Когда-то Антон был курсантом у него во взводе и понимали они тогда друг
друга неплохо. Именно Мухин, считая, что сержантами должны оставаться
студенты, сумел отчасти убедить в этом и ротного.
- Ладно, Мухин, - якобы сказал ротный, соглашаясь, - попробуем. Оставим
моего Царенко и твоего Байкалова. Пополам-на-пополам. Пусть уравновешивают
друг друга. - Нынче Серега Царенко держал равновесие в соседней камере.
Мухин проводил досмотр быстро и почти профессионально. Карманы, шапка,
сапоги.
- Почему шинель на батарее, Байкалов? - дежурный остановился, глядя, как
Антон наматывает портянки.
- Сохнет, товарищ капитан, - тут влажность высокая.
- Шинель наденьте, а если условия содержания вас не устраивают, пишите
жалобу.
Антон взял шинель. Коралов стремительно, словно могут его опередить, присел
у батареи и стал что-то искать за ней в пыли и мелкой паутине. Верно, он
решил, что там у Антона тайник, накрытый шинелью.
У двери нетерпеливо звякнул ключами выводной. Мухин направился к выходу.
Отряхивая руки, пошел за ним и Коралов.
- Когда к прокурору-то, младший сержант? - обернулся он в дверях. Антон
пожал плечами.
Не дождавшись ответа, Коралов грохнул дверью.
Надевая шинель, Антон почувствовал, насколько сильно он замерз. Надо же
было такое выдумать: "влажность высокая", когда мороз на дворе градусов под
двадцать. Еще он вспомнил огромного Коралова, роющегося в пыли, нащупал в
кармане книжку Хлебникова и вдруг задохнулся в нервном смехе.
Я не мог узнать того места, на которое вывела меня улица, хоть был здесь
всегда. Я не мог узнать самой улицы, оглядываясь в поиске недавних своих
следов.
Черные окна гибнущих зданий. Серые тела кариатид, стынущие в бесплодном
напряжении. Редкие деревья, ломаным пунктиром хpупких ветвей выводящие
ночной пейзаж за грань реального.
Я где-то сбился. Я не тот, кто вышел и не тот, кто должен был прийти. И
ждали здесь не меня.
Хоронясь в выстуженных склепах домов, глядят их обитатели мне в спину,
опасаясь посмотреть в лицо; отводят взгляд, когда я поднимаю свой
навстречу. Я пришел к ним случайно и стал здесь чужим. Не я виноват в этом,
но и их вины тут нет - я стал бы чужим всюду, где бы ни появился.
IX
Голоса за стеной стали громче и в них различил Антон интонации Царенко.
- Бучинский, - тихо позвал он часового. - Что там такое?
- Сигареты нашли у сержанта.
- А почему так громко?
- Отдавать не хочет.
"Узнаю Серегу", - подумал Антон.
Сергей Царенко в роте считался классным сержантом. Войска его боялись, да,
кстати сказать, опасались и офицеры. Ему прощалось многое и ротным, и
старшиной - знали, вернется сторицей. И возвращалось.
Как-то понадобился старшине кирпич. Немного - полтонны. Но срочно. Очень
срочно был нужен кирпич старшине и в разговоре он об этом обмолвился
младшему сержанту Царенко. Ночью тот поднял два взвода - свой и Антона.
Одел в подменку и вывел через дыру в заборе на ближайшую стройку. Той же
дырой могли они вернуться, и никто бы в части не узнал о ночном походе.
Возвращались строем через ворота, неся по пять-шесть кирпичей каждый, да
еще тележку, со стройки прихваченную, с верхом загрузили.
- С хозработ, - небрежно бросил Царенко в заспанные глаза дежурного по КПП.
Но и это было еще не все. На подходе к казарме встретился им ответственный
офицер - зам. командира по тылу подполковник Штадт.
- Взвод, смирр-а, - рявкнул Царенко на всю часть, - равнение направо, - и
два взвода в восторге перешли на строевой, самозабвенно вслушиваясь в
множащееся между стенами двух казарм ночное эхо. Тележка невинно
поскрипывала плохо смазанными колесами.
Наутро Штадт встретил ротного на КПП.
- Борисыч, - спросил он, улыбаясь солнцезащитными очками и пожимая тому
руку, - тебе уже доложили?
- О чем? - ротный почувствовал неладное, но в тоне Штадта не находил он ни
опасности, ни угрозы.
- О групповом самоходе твоих подчиненных.
Майор Бобров, командир второй роты, поставил портфель на свежевыметенный
асфальт центральной аллеи и попытался разглядеть в зеркальных стеклах очков
ласкового визави свое ближайшее будущее. Однако, отражался там лишь
невысокий плотный человек с апоплексическим румянцем и плохо скрытой
тревогой в глазах.
- Командир знает? - Бобров начал с главного.
- Знает подполковник Штадт, и этого достаточно, товарищ майор.
- Понял, товарищ полковник, - ротный решил толковать услышанное в худшем
для себя смысле. - Кто ходил? Кого поймали?
- Никого не поймали. А ходило человек пятьдесят, - тут Штадт сделал паузу,
ожидая, покуда майорский румянец приобретет оттенок свежеочищенной свеклы и
лишь насладившись сочным темно-красным колером, продолжил.- Принесли
кирпич. Килограммов восемьсот-девятьсот, думаю. А то и всю тонну.
- Старшина, бля! - догадался майор Бобров.
- Ну, это уж вы в роте выясняйте... А старшина твой, точно, просил у меня
кирпич накануне. Только не дал я ему, - Штадт развел руками, но ласковой
улыбки не убрал, - нет у меня кирпича.
- Так может подброшу я тебе килограммов триста?
Почему-то вопрос этот так понравился и без того откровенно резвившемуся
Штадту, что он залился по-детски счастливым смехом. Смеялся долго, а
отсмеявшись наконец, снял свои очки и сказал Боброву, вытирая слезу:
"Ладно, Борисыч, - пришлю машину к тебе и человечка. После развода.
Старшину твоего обижать не будем, оставим ему немножко. А ты дашь команду
сгрузить семьсот килограммов кирпичика. Вот так решим."
Так и решили. И ведь сошло все спокойно, что удивительно. Упустили этот
сюжет очаковские стукачи. Не доложили командиру. Прошляпили.
Им невероятно везло, Байкалову и Царенко, в начале сержантской карьеры.
Причина этому, если она существует, должна быть скрыта в моем прошлом, в
тех отпечатках с него, что называют воспоминаниями. Я храню их - тусклые
оттиски и здесь, быть может, основная моя ошибка. Они - наибольшая часть
того груза, что принес я с собой. Они затрудняют мой путь, потому что
направление его неверно, но они же требуют от меня движения, потому что
сложно было выбрать место худшее, чем то, где я сейчас.
Но если вдруг составится мнение, что прошлое мое противно мне, что рад я
Махров Алексей
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Посняков Андрей