долговязого. - Что, с утра уже залил зрение? Вот я Фогелю расскажу про
ваши дела. Ты куда лошадей дел из Ермаковичей?
винтовку на ремне вниз дулом за плечо. - Лошадей из Ермаковичей перегнали
в Шагомль еще когда, по распоряжению господина Климовича. А я обознался.
Здравствуйте...
Иванович. - Что это вы там, под мостом, засели?
угостите?
взлетел. Шпалы железнодорожные который делал. Большой пожар.
вожжи Сазон Иванович. - А то вот вы только пьете да мухлюете, а московские
агенты действуют: взрывают да палят. Вот так все и идет. Ну ты, Захаровна!
- прикрикнул он на лошадку и легонько огрел кнутом.
лошадка с галопа снова перешла на рысь.
Сазон Иванович. - Она мне вроде лекарства. По моему положению, если не
выпивать, никакой нервной системы не хватит. Ты гляди как. От населения
мне - позор: немецкий, мол, подхалим и прочее такое. Погоди, мол, если
Красная Армия возвернется, мы до тебя доберемся. От партизанов незнакомых
- постоянная угроза. Не дам бульбы, картошечков или еще чего, значит, вот
против тебя автомат - и очень скорое дело. От немцев - то же самое. Или
вот, как мы видели, петля на шею. А выпьешь - как-то все в иной окраске
получается. Правильно?
быть, вам прямо к партизанам податься?..
в партизаны я хоть завтра с дорогой бы душой подался. Чего мне терять? Мои
сыновья - все трое - в Красной Армии. Старуха моя еще под войну в Саратов
к дочери отъехала. Внучат нянчить. Путался я тут, откровенно говоря, с
одной бабенкой в прошлом году. Одним словом, имел неосторожность
спутаться. И бабенка была - беда какая въедливая...
двойное удовольствие - и от мимолетного воспоминания о Клавке и от того,
что Сазон Иванович беседует с ним не как с пацаненком, а доверительно, как
со взрослым мужчиной, которому уже известны все тонкости.
заметив, как опасливо она косится на кем-то брошенный на дорогу ветвистый
куст. - И ведь что она задумала? Она, эта Ганнуля, задумала вдруг
расписаться со мной. То есть полностью оформиться как моя супруга. А как
же я могу это позволить при живой-то законной жене? Бабенку пришлось
отпустить. Она за одного вдовца официально вышла замуж. И вот теперь
гляди. Немцы ожидают от меня верной службы - стало быть, подлости.
Партизаны же, напротив, требуют, чтобы я подлости не делал. И душа и
совесть моя этого не позволят. Значит, как же я могу долго продержаться на
своем немецком посту?
правда, вам лучше в партизаны пойти?
Казаков одно лишь утверждает: "Погоди! Погоди, говорит, еще хоть с
полгода. Ты нам больше нужен у немцев, чем у партизан". Видишь, какое
дело. И он сам, Казаков, иногда разной хитростью поддерживает-меня на моей
немецкой должности, о чем можно рассказать разве что после войны. Если я,
конечно, сохранюсь, во что уж не сильно верю...
И немцы ведь верят, что я их верный слуга... Перед самой войной, если ты
хочешь знать, время прошлое, брата моего родного, Степана, в Сибири
невинно сгубили. А брат у меня был лучше меня - партийный, настоящий, с
юных лет коммунист. И по профессии - военный врач. Вот немцы все учитывают
и считают, что из-за брата я должен быть теперь лютый враг Советской
власти...
Михась, когда телега поравнялась с развалинами элеватора. Здесь за
развалинами стояли высокие козлы, на которых поместилось толстое бревно.
Один мужик - наверху, на козлах, другой - внизу, у горы опилок, шаркали
продольной пилой. Нарезали доски.
шляпе.
Доброго здоровья, Федор Федорыч. Бог помощь...
проехали. - Десять лет, наверно, в лагерях где-то пробыл. И вот при немцах
вдруг объявился. Дом строит. Женился тут на днях на старости лет на
молодой красноармейке. Значит, тоже на что-то рассчитывает, располагает...
Сазона Ивановича о брате. И он только об этом думал. Наконец решился
спросить:
своих газетках, колют нам глаза: глядите, мол...
слушать фашистов и читать их газетки?
Сазон Иванович. - И эти газетки действуют против нас. Огорчают наш народ.
И мешают нам воевать, поскольку люди наши не все соображают, где правда, а
где вранье. Нет, Михась, подрастешь, тогда сам, если будет, конечно,
возможность, разберешься. Не стану тебе головушку забивать...
солому, достал бутыль и прямо из горлышка отхлебнул вишневки.
если ты еще не научился. И по важному делу едешь. А мне - ничего...
глаза Сазона Ивановича. - И война кончится, и наша победа будет, а вы
вдруг сопьетесь.
просто может случиться, что и сопьюсь. Но сперва дело сделаем... Так ты
что, стало быть, завтра обратно поедешь? За тобой заехать куда или как? Ты
скажи мне сейчас, чтобы я знал заранее...
Иванович, сосредоточивая внимание. - Если тебе будет нужна лошадь, ищи
меня на мельнице каждый день в два часа. Или тоже каждый день на базаре,
где были скобяные ряды. В девять часов утра. Домой ко мне не являйся...
Что будем перевозить?
засмеялся: - Молодец! И правильно - это походит на мыло. В сорок первом
году многие бабы у нас находили эту вещь в лесах и думали, что мыло.
Пробовали стирать, но пены не получается...
знает, за чем он едет. Неужели ему это сам Казаков сказал? Очень
странно...
первом году ее разбило снарядом. А недавно немцы восстановили.
черная фигура в длинной поповской рясе.
угодив в Михася. - По прежним временам - плохая примета. Дело может
испортить.
картуз.
Ты смотри, как вся жизнь кувырком пошла. Счетовод в попы подался. Ну
ничего. Все-таки он не очень еще настоящий поп. Может, примета и не
оправдается. Так что же, Михась, кругом тебя везти или здесь сойдешь? -
остановил лошаденку у развалин здания бывшего горсовета. - Тебе на
Коровинскую?
здесь сойду.
знаешь?
сообразил. Может, я правда через кладбище пойду.
Сазон Иванович. - Не сообразил, можно ли мне верить, раз я у немцев служу?
Я с тобой, вот гляди, откровенный до пупа, а ты - темнишь. Ты же к
Бугрееву идешь, к Василию Егорычу Бугрееву. Правильно я говорю?
на своей земле. А друг дружку опасаемся. И правильно! Не опасаться сейчас
нельзя. Ладно! Значит, с послезавтрего жду, где сказал. Будь здоров!
Березин Федор
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Андреев Николай