бумаге.
исконное право собственности кто-то нагло и подло покусился. Словом,
спускаюсь я как-то к своему почтовому ящику, и что же я замечаю? Ящик
вскрыт, газету как языком слизнуло. Какой-то подлец утянул мой новенький
"МК" и теперь визжит, поди, от радости и ловкости своих поганых рук. Такое у
нас иногда случается: вскрывают ящики и воруют газеты, журналы и тому
подобную макулатуру. Я мигом вскипел от ярости и праведного гнева. Попадись
мне только этот типчик, я враз ему ручонки-то его поганые повынимаю, аж по
самые плечи. Силушкой меня Бог не обидел, и слов я на ветер, как водится, не
бросаю.
план. Утром, думаю, изловлю ворюгу, так сказать, на месте преступления и
свершу над ним суд праведный и скорый. Триста раз заставлю прокукарекать, а
потом сдам в ментовку. Пущай органы с ним канителятся, глядишь, срок
припаяют за хищение личного имущества. А как же иначе? Это что ж получается,
всякая мразь будет мои газетки тяпать, а я, выходит, на эдакое хамство
должен сквозь пальцы глядеть? Нет уж, я на самотек такое дело не пущу.
Выслежу гада и сдам куда следует.
своего подъезда и принялся ждать. Ящик почтовый был у меня как на ладони, и
любого, кто к нему приблизится с целью воровства, живьем я из подъезда не
выпущу, это уж как пить дать.
наш бедолага почтальон, быстренько попихал в ящики корреспонденцию и тотчас
же слинял, торопливо шаркая негнущимися ногами. Я хотел было его окликнуть,
да вовремя одумался: как бы наш засранец при виде моей персоны, засевшей в
кустах, вновь не наложил в штаны. Жаль мне стало старика, и я скромно
промолчал.
заминирован.
завернул по полной программе, градусов под пятнадцать, а то и под все
двадцать, да еще ветер хлестал по щекам, засыпая в глаза снежную пыль.
Неуютно мне было в моей засаде, чего уж греха таить.
окоченевший и злой, я вернулся к ящику. Газета была на месте. Дед Мороз
держал свое слово, поставляя мне завтрашний "МК" точно по расписанию. Как он
это делал, мне было невдомек, да я и не старался ломать голову над этими
дедморозовскими штучками.
позволю, знаете ли, чтобы у честных граждан газеты перли.
явился. Я махнул рукой и прекратил свои партизанские вылазки. Может, думаю,
он больше и не объявится, так какого же хрена я каждодневно должен мерзнуть
в этих проклятых кустах?
газета исчезала.
без соли, перца и "анклбенса". Вот только как же его выследить?
на свой пост. Только теперь я укрылся так, что ни одна зараза, даже если бы
очень постаралась, меня бы не засекла. Накануне я как следует пораскинул
мозгами и скумекал, что в те разы, когда я стоял на стреме, подлый ворюга
вычислил меня и газеты тянуть не посмел. Словом, я засветился, это уж как
пить дать, и теперь он будет вести себя куда осторожнее. Ну да и мы не лыком
шиты, мы свое партизанское дело знаем, нас на понт не возьмешь и вокруг
пальца не обкрутишь.
росло, пристроился меж ветвей его и стал ждать. И что же вы думаете?
Сработал-таки мой маневр, гадом буду, сработал! Лишь только прошаркал
Иваныч, выполнив свою почтальонскую миссию, как в подъезд юркнул какой-то
тип, которого я поначалу не разглядел. Ух, ну и летел же я тогда с дерева --
так мне не терпелось этого козла в бараний рог скрутить! Хорошо еще, что
внизу, как раз под моим насестом, сугроб намело. Еще в полете я заприметил,
как он роется в моем почтовом ящике, как извлекает из него мою... О, этого я
вынести не мог! Взревев от бешенства (я специально утром не поел, чтоб
позлее быть), ринулся я в атаку, в свой родной подъезд. Подлетел к тому
козлу, схватил за грудки и затряс так, что голова его часто-часто забилась о
соседский почтовый ящик. Очки его быстро поползли по в миг вспотевшей
переносице и шмякнулись о кафельный пол; одно очко разлетелось вдребезги, а
второе покрылось паутиной трещин. Он закатил глаза и мелкой дробью
заколотился о железный ящик, все больше затылком и левым ухом, которое по
окончании экзекуции изрядно распухло и покраснело. Я еще малость потряс его,
а потом отпустил. Хотел вырвать у него газету, но он вдруг с силой вцепился
в нее и заорал:
всего, что угодно, но только не такого. Нет, это уже не наглость и даже не
сверхнаглость, это скорее приступ паранойи или рецидив белой горячки. Я в
таких вещах кое-что секу.
шарахнули, и теперь я удивленно таращился на этого тщедушного очкарика.
козел очкастый, зубы надоело носить? Гони газету, говорю!
своей птичьей груди дистрофика.
бросить газету и дать деру или, по крайней мере, попытаться как-нибудь
замять инцидент мирным путем, этот шизик готов был, кажется, костьми лечь
ради моей собственности. Хотел было я ему врезать промеж его бесстыжих глаз,
да посовестился: слишком различны были наши весовые категории. А
по-хорошему, по-доброму газету он возвращать явно не собирался -- так что
же, скажите на милость, мне было делать? Как восстановить попранную, так
сказать, справедливость? Ну и попал же я в переплет!
моя, -- попытался урезонить его я. -- Отдай по-хорошему, не доводи до греха.
вынул из кармана пухлую пачку банкнот. Отсчитав пять штук, протянул их мне.
такое видано? Нет, этот козел явно спятил.
банкноты мне под нос.
душе, но сдаваться сразу я не собирался: очень уж хотелось слегка помурыжить
этого шизанутого типа.
от меня хочешь? Не на того напал, ворюга. Вертай газету, пока я ментов не
позвал!
Нет, что я говорю -- завтра! Сегодня вечером, клянусь мамой. А пять тысяч
возьмите, будьте так добры. Ну зачем вам газета, а? Вы же все равно ее
читать не будете, ведь не будете, да?
теряя терпение, -- хочу -- читаю, хочу -- нет. Моя газета, мне и решать, что
с нею делать.
него последнюю надежду в его никчемной, бесцельно прожитой жизни.
газету. -- Очень жаль, что все так получилось.
газета моя. Он хотел было проскользнуть мимо меня к выходу, но я ухватил его
свободной рукой за ворот и снова придвинул к стене.
мне разница? Лишь бы бабки платил.
вполне приличная сумма.
судьбу, принял их, хотя и с видом оскорбленного достоинства. Потом отдал ему
газету, которую он снова бережно прижал к груди.
здесь не было.
окончательно осмелев, сказал он. -- Ну как, по рукам?
начал подсчитывать, во что мне это выльется. Пять штук в день, это выходит
сто пятьдесят в месяц. За вычетом выходных, когда газета не выходит,
получается где-то около сотни. За год набегает миллион двести, а за десять
лет -- двенадцать миллионов! Уф, аж жарко стало. Да за такие бабки можно
новенький "жигуль" приобрести! Впрочем, что это я, какие десять лет?