серебристо-серая ночь. Он поспешно отступил.
скрыться прежде чем войдет жена, он наскоро содрал с шеи пристежной
воротничок, и тот валялся на полу с лопнувшими петлями. Ее это рассердило.
дому, делала те нехитрые дела, с которыми прежде не успела управиться,
собрала мужу завтрак, сполоснула бутылку, которую он брал с собой в шахту,
положила рабочую одежду к огню, чтоб согрелась, поставила к ней рабочие
башмаки, достала чистый шарф, сумку для еды, два яблока, пошуровала в
очаге и поднялась в спальню. Морел уже крепко спал. Тонкие черные брови
его были подняты в горестном недоумении, щеки запали, уголки рта угрюмо
опущены, он словно говорил: "Плевать мне, кто ты и что ты, все равно
сделаю по-своему".
знакомо. Расстегивая перед зеркалом брошь, она слабо улыбнулась -
оказалось, все лицо у нее в желтой пыльце лилий. Она смахнула пыльцу и
наконец легла. Некоторое время в мозгу что-то вспыхивало, мерцало, но она
уснула еще до того, как муж наконец проспался.
2. РОЖДЕНИЕ ПОЛА И ЕЩЕ ОДНО СРАЖЕНИЕ
пристыжен, но скоро вновь обрел свое задиристое безразличие. Однако
уверенности в нем поубавилось. Он даже как-то съежился и выглядел уже не
таким крупным и внушительным. Дородностью он не отличался, и, когда
утратил уверенную, горделивую осанку, казалось, вместе с гордостью и
внутренней силой дала усадку и его плоть.
сочувствием, возникшим из раскаяния, спешил ей на помощь. Из шахты он стал
сразу возвращаться домой и вечерами никуда не уходил, но в пятницу не
выдержал. Однако уже к десяти вернулся лишь слегка навеселе.
избытке, и не в пример многим углекопам не требовал, чтобы жена
поднималась в шесть. Просыпался в пять, а то и раньше, тут же вставал и
шел вниз. Когда жене не спалось, она ждала этой минуты, чтобы немного
полежать в мире и покое. По-настоящему отдыхала она, только когда его не
было дома.
оставляли у очага, чтоб они были теплые. В очаге всегда горел огонь,
миссис Морел не давала ему угаснуть. И поутру первым делом слышен бывал
стук кочерги о решетку - это Морел разбивал остатки угля, чтобы вскипел
наконец чайник, заранее налитый и стоявший на полке над огнем. Чашка, нож,
вилка - все необходимое, кроме еды, ждало его на столе, на газете. Теперь
он достал завтрак, заварил чай, подоткнул под двери половики, чтоб не было
сквозняка, разложил большой огонь и сел - можно было целый час предаваться
радости. Он подцепил вилкой ломтик бекона, поджарил на огне и толстым
ломтем хлеба поймал стекающие капли жира; потом положил бекон на хлеб,
складным ножом нарезал большие куски, налил в блюдце чай и почувствовал
себя счастливым. Семейные трапезы никогда не доставляли ему такого
удовольствия. Он терпеть не мог вилку; это современное новшество еще не
вошло в обиход простого народа. Морел предпочитал орудовать складным
ножом. К тому же в одиночестве он в холодную погоду часто ел и пил, сидя
на низенькой скамеечке, прислонясь спиной к теплой трубе, поставив тарелку
на каминную решетку, а чашку прямо на каменную плиту. А потом читал
вечернюю газету, то, что мог из нее прочесть, с трудом складывая слова. И
еще он предпочитал даже среди бела дня сидеть с опущенными шторами и при
свече - таков был шахтерский обычай.
маслом и укладывал в белую коленкоровую сумку. В жестяную фляжку наливал
чай. Холодный чай без молока и без сахара - вот питье, которое он
предпочитал в шахте. Потом, сняв рубашку, натягивал шахтерскую фуфайку,
жилет из плотной фланели с большим вырезом у шеи и с короткими рукавами,
как у женской сорочки.
нездорова или оттого, что так ему вздумалось.
глотками.
ворчала на него. Он опять на нее глянул и, никак не простясь, пошел прочь.
Обычно он брал с собой в шахту всего два ломтя хлеба с маслом, а яблоко
или апельсин в придачу - это было уже лакомство. Ему нравилось, когда жена
клала что-нибудь такое в его сумку. Он повязал шею шарфом, надел большие
тяжелые башмаки, куртку с большим карманом для сумки и фляжки с чаем и
вышел на по-утреннему свежий воздух, затворив, но не заперев за собою
дверь. Он любил ранним утром шагать через поля. Подходил к устью шахты,
часто с веточкой в зубах, которую выдернул из живой изгороди, и потом
жевал весь день, чтоб в шахте у него не пересыхало во рту, и так же легко
у него было на душе, как когда шел полями.
работой на свой небрежный лад наводил порядок в доме, выгребал золу,
подметал. Потом, очень собой довольный, поднимался в спальню.
что книжки читать.
не давала себе передышки, пока не наведет чистоту; потом выносила мусор в
яму для золы. Миссис Керк, соседка, поджидавшая, когда она выйдет,
старалась в ту же минуту пройти к своей угольной яме. И оттуда окликала
через деревянный забор:
была миссис Энтони, черноволосая нескладная коротышка, она всегда носила
плисовые платья в обтяжку.
слыхала его колокольчик.
допотопной таратайке, наклонясь над желтоватыми узлами какого-то тряпья, а
вокруг теснились женщины, протягивали к нему руки, и у иных в руках были
узлы. Миссис Энтони держала охапку некрашеных желтоватых чулок.
миссис Морел.
время берете?
вы получите за них за все?
половиной пенса, - сказала миссис Морел.
заработаешь.
калитках, перекинув через руку приготовленные чулки. Хоуз, простой малый,
шутил с ними, старался их обсчитать, стращал. Миссис Морел, надменно
вскинув голову, пошла в глубь своего двора.
она совала кочергу в камин и стучала в заднюю стенку, а так как камины
примыкали друг к другу задними стенками, в соседнем доме раздавался
громкий стук. Однажды утром миссис Керк замешивала тесто для пудинга и
чуть не подскочила - в камине послышались громкие удары. Как была - руки в
муке - она кинулась к ограде.
послана за миссис Бауэр, а миссис Керк, махнув рукой на пудинг, осталась
возле соседки.
обедать. Толстая миссис Бауэр вразвалку ходила по дому и по-хозяйски
распоряжалась.