для простых работ, могла бы оказать Передонову покровительство: ее дочь была
замужем за тайным советником Щепкиным, важною в учебном ведомстве особою.
Она уже писала Варваре в ответ на ее просьбы в прошлом году, что не станет
просить за Варварина жениха, а за мужа - другое дело, при случае можно будет
попросить. То письмо Передонова не удовлетворило: там дана только неясная
надежда, а не сказано прямо, что непременно княгиня выхлопочет Варварину
мужу инспекторское место. Чтобы разъяснить это недоумение, ездили нынче в
Петербург; Варвара сходила к княгине, потом повела к ней Передонова, но
нарочно оттянула это посещение, так что уже не застали княгиню: Варвара
поняла, что княгиня в лучшем случае ограничится только советом повенчаться
поскорее да несколькими неопределенными обещаниями при случае попросить, -
обещаниями, которые были бы совсем недостаточны для Передонова. И Варвара
решила не показывать княгиню Передонову.
- Уж я на вас, как на каменную гору, надеюсь,- сказала Варвара,-
помогите мне, голубушка Марья Осиповна.
- Как же я могу помочь, душечка Варвара Дмитриевна? - спросила Грушина.
- Уж вы знаете, я для вас все готова сделать, что только можно. Поворожить
не хотите ли?
- Ну, что ваша ворожка, знаю я, - сказала со смехом Варвара, - нет, вы
мне иначе должны помочь.
- Как же? - с тревожно-радостным ожиданием спросила Грушина.
- Очень просто, - сказала, ухмыляясь, Варвара, - вы напишите письмо,
будто бы от княгини, под ее руку, а я покажу Ардальону Борисычу.
- Ой, голубушка, что вы, как это можно! - заговорила Грушина,
притворяясь испуганною, - как узнают все это дело, что мне тогда будет?
Варвара нисколько не смутилась ее ответом, вытащила из кармана измятое
письмо и сказала:
- Вот я и письмо княгинино взяла вам для образца.
Грушина долго отнекивалась. Варвара ясно видела, что Грушина
согласится, но что ей хочется получить за это побольше. А Варваре хотелось
дать поменьше. И она осторожно увеличивала посулы, наобещала разных мелких
подарков, шелковое старое платье, и наконец Грушина увидела, что уж больше
Варвара ни за что не даст. Жалобные слова так и сыпались с Варварина языка.
Грушина сделала вид, что соглашается только из жалости, и взяла письмо [2].
IV
[3] В биллиардной было дымно накурено. Передонов, Рутилов, Фаластов,
Володин и Мурин, - помещик громадного роста, с глупою наружностью, владелец
маленького имения, человек оборотливый и денежный, - все пятеро, окончив
игру, собирались уходить.
Вечерело. На грязном досчатом столе возвышалось много опорожненных
пивных бутылок. Игроки, много за игрою выпившие, раскраснелись и пьяно
галдели. Рутилов один сохранял обычную чахлую бледность. Он и пил меньше
других, да и после обильной выпивки только бы еще больше побледнел.
Грубые слова носились в воздухе. Никто на это не обижался: по дружбе.
Передонов проиграл, как почти всегда. Он плохо играл на биллиарде. Но
он сохранял на своем лице невозмутимую угрюмость и расплачивался с неохотою.
Мурин громко крикнул:
- Пли!
И прицелился в Передонова кием. Передонов крикнул от страха и присел. В
его голове мелькнула глупая мысль, что Мурин хочет его застрелить. Все
захохотали. Передонов досадливо пробормотал:
- Терпеть не могу таких шуток.
Мурин уже раскаивался, что испугал Передонова: его сын учился в
гимназии, и потому он считал своею обязанностью всячески угождать
гимназическим учителям. Теперь он стал извиняться перед Передоновым и угощал
его вином и сельтерскою.
Передонов угрюмо сказал:
- У меня нервы немного расстроены. Я директором нашим недоволен.
- Проигрался будущий инспектор, - блеющим голосом закричал Володин, -
жаль денежек!
- Несчастлив в игре - счастлив в любви, - сказал Рутилов, посмеиваясь и
показывая гниловатые зубы.
Передонов и без того был не в духе из-за проигрыша и от испуга, да еще
его принялись дразнить Варварою.
Он крикнул:
-- Женюсь, а Варьку вон!
Приятели хохотали и поддразнивали:
- А вот и не посмеешь.
- А вот посмею. Завтра же пойду свататься.
- Пари! идет? - предложил Фаластов,- на десять рублей.
Но Передонову жаль стало денег, - проиграешь, пожалуй, так платить
придется. Он отвернулся и угрюмо отмалчивался.
У ворот из сада расстались и разошлись в разные стороны. Передонов и
Рутилов пошли вместе. Рутилов принялся уговаривать Передонова сейчас же
венчаться на одной из его сестер.
- Я все наладил, не беспокойся, - твердил он.
- Оглашения не было, - отговаривался Передонов.
- Я все наладил, говорю тебе, - убеждал Рутилов. - Попа такого нашел:
он знает, что вы не родня.
- Шаферов нет, - сказал Передонов.
- Ну вот, нет. Шаферов достанем сейчас же, пошлю за ними, они и приедут
прямо в церковь. Или сам за ними заеду. А раньше нельзя было, сестрица твоя
узнала бы и помешала.
Передонов замолчал и тоскливо озирался по сторонам, где темнели редкие,
молчаливые дома
за дремотными садишками да шаткими изгородями.
- Ты только постой у ворот, - убедительно говорил Рутилов, - я тебе
любую выведу, которую хошь. Ну, послушай, я тебе сейчас докажу. Ведь дважды
два - четыре, так или нет?
- Так, - отвечал Передонов.
- Ну вот, дважды два - четыре, что тебе следует жениться на моей
сестре.
Передонов был поражен.
"А ведь и правда, - подумал он, - конечно, дважды два - четыре". И он с
уважением посмотрел на рассудительного Рутилова. "Придется венчаться! С ним
не сговоришь".
Приятели в это время подошли к Рутиловскому дому и остановились у
ворот.
- Нельзя же нахрапом, - сердито сказал Передонов.
- Чудак, ждут не дождутся, - воскликнул Рутилов.
- Да я-то, может быть, не хочу.
- Ну вот, не хочешь, чудород! Что ж, ты век бобылем жить станешь? -
уверенно возразил Рутилов. - Или в монастырь собираешься? Или еще Варя не
опротивела? Нет, ты подумай только, какую она рожу скорчит, если ты молодую
жену приведешь.
Передонов отрывисто и коротко захохотал, но сейчас же нахмурился и
сказал:
- Да и они, может быть, не хотят.
- Ну, как не хотят, чудак! - отвечал Рутилов. - Уж я даю тебе слово.
- Они гордые, - придумывал Передонов.
- Да тебе-то что! Еще лучше.
- Насмешницы.
- Да ведь не над тобой, - убеждал Рутилов.
- Почем я знаю!
- Да уж ты мне поверь, я тебя не обману. Они тебя уважают. Ведь ты не
Павлушка какой-нибудь, чтоб над тобой смеяться.
- Да, поверь тебе, - недоверчиво сказал Передонов. - Нет, я хочу сам
уверяться, что они надо мной не смеются.
- Вот чудак, - с удивлением сказал Рутилов,- да как же они смеют
смеяться? Ну, как же ты, однако, хочешь увериться?
Передонов подумал и сказал:
- Пусть выйдут сейчас же на улицу.
- Ну, ладно, это можно, - согласился Рутилов.
- Все трое, - продолжал Передонов.
- Ну, ладно.
- И пусть каждая скажет, чем она мне угождать будет.
- Зачем же это? - с удивлением спросил Рутилов.
- Вот я и вижу, что они хотят, а то вы меня за нос поведете,- объяснил
Передонов.
- Никто тебя за нос не поведет.
- Они надо мной, может быть, посмеяться хотят, - рассуждал Передонов, -
а вот пусть выйдут, потом уж они коли захотят смеяться, так и я буду над
ними смеяться.
Рутилов подумал, передвинул шляпу на затылок и опять на лоб и наконец
сказал:
- Ну, погоди, пойду скажу им. Вот-то чудодей! Только ты во двор войди
пока, а то еще кого-нибудь чорт понесет по улице, увидят.
- Наплевать, - сказал Передонов, но все же вошел за Рутиловым в
калитку.
Рутилов отправился в дом к сестрам, а Передонов остался ждать на дворе.
В гостиной, угловой к воротам горнице, сидели все четыре сестры, все на
одно лицо, все похожие на брата, все миловидные, румяные, веселые: замужняя
Лариса, спокойная, приятная, полная; вертлявая да быстрая Дарья, самая
высокая и тонкая из сестер; смешливая Людмила и Валерия, маленькая, нежная,
хрупкая на вид. Они лакомились орехами да изюмом и, очевидно, чего-то ждали,
а потому волновались и смеялись более обычного, вспоминали последние
городские сплетни и осмеивали знакомых и незнакомых.
Уже с утра они были готовы ехать под венец. Оставалось только надеть