черной, потом лилово-голубой стала розовой и чуть шероховатой, Вадим
спросил:
8
чистым, запахло травой, от луж на асфальте подымался легкий, прозрачный
пар. Кира Георгиевна вышла из ресторана, кивнув на прощанье милой
промокшей паре, - те весело помахали ей, чему-то опять рассмеявшись, - и
пошла вдоль Москвы-реки к Крымскому мосту.
прошлой ночью. Из-под моста вынырнула лодка, длинная-предлинная, и четверо
ребят в белых майках, мерно ударяя по воде веслами, вмиг угнали ее куда-то
вниз по течению.
напевать: "Все ясно, все ясно, все ясно..." И, подымаясь по лестнице к
себе на шестой этаж (лифт был на ремонте), повторяла все то же.
обязанность, так же как нарезание лимона и сыра тончайшими, прозрачными
ломтиками. Эти три домашних дела он, нужно сказать, делал с блеском. На
этот раз, кроме аккуратно расставленных солонок, перечниц и горчичниц, на
столе высилась длинная бутылка венгерского токая.
не зная чего, Кира Георгиевна.
приборов, потом так же загадочно удалился в свой кабинет и через минуту
вышел оттуда, держа нечто квадратное за спиной.
квадратное, что держал за спиной.
попросил - как только появится у них Сарьян, оставить мне. Ты же любишь
его.
солнечный этюд предгорий Алагеза с цветущими вокруг садами и отнесла его к
себе в комнату.
- как некстати..." Подымаясь сейчас по лестнице домой, она твердо решила
все рассказать Николаю Ивановичу. Тянуть нельзя. Надо говорить сразу и
прямо. "И вот, - думала она сейчас с досадой, - как раз сегодня день
рождения, Сарьян, торжество, до чего ж некстати..." И в то же время, как
часто бывает с людьми, когда надо предпринять какой-то трудный шаг и есть
предлог его отложить, Кира Георгиевна внутренне, не признаваясь самой
себе, обрадовалась этому предлогу.
воскресенье, поедем куда-нибудь за город и там обо всем поговорим..."
Почему говорить надо за городом, а не дома, было не совсем ясно. Но, так
или иначе, решение было принято, и Кира Георгиевна вернулась в столовую
приветливой и улыбающейся, как положено имениннице.
Иванович, тонкий знаток вин), и окрошка тоже, и любимое Килей
кисло-сладкое мясо, и вишневый кисель, и оба наперебой расхваливали Лушу,
которая по случаю торжества сидела тут же и сияла от счастья.
решив перенести в коридор - место изгнания - кем-то подаренную "Ночь в
Гурзуфе", слишком традиционную и обоим порядочно надоевшую.
неузнаваемому Манежу, и Кира Георгиевна восторгалась вкусом и умением
чехов.
все знакомые говорили, что его обязательно надо послушать. Этого, пожалуй,
не стоило делать. За обедом, в поисках места для Сарьяна и потом на
выставке Кира Георгиевна немного рассеялась, здесь же, на концерте, где
надо было молча сидеть и думать, слушая Баха и Генделя, она почувствовала
вдруг прилив жалости и нежности к Николаю Ивановичу. Вот сидит он рядышком
в своем сером костюме (на концерты он, страстный любитель музыки, всегда
ходил в этом костюме, в нем удобнее, ничто не стесняет), заслонив рукой
глаза, внимательно слушает, неслышно притопывая в такт музыке ногой
(привычка, от которой никак не мог отделаться), и так ему сейчас хорошо и
спокойно, и ничего-то он не знает, а завтра...
через неделю, через две тоже не узнал.
Мишка с каким-то рыжим долговязым приятелем, приехавшим на неделю из
Хабаровска, и надо было дать тому приют, потом несколько дней пришлось
повозиться со сдачей "Юности", потом не хотелось портить настроение
Николаю Ивановичу, который тоже заканчивал свой групповой портрет, потом
Вадим уехал в Киев...
реабилитационные дела, - все было как-то суетливо. Рано утром Вадим
уходил, возвращался поздно - кроме беготни по учреждениям, надо было
встречаться с людьми, получать какие-то характеристики, рекомендации.
Домой, иными словами, в мастерскую, где он ночевал, приходил около
двенадцати, а иногда и позже. Кира Георгиевна тоже много работала, тоже
уставала. Виделись мало, урывками.
рубил.
заняты, торопятся...
только Яреськи. И Псел. Тишину. Никогда там не был, но люблю.
оккупацию. Возвращаться в Киев после войны она не захотела: дом разрушен,
муж погиб во время бомбежки - зачем ей Киев?
карточку. Трудно узнать. Маленькая, сморщенная. Глаз не видно - карточка
дрянная. А глаза у нее чудесные. Я не в мать, я в отца... И вообще, я
считаю, надо тебе с ней познакомиться.
а то и больше, ему придется побегать по киевским учреждениям, выяснить все
насчет получения комнаты, потом он ей позвонит или телеграфирует, она
приедет в Киев (она ведь тоже бог знает сколько времени там не была), они
побродят по городу и поедут в Яреськи. Август там всегда чудесный, и
сентябрь тоже. Как раз яблоки будут, у мамы там небольшой садик. Будут
купаться в Пеле, есть яблоки, украинский борщ со сметаной, вареники с
творогом. Потом...
половину его мастерской и буду работать. А ты на киностудии, тоже найдется
кто-нибудь из старых друзей. Друзья решают все. Учти.
не изменилась за эти годы!"), но сам он смотрел на будущее далеко не так
оптимистично. Во-первых, он вовсе не уверен, что его примут на студию с
распростертыми объятиями. Сохранились ли там друзья - неизвестно, вернее,
никого уже нет. Образования специального у него тоже нет.
платят.
Оставлять их там, а самому наслаждаться киевским солнцем и теплом...
Георгиевна. - Вот и все. Важно иметь киевскую прописку. Будем снимать за
пятьсот рублей комнату. Можно даже не в городе, а где-нибудь в Буче или