держат!". Но что ж поделаешь, ничего, не каждый же день праздник! Широкая
спина Бернара закрывала зал от глаз Терезы. За большими зеркальными окнами
скользили и останавливались автомобили, бесшумно, как в кино. Тереза
видела, как около ушей Бернара перекатывались желваки, она знала, что это
сокращаются височные мышцы. Сразу же после первых глотков вина лицо у
Бернара побагровело: этому красивому малому, выросшему в деревне, уже
несколько недель не хватало простора, движений, от которых быстрее сгорает
в организме ежедневная порция пищи и спиртных напитков. Тереза не
чувствовала к нему ненависти, но как ей хотелось остаться одной, подумать
о своей муке, припомнить, где ей было особенно тяжко, ну, просто
почувствовать, что Бернара нет рядом с нею, что не нужно заставлять себя
есть, улыбаться, следить за выражением своего лица, стараться притушить
взгляд, а свободно предаться тайному отчаянию: твоя подруга бежала с
необитаемого острова, где она, как ты воображала, должна была томиться
возле тебя до конца жизни; она перебралась через бездну, отделяющую тебя
от других людей, соединилась с ними, словом, живет теперь на другой
планете... Да нет, какая уж там "другая планета"! Анна всегда принадлежала
к миру несложных натур. В дни их одиноких каникул Тереза подолгу
всматривалась в ее юное лицо, когда девочка спала, положив голову ей на
колени. Обманчивый облик! Подлинную Анну де ла Трав она никогда не знала -
ту Анну, которая теперь бегает на свидания к Жану Азеведо в заброшенную
охотничью хижину, затерявшуюся между Сен-Клером и Аржелузом.
жаль оставлять, когда дерут такие деньги. Может, тебе плохо от жары? Чего
доброго, в обморок упадешь? А может, тебя мутит? Уже?
о похождениях Анны (надо было упомянуть об Анне). Бернар ответил, что
теперь он вполне спокоен, раз Тереза взяла это дело в свои руки, и тогда
она спросила, а почему его родители противятся этому браку. Он решил, что
она смеется над ним, и попросил ее "не говорить парадоксов".
старика Азеведо - того самого, который отказался креститься.
португальских евреев, принадлежат к весьма родовитым семьям.
пастухи, тряслись от лихорадки среди своих болот.
евреи - одного поля ягоды... Да к тому же все эти Азеведо вырожденцы, все
насквозь туберкулезные, каждому это известно.
Бернара.
ты женился на мне, ты поинтересовался, от какой болезни скончалась моя
мама? Неужели ты полагаешь, что в твоем роду и в моем тоже нет ни
чахоточных, ни сифилитиков? Найдутся, друг мой, найдутся - да еще в таком
количестве, что можно заразить весь мир.
шутку, даже для того, чтобы подразнить меня, ты не должна касаться нашей
семьи.
показаться Терезе смешным. Но она все не сдавалась.
осторожностью. Они приходят в ужас от всем известных недугов, но
совершенно равнодушны к гораздо более многочисленным, но скрытым изъянам
души и тела. Ты вот употребляешь иногда выражение "секретные болезни",
верно? Самые опасные для потомства болезни как раз и остаются секретными;
в наших семьях о них никогда не думают, ведь наши родные прекрасно умеют
прикрывать, прятать семейную грязь; если б не слуги, никто бы ни о чем и
не подозревал. К счастью, существуют слуги...
пока ты выдохнешься. Со мной это еще полбеды - я же знаю, что ты шутишь.
Но у нас дома это не пройдет. Мы не любим шуточек, которые затрагивают
честь семьи.
видела перед собой клетку с бесчисленными живыми прутьями решетки -
клетку, где кругом уши и глаза. И там она, Тереза, сидит, скорчившись в
углу, обхватив руками колени, уткнувшись в них подбородком, и так и будет
сидеть, дожидаясь смерти.
отстраняла, отталкивала его.
в девять часов. Тереза приняла таблетку, но напрасно ждала она сна - сон
все не приходил. На мгновение она забылась в темноте, но тут Бернар,
пробормотав что-то невнятное, повернулся и она ощутила, как его большое и
горячее тело прижалось к ней; она оттолкнула его и, чтобы избавиться от
этих жарких прикосновений, вытянулась на самом краешке постели, но через
несколько минут он вновь перекатился к ней, словно его тело бодрствовало,
даже когда спало сознание, и даже во сне искало свою привычную добычу.
Резким толчком, от которого он, однако, не проснулся, она вновь отстранила
его... Ах, если бы отстранить его раз и навсегда! Сбросить с постели
куда-то в темноту.
перебрехивались в Аржелузе собаки, как пели наперебой петухи, и ни
малейшей прохлады не вливалось с улицы.
вглядывалась в человека, неподвижно лежавшего возле нее, - в молодого
мужчину, которому шел двадцать седьмой год; сбросив с себя легкое одеяло,
он спал так спокойно, что даже не слышно было его дыхания; взлохмаченные
волосы падали ему на лоб, еще гладкий, на виски без единой морщинки. Он
спал, этот безоружный и нагой Адам, спал глубоким и как будто вечным сном;
жена набросила одеяло на это неподвижное тело, поднялась с постели, нашла
письмо, которое она не дочитала, подвинулась ближе к лампе.
с ним без оглядки. Мы останавливаемся на краю, на самом краю "дозволенной
ласки" - останавливаемся по его воле, а не потому, что я сопротивляюсь,
вернее, это он сопротивляется, а я хотела бы перейти ту неведомую мне
последнюю черту, о которой он говорит, что одно уж приближение к ней -
несказанное блаженство; послушать его, так надо всегда оставаться по эту
ее сторону, он гордится тем, что умеет остановиться на наклонной
плоскости, тогда как другие удержаться уже не в силах и катятся вниз".
наклонилась над каменной пропастью, где в этот предрассветный час слышался
только стук колес ручной тележки. Обрывки бумаги, кружась в воздухе,
падали на балконы нижних этажей. Тереза вдохнула свежий запах зелени.
Откуда, из каких полей принес его ветер в эту асфальтовую пустыню? Тереза
представила себе, как упала бы она на мостовую, разбилась насмерть и
вокруг ее тела засуетились бы люди - полицейские и ночные бродяги... "Нет,
Тереза, у тебя слишком много воображения, ты не покончишь с собой". Да,
по-настоящему ей и не хотелось умереть, ее призывала неотложная задача, и
выполнить ее нужно было не из мести, не из ненависти, но для того, чтобы
проучить эту юную дурочку из Сен-Клера, поверившую в возможность счастья.
Пусть она узнает, так же как сама Тереза, что счастья на земле не
существует. Если у Терезы нет с Анной ничего общего, пусть общим для них
будет только это - тоска, отсутствие высокой цели, высокого долга, и пусть
ждет их только низменная, будничная обыденность и безутешное одиночество.
Уже заря осветила кровли. Тереза вновь вытянулась на своем ложе около
спящего мужа, но, лишь только она легла, он тотчас пододвинулся к ней.
заглядывать так далеко? Семья зовет ее на помощь, и надо действовать
сообразно требованиям семьи, так будет надежнее, по крайней мере не
собьешься с правильного пути. И Тереза соглашалась теперь с Бернаром,
когда он в сотый раз доказывал, что, если брак Анны с молодым Дегилемом
расстроится, это будет просто катастрофа. Дегилемы люди не их круга, у них
дед был пастухом... но ведь у них лучшие во всем краю сосновые леса; Анна
же, в конце концов, не так уж богата - от отца ей нечего ждать, кроме
виноградников в болотистой низине около Лангона, их чуть не каждый год
затопляет! Анне ни в коем случае не следует упускать такого жениха, как
Дегилем. От запаха шоколада Терезу за завтраком мутило, эта легкая тошнота
подтверждала другие признаки: беременна, уже! "Лучше сразу же завести
ребенка, - сказал Бернар, - потом можно будет и не думать об этом", и он
уважительно посмотрел на женщину, носившую во чреве своем его будущего
наследника, единственного владельца бесчисленных сосен.
5
который Прошла в воспоминаниях. Удастся ли ей довести Бернара хотя бы до
этого рубежа? Трудно надеяться, что он согласится проделать весь этот
извилистый путь таким медленным шагом, ведь ничего существенного она еще
не успела сказать. "Когда я вместе с ним дойду до того перевала, до
которого добралась, мне еще столько останется ему открыть". И она
задумывается над загадкой собственной своей души, она вопрошает ту молодую
замужнюю даму, чье благоразумие все так хвалили, когда она поселилась в
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Прозоров Александр
Лукин Евгений
Посняков Андрей