к удаляющимся шагам Сергея. Лестница была темная, и он на своем протезе
спускался очень медленно. Потом хлопнула входная дверь. По коридору прошла
соседка. Шура дождалась, пока она не скрылась в своей комнате, прошла на
кухню и там заплакала.
6
скинув рубашку, загорал на своей лужайке.
урывками, когда нечего было делать, да и то те книги, которые откуда-то
приносила Шура. Это были все старые, растрепанные, пахнувшие почему-то
мышами и пылью книги про любовь, которые Николай тут же забывал - он не
любил читать про любовь.
после кино в библиотеку, просмотрел газеты, увидел на полках книги и
попросил, чтоб ему дали что-нибудь интересное, только не про войну и не
про любовь.
дала ему "Всадник без головы". Он на следующий же день его вернул и
получил "Баскервильскую собаку", затем "Гиперболоид инженера Гарина". Эта
книга ему не понравилась - слишком уж выдуманная, и он попросил что-нибудь
попроще, без фантазии. Анна Пантелеймоновна улыбнулась и дала ему рассказы
Горького, Николай увлекся, потребовал еще.
Баку, он был первым заводилой, душой палаты. Под его руководством чуть ли
не ежедневно "пикировали" в город, пользуясь выходившим на улицу окном
физкультурного зала, ходили в театр и кино, по ночам долго сидели в
коридоре, развлекая дежурных сестер, или, запершись в палате, занимались
недозволенной игрой в карты. Здесь же было не то. Большинство находившихся
в госпитале были из местного гарнизона. К ним приходили жены, сестры,
знакомые. Устроившись где-нибудь на травке, они уничтожали принесенные ими
продукты и рассказывали, рассказывали без конца о своих болезнях. Николая
это раздражало. А может быть, он просто завидовал. К нему никто не
приходил, даже Сергей и тот исчез.
где-то обмундирование и предложили Николаю "спикировать" в город.
веселиться, и с завистью смотрел на своих товарищей, которые, подцепив в
кино каких-то барышень, просто и непринужденно болтали с ними, вызывая
поминутно вспышки хохота своими незамысловатыми анекдотами и фронтовыми
рассказами. Николай тоже пытался острить, но у него почему-то не
получалось. Одна из девушек сказала:
похоронили.
похоронил. На человека перестал быть похож. И из-за чего? Из-за какого-то
там Феди. А ну его..." И тут же, чтоб отвлечься от этих мрачных мыслей,
предложил после кино зайти посмотреть аттракцион "Петля смерти", мимо
которого они как раз проходили.
мотоциклах по вертикальной стенке, Николай оживился, стал тоже
рассказывать какие-то фронтовые эпизоды и вскоре даже почувствовал, что
молодым девушкам не так уж с ним скучно. Потом проводили девушек домой и
условились встретиться в ближайшую субботу.
следующий же день.
в одинаковых конвертах, со штампами военной цензуры.
красивым круглым почерком писал, что "солдаты и офицеры вверенного вам
подразделения" (из деликатности он писал, что рота вверена все еще ему,
Николаю, чем хотел подчеркнуть свою веру в его возвращение) по-прежнему
отлично выполняют задания командования, что противник все еще упорен, но
упорство это будет сломлено и день победы не за горами. В конце письма
Кадочкин перечислял, кто чем награжден, и сообщал, что Николая тоже
представили к ордену Отечественной войны первой степени за Люблин.
Николай сразу понял, что писалось оно Толей Семушкиным, новым комсоргом,
ротным поэтом, без конца снабжавшим дивизионную газету своими стихами,
которые никогда не печатались. Письмо кончалось следующими строфами:
тайно, хотя это знали все, влюбленной в своего командира роты.
все скучают о своем бывшем командире, что Польша и поляки Леле очень
нравятся, особенно польки, что на смену вишням ("помните, товарищ капитан,
Лущув под Люблином") пришли антоновки, что в роте есть теперь собственный
павлин, которого, раненным, подобрал санинструктор Павлищев, что сама Леля
теперь уже тетя - она получила письмо из дому, что у нее родился племянник
("не у меня, конечно, а у моей сестры Клавы"), а пятнадцатого была
годовщина части, и она выпила два стакана вина "и была совсем, совсем
пьяная". Письмо было на шести страницах, кончалось пожеланиями скорейшего
выздоровления и надеждой, что товарищ капитан не забыл своих лучших
друзей, которые часто-часто его вспоминают.
писали, как Леля бегала в штадив за конвертами (все три письма были не
обычные фронтовые треугольнички, а в настоящих, совсем как в мирное время,
конвертах), как Толя Семушкин, распластавшись на животе в кустах, сочинял
стихи, как долго искали и не могли найти, а потом находили наконец
где-нибудь храпящим вестового Лободу, чтоб поставил свою подпись, и он,
сопя и кряхтя, выводил ее аршинными буквами... Представил себе и павлина,
которого, наверное, возит Михеич поверх своих мешков, и вспомнил, как
Михеич после Одессы точно так же возил зачем-то козу, которая окотилась
потом тремя козлятами.
дней войны, когда он был еще в запасном полку, и, как это всегда бывает,
вспоминалось почему-то не страшное и тяжелое, связанное с войной, а
какие-то веселые, забавные случаи, все то хорошее и сближающее людей, что
встречалось ему за эти последние три года.
Тимошке, замполиту Кадочкину, Лободе, туда, где есть для тебя настоящее
дело, где ты чувствуешь себя нужным, что Николай решил сейчас же
поговорить с замполитом госпиталя о своей скорейшей выписке.
произвел на него хорошее впечатление: спокойный, немногословный, сам в
прошлом фронтовик. Договориться с ним, вероятно, будет нетрудно. А на
фронте в конце концов, если не в дивизии, то в штабе армии, всегда можно
найти работу - поверяющим или еще кем-нибудь, - работа всегда найдется.
день события.
7
"второй хирургии", он собирался уже свернуть налево, когда кто-то окликнул
его:
головой знаки, чтоб он подошел.
(она была строга, ее все боялись). - Приемные часы у нас только вечером,
вы так и скажите своим друзьям. С шести часов. А днем, когда процедуры,
чтоб не ходили. Там вас дожидаются.
какая-то с чемоданчиком.
она, наклонясь, что-то поправляла в туфле. Рядом на скамейке стоял
маленький спортивный чемоданчик; Николай сразу узнал его, - тот самый, в
котором он когда-то носил свои спортпринадлежности.
должна произойти, - в трамвае ли, на улице ли, но произойти должна, - и
заранее приготовил даже первую фразу. Он собирался начать первым, чтобы
задать тон всему разговору и сразу же дать понять Шуре, что он ко всему
относится абсолютно спокойно, что прошлое должно остаться прошлым,
искусственно восстанавливать его незачем, и пускай идет все так, как
Семенова Мария
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Соломатина Татьяна