Пятилейная лампочка освещала взволнованные лицо колонистов и бледное лицо
Буруна, тяжеловесного, неповоротливого, с толстой шеей, похожего на
Мак-Кинлея#16, президента Соединенных Штатов Америки.
старуху, у которой только и счастья, что в этих несчастных тряпках,
ограбить, несмотря на то, что никто в колонии так любовно не относился к
ребятам, как она, ограбить в то время, когда она просила помощи, - это
значит действительно ничего человеческого в себе не иметь, это значит быть
даже не гадом, а гадиком. Человек должен уважать себя, должен быть сильным
и гордым, а не отнимать у слабых старушек их последнюю тряпку.
колонистов накипело, но на Буруна обрушились дружно и страстно. Маленький
вихрастый Братченко протянул обе руки к Буруну:
посадить! Мы через тебя голодали, ты и деньги взял у Антона Семеновича.
махнул рукой:
увлекательный разговор. Таранец глядел героем. Он вышел вперед.
хорошенько - это действительно следует.
не будешь. Антон набьет морду, если нужно, а тебе какое дело?
физиономии Буруна и вопил:
прекратили шум.
- пусть накажет, как знает.
наполнявшее меня до краев. Колонисты шарахнулись в обе стороны, давая
дорогу мне и Буруну.
за мной.
который может дать человеческая свалка. Я не знал, что с ним делать. В
колонию он попал за участие в воровской шайке, значительная часть членов
которой - совершеннолетние - была расстреляна. Ему было семнадцать лет.
не пустить в Буруна чем-нибудь тяжелым и на этом покончить беседу.
медленно, подчеркивая каждое слово, еле-еле сдерживая рыдания:
колонии.
что всегда жрать хочется.
трогать!
самой, в которой в старой колонии жили дядьки. Запирать его я не стал, дал
он честное слово, что без моего разрешения выходить не будет. В первый
день я ему действительно послал хлеб и воду, на второй день стало жалко,
принесли ему обед. Бурун попробовал гордо отказаться, но я заорал на него:
в другом месте.
имуществу колонии, нашлись посторонние силы, которые к нему относились
сугубо внимательно.
не было ночи, когда на этой дороге кто-нибудь не был ограблен. Целые обозы
селян останавливались выстрелом из обреза, грабители без лишних разговор
запускали свободные от обрезов руки за пазухи жен, сидящих на возах, в то
время как мужья в полной растерянности хлопали кнутовищами по холявам и
удивлялись:
а они - смотри! - за пазуху и полезли.
делом "мокрым". Дядьки, опомнившись и простоявши на месте назначенное
грабителями время, приходили в колонию и выразительно описывали нам
проишествие. Я собирал свою армию, вооружал ее дрекольем, сам брал
револьвер, мы бегом устремлялись к дороге и долго рыскали по лесу. Но
только один раз наши поиски увенчались успехом: в полуверсте от дороги мы
наткнулись на группу людей, притаившихся в лесном сугробе. На крики
хлопцев они ответили одним выстрелом и разбежались, но одного из них
все-таки удалось схватить и привести в колонию. У него ни нашлось ни
обреза, ни награбленного, и он отрицал все на свете. Переданный нами в
губрозыск, он оказался, однако, известным бандитом, и вслед за ним была
арестована вся шайка. От имени губисполкома колонии имени Горького была
выражена благодарность.
хлопцы стали находить уже следы "мокрых" ночных событий. Между соснами
в снегу вдруг видим торчащую руку. Откапываем и находим женщину, убитую
выстрелом в лицо. В другом месте, возле самой дороги, в кустах - мужчина в
извозчичьем армяке с разбитым черепом. В одно прекрасно утро просыпаемся и
видим: с опушки леса на нас смотрят двое повешенных. Пока прибыл
следователь, они двое суток висели и глядели на колонистскую жизнь
вытаращенными глазами.
искренним интересом. Весной, когда стаял снег, они разыскивали в лесу
обглоданные лисицами черепа, надевали их на палки и приносили в колонию со
специальной целью попугать Лидию Петровну. Воспитатели и без того жили в
страхе и ночью дрожали, ожидая, что вот-вот в колонию ворвется
грабительская шайка и начнется резня. Особенно перепу-
ганы были Осиповы, у которых, по общему мнению, было что грабить.
города с кое-каким добром, была остановлена вечером возле самого поворота
в колонию. На подводе были крупа и сахарный песок, - вещи, почему-то
грабителей не соблазнившие. У Калины Ивановича, кроме трубки, не нашлось
никаких ценностей. Это обстоятельство вызвало у грабителей справедливый
гнев: они треснули Калину Ивановича по голове, он свалился в снег и
пролежал в нем, пока грабители не скрылись. Гуд, все время состоявший у
нас при Малыше, был простым свидетелем. Приехав в колонию, и Калина
Иванович, и Гуд разразились длинными рассказами. Калина Иванович описывал
события в красках драматических, Гуд - в красках комических. Но
постановление было вынесено единодушное: всегда высылать навстречу нашей
подводе отряд колонистов.
нас по-военному: "Занять дорогу".
у меня был наган. Я не мог его доверить всякому колонисту, а без
револьвера наш отряд казался слабым. Только Задоров получал от меня иногда
револьвер и с гордостью нацеплял его поверх своих лохмотьев.
располагались на протяжении полутора километров по всей дороге, начиная от
моста через речку до самого поворота в колонию. Хлопцы серзли и
подпрыгивали на снегу, перекликались, чтобы не потерять связи друг с
другом, и в наступивших сумерках пророчили верную смерть воображению
запоздавшего путника. Возврашавшиеся из города селяне колотили лошадей и
молча проскакивали мимо ритмически повторяющихся фигур самого уголовного
вида. Управляющие совхозами и власти пролетали на громыхающих тачанках и
Лукьяненко Сергей
Василенко Иван
Орловский Гай Юлий
Панов Вадим
Махров Алексей
Зыков Виталий