ахов.
годами еле-еле вышел для училища. Не в меру длинная шинель стегала его по
пяткам. Издали казалось, что движется большая черная кадка, из которой торчит
голова в фуражке. Но, когда дразнили его, мастер Корней Павлович Матунин
останавливал задир:
все на рост покроено - и ши-нелка и работа сама. Все чуток не по годам, чтобы
развитию простор был. Ничего, подрастет - догонит, войдет в размер. Обуживать
такого нет расчета... А ты но слушай их, Бутырев, шагай себе.
как солнце уже довольно высоко поднялось над Затоном. Хозяйки шлепали бельем
по воде у мостков. Рыбаки возвращались на исады после утреннего осмотра
вентерей, и длинные остроносые лодки глубоко сидели в воде. Видно, богатый был
улов. На берегу у клуба водников знакомые мальчишки играли в городки. Капка
невольно замедлил шаг. Когда-то он был непобедим по этой части. Мало кто в
Затоне имел такой точный удар и мог с одной биты выбить бабушку в окошке, или
покойника с попом, или паровоз со стрелочником, или пушку, не завалив при этом
ни одной чурки. Но теперь ему было не до этого: время пришло серьезное.
Некогда бросаться палками, да и поотстала, верно, рука, отвык глаз, нет уже,
должно быть, прежней точности.
раз была выложена самая трудная фигура - письмо. Четыре чурки, называвшиеся
марками, лежали по углам квадрата, а одна стояла посередине городка. Это была
печать. Капка с насмешливым сожалением глядел на игрока, который прокинул
даром уже третью палку и только одной чуточку зацепил левую переднюю марку,
что, по правилам игры, не считалось, так как сперва надо было выбить задние
марки. Времени оставалось уже в обрез, надо было спешить. Но тут Капка не
выдержал.
был когда-то Капка Бутырев. Капка расстегнул пояс, потом шинель. Пояс бросил
на землю, чтобы замах был свободнее, шинель спустил с левого плеча, ибо был
он, как вам известно, левшой. Прикинул на руку несколько бит, одну за другой,
выбрал сперва самую тяжелую, прицелился, держа палку двумя руками, как ружье.
Потом, измерив расстояние до цели одним глазом, благо другой и закрывать
особенно не приходилось сегодня, он резко отвел левое плечо назад, занеся биту
далеко за спину, отступил и, коротко шагнув вперед на черту, с силой метнул. С
порхающим свистом понеслась бита к городку, раздался звонкий, будто на
ксилофоне, удар - кл"к! - и одной .марки как не бывало. Не сходя с места,
Капка нагнулся за второй битой, прицелился, отступил, шагнул. Мальчишки рты
раскрыли от уважения. Исчезла вторая, задняя, марка.
две передние марки. Теперь оставалась одна лишь печатка. Но это было уже
нетрудное дело, и Капка, уверенный в успехе, решил блеснуть особым ударом. Он
метнул биту с оттяжкой, так, что она полетела, вертясь на лету, как бумеранг.
Искусство здесь состояло в Том, чтобы рассчитать точно вращение биты, которая,
казалось, сперва летела как бы с промашкой и вот уже словно миновала цель, но
в самое последнее мгновение, развернувшись в воздухе, задним концом своим
выбивала чурку из городка. Причем трудность была еще в том, что, если бы чурка
выкатилась за переднюю черту, удар был бы недействительным. Но удар был на
славу, и печатка далеко отлетела в сторону, так что мальчишки, стоящие там
поблизости, чтобы видеть своими глазами эту чудо-игру, присели: свистящая
чурка едва не задела их по головам.
стянул ее кушаком и зашагал к заводу, провожаемый восхищенными взорами
мальчишек. Каждый из них видел, какая гуля была у чемпиона под глазом, но
никто не спросил об этом у Капки, п только в душе ужасались мальчишки, какие
же есть на свете силачи, если они осмелились поднять руку на такого парня, как
Капка Бутырев.
дощаника на берегу, и справа, из-за угла амбара, высунулись две головы. Они
тотчас исчезли. Потом над дощаником заблестело и кинуло зайчика в сторону
амбара маленькое зеркальце. Из-за угла амбара вышел высокий парень, толстый и
круглоголовый, и, тяжело, по медвежьему ступая, слегка переваливаясь, зашагал
навстречу мальчугану в тюбетейке, который тут же перелез через дощаник. Они
двинулись посередине улицы, ведшей к заводу.
над папкой, которую он прижимал локтем к боку. - Жди теперь! Что они тебе,
каждый день будут, что ли?
Тимсоном.
Валерка. Валерий Черепашкин занимался в историческом кружке затонского Дома
пионеров. Он не расставался со своей папкой, в которой вечно таскал дневник
для собственноумных мыслей и общую тетрадь, куда заносилась "История города
Затонска и его окрестностей", ибо Валерка Черепашкиа был историком города
Затонска и аккуратно записывал в свою памятку все выдающиеся события и явления
и интересные случаи, которые были в городе. Впрочем, событий пока что было
немного, и это очень удручало Валерку.
дома, а мать служила библиотекаршей в клубе водников. Маленький историк города
Затонска был человеком начитанным, ибо хватал без разбору все книги, которые
ему удавалось достать у матери. Был он из тех ребят, о которых отцы обычно
говорят: "Вы об этом моего Ваську (или Петьку, или Гришку) поспрошайте. Он уж
это в точности вам изложит". И действительно, у Валерки всегда можно было
узнать, что сегодня сообщает Совинформбюро - какое новое направление появилось
на фронте, и что за картина будет завтра в кино у водников, и какой пароход