read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



ли это наслаждаться интуитивно? Не значит ли это открывать самую сущность
жизни и глубоко проникать в нее? Что остается от материального обладания?
Только идея. Судите же, как прекрасна должна быть жизнь человека, который,
будучи способен запечатлеть в своей мысли все реальности, переносит
источники счастья в свою душу и извлекает из них множество идеальных
наслаждений, очистив их от всей земной скверны. Мысль -- это ключ ко всем
сокровищницам, она одаряет вас всеми радостями скупца, но без его забот. И
вот я парил над миром, наслаждения мои всегда были радостями духовными. Мои
пиршества заключались в созерцании морей, народов, лесов, гор. Я все
созерцал, но спокойно, не зная усталости; я никогда ничего не желал, я
только ожидал. Я прогуливался по вселенной, как по собственному саду. То,
что люди зовут печалью, любовью, честолюбием, превратностями, огорчениями,
-- все это для меня лишь мысли, превращаемые мною в мечтания; вместо того
чтобы их ощущать, я их выражаю, я их истолковываю; вместо того чтобы
позволить им пожирать мою жизнь, я драматизирую их, я их развиваю; я
забавляюсь ими, как будто это романы, которые я читаю внутренним своим
зрением. Я никогда не утомляю своего организма и потому все еще отличаюсь
крепким здоровьем. Так как моя душа унаследовала все не растраченные мною
силы, то моя голова богаче моих складов. Вот где, -- сказал он, ударяя себя
по лбу, -- вот где настоящие миллионы! Я провожу свои дни восхитительно: мои
глаза умеют видеть былое; я воскрешаю целые страны, картины разных
местностей, виды океана, прекрасные образы истории. У меня есть воображаемый
сераль, где я обладаю всеми женщинами, которые мне не принадлежали. Часто я
снова вижу ваши войны, ваши революции и размышляю о них. О, как же
предпочесть лихорадочное, мимолетное восхищение каким-нибудь телом, более
или менее цветущим, формами, более или менее округлыми, как же предпочесть
крушение всех ваших обманчивых надежд -- высокой способности создавать
вселенную в своей душе; беспредельному наслаждению двигаться без опутывающих
уз времени, без помех пространства; наслаждению -- все объять, все видеть,
наклониться над краем мира, чтобы вопрошать другие сферы, чтобы внимать
богу? Здесь, -- громовым голосом воскликнул он, указывая на шагреневую кожу,
-- мочь и желать соединены! Вот они, ваши социальные идеи, ваши чрезмерные
желания, ваша невоздержность, ваши радости, которые убивают, ваши скорби,
которые заставляют жить слишком напряженной жизнью, -- ведь боль, может
быть, есть не что иное, как предельное наслаждение. Кто мог бы определить
границу, где сладострастие становится болью и где боль остается еще
сладострастием? Разве живейшие лучи мира идеального не ласкают взора, меж
тем как самый мягкий сумрак мира физического ранит его беспрестанно? Не от
знания ли рождается мудрость? И что есть безумие, как не безмерность желания
или же могущества?
-- Вот я и хочу жить, не зная меры! -- сказал незнакомец, хватая
шагреневую кожу.
-- Берегитесь, молодой человек! -- с невероятной живостью воскликнул
старик.
-- Я посвятил свою жизнь науке и мысли, но они не способны были даже
прокормить меня, -- отвечал незнакомец. -- Я не хочу быть обманутым ни
проповедью, достойной Сведенборга[*], ни вашим восточным
амулетом, ни милосердным вашим старанием удержать меня в этом мире, где
существование для меня более невозможно. Так вот, -- добавил он, судорожно
сжимая талисман в руке и глядя на старика, -- я хочу царственного,
роскошного пира, вакханалии, достойной века, в котором все, говорят,
усовершенствовано! Пусть мои собутыльники будут юны, остроумны и свободны от
предрассудков, веселы до сумасшествия! Пусть сменяются вина, одно другого
крепче, искрометнее, такие, от которых мы будем пьяны три дня! Пусть эта
ночь будет украшена пылкими женщинами! Хочу, чтоб исступленный разгул увлек
нас на колеснице, запряженной четверкой коней, за пределы мира и сбросил нас
на неведомых берегах! Пусть души восходят на небеса или же тонут в грязи, --
не знаю, возносятся ли они тогда или падают, мне это все равно. Итак, я
приказываю мрачной этой силе слить для меня все радости воедино. Да, мне
нужно заключить все наслаждения земли и неба в одно последнее объятие, а
затем умереть. Я желаю античных приапей после пьянства, песен, способных
пробудить мертвецов, долгих, бесконечно долгих поцелуев, чтобы звук их
пронесся над Парижем, как гул пожара, разбудил бы супругов и внушил бы им
жгучий пыл, возвращая молодость всем, даже семидесятилетним!
Тут в ушах молодого безумца, подобно адскому грохоту, раздался смех
старика и прервал его столь властно, что он умолк.
-- Вы думаете, -- сказал торговец, -- у меня сейчас расступятся
половицы, пропуская роскошно убранные столы и гостей с того света? Нет, нет,
безрассудный молодой человек. Вы заключили договор, этим все сказано. Теперь
все ваши желания будут исполняться в точности, но за счет вашей жизни. Круг
ваших дней, очерченный этой кожей, будет сжиматься соответственно силе и
числу ваших желаний, от самого незначительного до самого огромного. Брамин,
которому я обязан этим талисманом, объяснил мне некогда, что между судьбою и
желанием его владельца установится таинственная связь. Ваше первое желание
-- желание пошлое, я мог бы его удовлетворить, но позаботиться об этом я
предоставляю событиям вашего нового бытия. Ведь в конце концов вы хотели
умереть? Ну что ж, ваше самоубийство только отсрочено.
Удивленный, почти раздраженный тем, что этот странный старик с его
полуфилантропическими намерениями, ясно сказавшимися в этой последней
насмешке, продолжал глумиться над ним, незнакомец воскликнул:
-- Посмотрим, изменится ли моя судьба, пока я буду переходить
набережную! Но если вы не смеетесь над несчастным, то в отместку за столь
роковую услугу я желаю, чтобы вы влюбились в танцовщицу! Тогда вы поймете
радость разгула и, быть может, расточите все блага, которые вы столь
философически сберегали.
Он вышел, так и не услыхав тяжкого вздоха старика, миновал все залы и
спустился по лестнице в сопровождении толстощекого приказчика, который
тщетно пытался посветить ему: незнакомец бежал стремительно, словно вор,
застигнутый на месте преступления. Ослепленный каким-то бредом, он даже не
заметил невероятной податливости шагреневой кожи, которая стала мягкой, как
перчатка, свернулась в его яростно сжимавшихся пальцах и легко поместилась в
кармане фрака, куда он сунул ее почти машинально. Выбежав на улицу, он
столкнулся с тремя молодыми людьми, которые шли рука об руку.
-- Скотина!
-- Дурак!
Таковы были изысканные приветствия, коими они обменялись.
-- О! Да это Рафаэль!
-- Здорово! А мы тебя искали.
-- Как, это вы?
Три эти дружественные фразы последовали за бранью, как только свет
фонаря, раскачиваемого ветром, упал на изумленные лица молодых людей.
-- Милый друг, -- сказал Рафаэлю молодой человек, которого он едва не
сбил с ног, -- ты пойдешь с нами.
-- Куда и зачем?
-- Ладно, иди, дорогой я тебе расскажу.
Как ни отбивался Рафаэль, друзья его окружили, подхватили под руки и,
втиснув его в веселую свою шеренгу, повлекли к мосту Искусств.
-- Дорогой мой, -- продолжал его приятель, -- мы целую неделю тебя
разыскиваем. В твоей почтенной гостинице "Сен-Кантен", на которой, кстати
сказать, красуется все та же неизменная вывеска, выведенная красными и
черными буквами, что и во времена Жан-Жака Руссо, твоя Леонарда[*] сказала нам, что ты уехал за город. Между тем, право же, мы
не были похожи на людей, пришедших по денежным делам, -- судебных приставов,
заимодавцев, понятых и тому подобное. Ну, так вот! Растиньяк видел тебя
вчера вечером в Итальянской опере, мы приободрились и из самолюбия решили
непременно установить, не провел ли ты ночь где-нибудь на дереве в
Елисейских полях, или не отправился ли в ночлежку, где нищие, заплатив два
су, спят, прислонившись к натянутым веревкам, или, может быть, тебе повезло,
и ты расположился на биваке в каком-нибудь будуаре. Мы тебя нигде не
встретили -- ни в списках заключенных в тюрьме Сент-Пелажи, ни среди
арестантов Ла-Форс! Подвергнув научному исследованию министерства, Оперу,
дома призрения, кофейни, библиотеки, префектуру, бюро журналистов,
рестораны, театральные фойе -- словом, все имеющиеся в Париже места, хорошие
и дурные, мы оплакивали потерю человека, достаточно одаренного, чтобы с
равным основанием оказаться при дворе или в тюрьме. Мы уже поговаривали, не
канонизировать ли тебя в качестве героя Июльской революции! И, честное
слово, мы сожалели о тебе.
Не слушая своих друзей, Рафаэль шел по мосту Искусств и смотрел на
Сену, в бурлящих волнах которой отражались огни Парижа. Над этой рекой, куда
еще так недавно хотел он броситься, исполнялись предсказания старика -- час
его смерти по воле рока был отсрочен.
-- И мы действительно сожалели о тебе, -- продолжал говорить приятель
Рафаэля. -- Речь идет об одной комбинации, в которую мы включили тебя как
человека выдающегося, то есть такого, который умеет не считаться ни с чем.
Фокус, состоящий в том, что конституционный орех исчезает из-под
королевского кубка, проделывается нынче, милый друг, с большей
торжественностью, чем когда бы то ни было. Позорная монархия, свергнутая
народным героизмом, была особой дурного поведения, с которой можно было
посмеяться и попировать, но супруга, именующая себя Родиной, сварлива и
добродетельна: хочешь, не хочешь, принимай размеренные ее ласки. Ведь ты
знаешь, власть перешла из Тюильри к журналистам, а бюджет переехал в другой
квартал -- из Сен-Жерменского предместья на Шоссе д'Антен[*]. Но вот чего ты, может быть, не знаешь: правительство, то
есть банкирская и адвокатская аристократия, сделавшая родину своей
специальностью, как некогда священники -- монархию, почувствовало
необходимость дурачить добрый французский народ новыми словами и старыми
идеями, по образцу философов всех школ и ловкачей всех времен. Словом, речь
идет о том, чтобы внедрять взгляды королевски-национальные, доказывать, что
люди становятся гораздо счастливее, когда платят миллиард двести миллионов и
тридцать три сантима родине, имеющей своими представителями господ таких-то
я таких-то, чем тогда, когда платят они миллиард сто миллионов и девять
сантимов королю, который вместо мы говорит я. Словом, основывается газета,



Страницы: 1 2 3 4 5 6 [ 7 ] 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.